Я сделал паузу, давая ему обдумать сказанное.

— Сила, Александр Васильевич, не в пергаменте с родословной и не в праве по крови, которое так легко оспорить ядом или удавкой. Сила — в непреклонной воле! В способности подчинить себя и других единой великой цели. В умении повести за собой народ, дать ему то, чего он жаждет — справедливость, порядок, землю и свободу! Коли ты можешь это — за тобой пойдут. А не можешь — никакая «законность» не спасет. Свергнут, убьют и забудут. А еще и проклянут в веках. Как Лжедмитрия.

Я видел, что генерал напряженно слушает. Как в острых глазах мелькает работа мысли. Он не спорил. Он думал. Этот старый вояка, привыкший к дисциплине и присяге, сейчас столкнулся с иной логикой — логикой силы, воли и народной стихии. И эта логика, похоже, находила в нем какой-то отклик. Он ведь и сам был человек воли, ломавший уставы и побеждавший вопреки всему.

— Хммм… Признаюсь, не так вас себе представлял… Образованы, логичны… Любопытные рассуждения, — наконец медленно произнес Суворов. — Весьма любопытные… Допустим… Допустим, вы правы в своей… философии. Но тогда позвольте вопрос чисто военный. Отчего же вы, взяв Москву, где, по слухам, сопротивления почти и не было, не двинулись немедля на Петербург? Ведь основные силы, как вы верно заметили, были разбиты под Павлово, а армия Румянцева еще далеко на юге. Столица была почти беззащитна. Удар по сердцу — и война могла бы закончиться. Куда же вдруг пропала ваша воля? Почему не кинули полки на Санкт-Петербург?

Он смотрел пытливо, ожидая ответа. Проверял меня уже не как самозванца, а как полководца.

Я усмехнулся его проницательности.

— Эх, Александр Васильевич, легко сказать — на Петербург! Вы карту России давно смотрели? Да одна Московская губерния обширнее иных королевств европейских будет! Думаете, взяв Москву, я тут же стал полным хозяином этой земли? Как бы не так!

Я обвел рукой окрестности.

— Москва — это лишь центр паутины. А нити ее тянутся во все стороны. И далеко не все эти нити в моих руках. Гарнизоны по некоторым городам еще верны Екатерине. Дворянство по уездам затаилось, ждет, чья возьмет. Связи нет, дороги разбиты, гражданское управление парализовано или вовсе мне враждебно. Войско мое, хоть и победоносное, но по большей части — вчерашние мужики, им еще учиться и учиться воевать по-настоящему. Дисциплина хромает, порядка нет. Треть войск я разослал по городам порядок наводить да к присяге приводить. Так что помимо воли еще и мозги надо иметь.

Я тяжело вздохнул. Подвисшая ситуация с Питером меня и самого нервировала.

— Наводить порядок в таком огромном крае — дело не одного дня и даже не одного месяца. Он далеко. Оставить Москву, едва занятую, оголить тылы и броситься через леса и болота на север на град Петра? А кто мне даст гарантию, что вслед не ударят? Я уже получал такой удар в спину под Казанью, когда дворянство опомнилось и собрало силы. Еле отбился. Второй раз наступать на те же грабли — увольте.

Я посмотрел Суворову прямо в глаза.

— Нет, Александр Васильевич. Сначала нужно здесь, в сердце России, крепко на ноги встать. Власть утвердить не только силой, но и порядком. Армию доукомплектовать, обучить, дисциплину наладить. Тылы обезопасить. Чтобы ни одна мышь не пискнула без моего ведома от Смоленска до Тюмени. Вот тогда, собравшись с силами, можно и на Петербург посмотреть. А пока — пусть сидит Екатерина в своей каменной коробке на болоте. Время работает на меня.

Суворов слушал внимательно, не перебивая. Кивал каким-то своим мыслям. Возможно, соглашался с моей военной логикой. Возможно, искал слабые места. Но было видно, что ответ его удовлетворил больше, чем мои рассуждения о легитимности.

— Разумно, — коротко бросил он наконец. — Весьма разумно с точки зрения стратегии.

В его голосе уже не было прежней явной иронии. Скорее — задумчивость и оценка. Он продолжал меня изучать.

— Что ж, Ваше Величество… или как вас именовать угодно… Коли вы меня не казните на месте, как бунтовщика или пособника вашей супруги, то что намерены со мной делать? В кандалы и в яму? Или позволите наблюдать за вашими… экспериментами?

Он снова чуть улыбнулся своей сухой, пергаментной улыбкой.

Я тоже улыбнулся.

— Казнить вас? Боже упаси! Такими генералами не разбрасываются. Да и негоже победителя Царьграда на плаху вести. Народ не поймет. А вот понаблюдать — это всегда пожалуйста. Мне такие умные головы, как ваша, Александр Васильевич, весьма пригодятся. Может, и совет дадите дельный со временем. Отправитесь со мной в Москву. В почете и уважении. Под присмотром, разумеется. Но, думаю, вам не привыкать к некоторым ограничениям свободы.

Я протянул ему руку.

— Полагаю, нам будет о чем поговорить, генерал.

Суворов на мгновение задержал взгляд на моей руке, затем на моем лице. Поколебался секунду и крепко пожал ее своей сухой, но сильной ладонью.

— Полагаю, Ваше Величество, вы правы. Поговорить нам будет о чем.

Я собрался покинуть возок, но генерал руку мою не отпустил.

— Вы же через Каширские броды собирается возвращаться? У меня есть частная просьба, — сказал он, дождавшись от меня утвердительного кивка. — Хотел бы повидать отставного капитана Болотова. Он проживает неподалеку от тракта, в Киясовской волости Серпуховского уезда. Управляющий.

— Болотов? Андрей Тимофеевич? Агроном?

— Тот самый. Только не агроном, как вы выразились, а член Вольного экономического общества, знатный садовод и толковый эконом.

С представителями экономического общества я уже общался в Казани. Разговор был плодотворный, но с тех пор новостей от них не было.

— Какая удача! Я хотел с ним встретиться и обстоятельно многое обсудить. Сейчас у меня нету времени задерживаться в уезде. Поэтому поступим так: после осмотра укреплений за Окой, заедем в Киясово и заберем с собой вашего друга. В дороге наговоритесь.

Так и сделали. Но, если с осмотром редутов все протекало штатно и без эксцессов, то с Болотовым вышла незадача. Этот энергичный, рано полысевший небогатый дворянин татарских кровей, с умным лицом ученого и почему-то бегающими глазами, категорически отказывался следовать с нами в Москву.

— Как же я брошу труды свои? — повторял он в который уж раз.

— Полноте, капитан. Ничего с вами решительно не случится, — решил вмешаться Суворов, заметив, что я закипаю из-за задержки.

— Александр Васильевич! Вам не уничтожить нерешимость мою, не рассеять сумнительства в пользе сего предприятия…

Видно было невооруженным глазом: наше появление его встревожило. Я предполагал, что в вверенном ему императорском имении могли скрываться аристократы из Москвы или персоны рангом пониже.

— Не приказать ли мне обыскать имение?

Болотов растерянно замолчал. Взгляд его заметался.

— Мне неприятно начинать наше знакомство с насилия, но поберегите и вы мое время. Короткая поездка в Москву, быть может, обернется вам в пользу.

— Коль Всевышнему угодно подвернуть меня испытанию, так тому и быть.

Он вздохнул и пошел собираться.

— Зря вы так с ним, — укорил меня Суворов.

— Я не золотой червонец, чтобы всем нравиться. Если Болотов человек дела — а он именно таков, насколько я знаю — мы так или иначе договоримся.

В «Егупьевском кружале», что издавна стоял на Мясницкой, по дневному времени было малолюдно. Заведение было чистое, а потому забулдыг, потерявших ход времени, тут обычно не бывало. А чистая публика в эти неспокойные времена старалась без нужды по городу не расхаживать, хотя почему-то именно сегодня на улицах было до крайности многолюдно. В чем причина — в неотложная необходимости или в любопытстве?

Сидевший у окна Василий Иванович Баженов руководствовался одновременно обоим импульсами. Еще вчера он получил письменное предписание явиться после завтрашнего полудня в Кремлевский дворец. А любопытство его подогревалось указанной в послании целью визита. Намечалось большое совещание по устроению Москвы.