— Ну, давай, сволочь! — крикнул я как можно громче, срывая горло. — Завалить меня думаешь⁈ Да я тебя в фарш пущу, скотина!

Самая простая провокация сработала удивительно эффективно. Полицейский высунулся из-за дерева и, не целясь, запулил два заряда дроби куда-то в мою сторону. Попасть ему не удалось, но промедление для перезарядки позволило действовать Семёну. Он змеёй прополз между деревьев и худых кустов, зайдя с фланга стрелка, пока тот перезаряжался.

Казак встал на колено и выстрелил. Момента попадания я не увидел, но вот заваливавшееся на бок тело полицейского не увидеть было сложно. У него буквально не было руки — двумя близкими выстрелами картечь просто обрубила конечность чуть ниже плеча, и теперь служитель порядка верещал что-то нечленораздельное. Возможности спасти его не было — оставалось только закончить его страдания, и я подбежал к лежащему телу, целясь в голову раненого. Тяжёлая пуля просто взорвала его голову, разбрызгав содержимое черепной коробки по окрестностям.

Не успел я перевести дух после столкновения, как в стороне прозвучали многочисленные выстрелы. Это были не тяжёлые уханья ружей, не хлёст винтовок. Звуки больше напоминали пистолетные хлопки, никак не вяжущиеся с вооружением нашей группы. Сами звуки уже приносили непонимание, и что-то подсказывало, что нам нужно быть как можно дальше от этого места.

— Уходим! — крикнул Семён, подхватывая ружьё погибшего полицейского и срывая с него патронташ.

Мы побежали в сторону выхода из леса. Неизвестно откуда появилось столько свободной энергии, но бежали мы как спринтеры, несмотря на снег, достигающий середины голени. Пот струился по телу рекой, в глазах начали расцветать тёмные цветы, и захотелось просто рухнуть в холодный снег, но вот Семён, несущийся вперёд, не позволял даже думать об отдыхе.

— Стой, княже!

Перед нами оказалась тёмная фигура с поднятыми руками. Ружьё висело у него за спиной, а в ладони был зажат револьвер. Человек был весь в крови, но стоял как каменное изваяние, находясь под прицелом Семёна. Далеко не сразу я признал в нём человека.

— Револьвер на землю! — рявкнул телохранитель.

— Не стреляйте, князь! — в ответ крикнул незнакомец, отпуская револьвер. — Тебе бежать надобно. В деревне ещё отряд ждёт. Я тебя другой тропой выведу.

Мы с Семёном переглянулись. Наличие револьвера вполне объясняло странные приглушённые выстрелы, от которых мы бежали, да и лесник, когда мы разделывали добытого кабана, не был настолько залитым кровью, тогда как сейчас выглядел так, будто искупался в кровяном бассейне.

— И какого чёрта я тебе верить должен?

— Ну, если в гузне чешется, то можешь проверить сходить, — Виктор махнул в сторону. — Там на полянке дядька твой с пробитой головой лежит. Только пока ходить будешь, то сюда ещё отряд по твою голову успеет припереться и нашпигуют тебя свинцом, что секача твоего. — Лесник закашлялся. — Либо давай дурку гнать не будем, ваша светлость, и рвать когти отсюда будем, а жмуриков оставим гнить здесь. Выбирайте, ваша светлость.

Никогда не думал, что буду выступать в качестве беглеца, но делать было нечего — судьба распорядилась моей жизнью иначе. Темнота постепенно опустилась на лес внезапно, как тяжёлый занавес. Я шёл по лесу, спотыкаясь о корни, чувствовал, как кровь понемногу сочится из царапины на щеке — где-то в спешке я задел лицом сухую ветку. Рядом, тяжело дыша, шагал Семён — его мощная фигура, обычно уверенная и даже наглая, сейчас сгибалась под тяжестью ранения в плечо. Мы бежали по снегу уже несколько часов, петляя одними только известными охотнику крюками и тропами, с того момента, как в лесу образовалось на несколько трупов больше. Иногда меня преследовало чувство, что мы ходим кругами — все сугробы, все ёлки, кусты, следы смешались в одну картину. К тому же, усталость делала меня только злее и злее, но останавливаться было нельзя. Я был практически полностью уверен, что если мы остановимся хотя бы на мгновение, то нас настигнут и уже тогда накажут по всей строгости закона, а быть может, что и постреляют как собак нерезаных.

В один момент лесничий приказал нам не двигаться и оставаться на месте, а сам удалился в темноту. Весь он был какой-то взъерошенный, неспокойный, а длинная борода превратилась в один сплошной колтун от ледяного пота. Я с большим удовольствием присел на снег, предварительно распинав снег по углам. Приятного в сидении на холодной земле было маловато, но физически было важно просто отдохнуть. В противном случае в моменте я бы просто выплюнул лёгкие, а ноги вовсе перестали бы работать.

Виктор появился бесшумно, как тень. Его худощавая фигура вынырнула из темноты так внезапно, что Семён едва не выпалил в его лицо дуплетом из ружья. Правда, потом он замолчал и одними губами явно послал этого человека всеми бранными словами, которые только знал.

— Тихо! — прошептал лесник, прижимая палец к губам. — За нами идут шестеро. С двумя собаками. Поднимайтесь быстрее и двигаемся быстрее.

Сердце сжалось от страха в мелкий комок. С каждой минутой убегать становилось всё сложнее. Одежда уже не спасала от холода, пальцы промёрзли до основания, усы и борода давно превратились в сплошные волосатые ледышки. Даже оружие я уже не поднимал — настолько ослабло тело. Теперь же придётся бежать не просто от людей, которые могут ошибаться, потеряться, просто пройти мимо следа по невнимательности, а от собак. Животные эти были известны не только своим феноменальным нюхом, но и поразительной способностью убивать людей.

Он повёл нас по тропе, известной только ему — через бурелом, где следы терялись среди поваленных мощным ветром старых стволов, вдоль промёрзшего насквозь ручья, по крутым склонам, цепляться за которые было сложно. Я, стиснув зубы, превозмогал боль в спине, которую всё же успела вскользь затронуть дробь. Каждый шаг отдавался огнём вдоль позвоночника, но остановка означала скорую погибель.

Деревня Горелово появилась неожиданно — несколько старых деревянных изб, притулившихся у лесной опушки. Виктор указал на крайний дом — вполне добротную избу с крепким забором и очищенной от снега площадкой перед самим жилищем.

— Здесь Марфа живёт — сестра моя, — прошептал лесник, аккуратно открывая калитку. — Она никому не откажет, никого не подведёт.

Дверь отворилась ещё до того момента, как в неё постучались. На пороге стояла молодая девушка лет двадцати, в простом домотканом платье и спрятанными под платком волосами. В руках она держала свечу, свет которой дрожал на бледном лице.

— Марфа, — коротко представил Виктор, показав ладонью в сторону девушки и проталкивая нас внутрь жилища.

Девушка вопросов не задавала и просто пропустила нас внутрь. Её быстрые, ловкие руки расстилали на лавках чистую простынь для Семёна, когда я попытался что-то объяснить.

— Сначала перевязка, — произнесла девушка неожиданно твёрдо, и в этом голосе прозвучала сталь, неожиданно сильно напоминавшая мне почившую ныне Анну.

Изба оказалась удивительно уютной — запах сушёных трав смешивался с ароматом свежеиспечённого пшеничного хлеба. На стене висели искусно произведённые деревянные ложки и глиняные кувшины, а в красном углу стояла аккуратная икона с выцветшим ликом. Марфа работала молча — кипятила воду, толкла в ступке какие-то сушёные травы с летнего сбора, после чего наложила повязку на мою пораненную спину.

Руки у девушки были мягкими и умелыми. Она явно умела работать и далеко не в первый раз лечила людей. Поэтому я едва не уснул, когда она обработала спину какой-то пахучей мазью. Единственное, что меня удерживало на этой стороне от царства Морфея, так это бурчание Семёна, который спокойно разместился на полу возле тёплой печки и вытянул ноги, стараясь хоть немного просушить промокшую одежду.

Ко сну разместиться пришлось на застеленных лавках. Впрочем, за целые сутки передвижения мы потратили столько сил, что готовы были выключиться просто на холодном полу, без подушек и всяческого комфорта. Спали с большим удовольствием, похрапывая и даже особенно не поворачиваясь.