— Присаживайся. — гостеприимно махнул Даян, спихнув уже бездыханное тело на землю, чтоб было больше места, — Ты любишь черных магов? — и столь дико нелепый и абсурдный вопрос даже затмил возмущение о том, что нельзя просто брать и швырять мертвых на землю, чтоб сидеть удобнее было.

— Нет. — скривился Кифен, припомнив последнего чернокнижника, с которым сталкивался.

— Тогда может ты сам черный маг? — уточнил Даян с насмешкой.

— Это невозможно. — бросил попаданец и зажег в руке маленький огонек из светлой магии.

— Ага, значит, причин для сочувствия иметься не должно. — кивнул Даян. Степану ничего понятней от этого неоднозначного диалога не стало.

Чернокнижники и зараженные черной магией — две совершенно разные категории, и вторые тут как минимум не при делах и ни в чем не виноваты. А вырезают их, судя по всему, столь же безжалостно, как и обычных черных магов.

— А как же клятва Гиппократа? — хмуро спросил Степан. Как может лекарь столь просто убить пациента?

— Гиппо-что? — недоуменно отозвался лекарь, — Впрочем, без разницы. — махнул рукой, подзывая свободного практиканта, чтоб унес тело, — Ты знаешь, какие последствия имеет загрязнение маны? Или может, представляешь, что за собой влечет заражение черной магией? — попаданец отрицательно мотнул головой, в этой теме он был не особо сведущ. Впрочем, и отвечать, расписывая, чем ему соприкосновение с магией чернокнижника аукнулось, тоже смысла не видел.

Тело мертвого подняли и унесли, Даян проследил за взглядом Эринара и тихо цокнул. Встречаются же такие нежные, тьфу!

— Услуги обычного лекаря стоят немало, не каждый простолюдин может себе позволить. — начал Даян, пожевав губы, — Несколько лет назад по стране путешествовали лекари, они на пару месяцев останавливались в селениях и городах и лечили почти за бесценок, даже травники больше брали. Как ты знаешь, обычная магия тоже может использоваться для целительства. В темной я разбираюсь плохо, но главные сказали, что те кочующие лекари вливали черную магию в тела больных. У чернокнижников нет способности исцелять, чтоб ты знал, но их сила очень хитра и коварна, и способна ускорять регенерацию или замедлять некоторые процессы. Так что заподозрили их не сразу, эта информация и сейчас не освещается в обществе. Но черную магию извлечь из тела уже нельзя.

— Разве нет ни одного способа? Какое-нибудь там освящение, ритуал очищения? — спросил Степан. Даян недовольно поджал губы и понял, что говорит с дураком.

— Если б способ существовал, то нам бы не было велено избавляться от всех зараженных. — сцедил лекарь раздраженно, — Если у кого-то обнаружат черную ману, то либо зараженного будут пытать, подозревая в чернокнижестве, а после казнят либо забьют камнями, прежде чем стража успеет его арестовать. — мда, а выбор-то невелик. Повезло же Степану, что прошлого хозяина тела никакой черный маг не заразил, иначе б точно трепыхалось его бренное тело сейчас где-нибудь на воротах герцогского поместья.

— Разве простые носители опасны? — произнес попаданец, — Слышал, черные маги так и не смогли превратить человека в монстра, поэтому какой тогда смысл?

— Когда в разумном темная мана, его тело, фактически, ему не принадлежит. Чернокнижник может видеть и слышать все, что видит и слышит носитель его маны, может управлять им на расстоянии, деформировать личность и в любой момент взять под свой полный контроль. Существует довольно много способов, которыми чернокнижники используют заражённых. Взять, к примеру, подмену. Если заражённый носит в себе черную магию более десяти лет, то чернокнижник может без труда убить его одной лишь мыслью, а после создать существо с абсолютно такой же внешностью, с тем же голосом, жестами, привычками, и делить с ним сознание. На языке переселенцев, это типа… магический клон, но с промытыми мозгами.

— Маги же могут просто промыть мозги зараженному, зачем им поделки? — напрягся Степан. Когда герцога Касара убили, все сопровождающие, которые осматривали с ним территории, вернулись целыми и невредимыми. Тогда является ли хоть один из тех старейшин собой или их уже подменили? И скольких в клане уже могли так незаметно убрать?

— Все просто. Невозможно извлечь черную магию из тела, но даже присутствие священника или обладателя светлой магии способно снять контроль. Все хотят иметь твердую уверенность, что ситуация всегда под контролем. Поэтому, если тебе снова попадется зараженный, окажи ему милость, убей быстро и безболезненно. — Даян взял руку Степана, вложил три маленьких склянки с ядом, и ушел.

Попаданцу казалось, что три маленькие стекляшки прожгли ладонь этим пугающим мрачным голодом, зловонием несправедливости и безвыходности. Потому как Даян прав — для зараженных легкая смерть лучший выход.

Степан хотел было трагично откинуться назад и полежать так минуту, чтоб постороннее мысли из головы выветрились, но койка была узкой, а вампир — довольно рослым, то бишь длинным, и потому попросту то ли свалился, то ли чрезмерно быстро сполз в проход между койками, ударившись головой о землю.

Все постороннее и горько-противная реальность сразу отошли на второй план, да он чуть язык себе не откусил! Нет, как он вообще мог столь беспечно себя вести? Ещё и чуть яд не разбил!

Закинул чудом уцелевшие склянки в пространственное хранилище и встал, отряхивая одежду.

Прицокнул, проверяя, как сильно повредил язык, и сплюнул кровь. Доигрался, блин.

Да уж, где ещё негласное правило «Цена = Качество» столь сильно играет роль?

— Эй, ты совсем дурак? — раздраженно донеслось справа. Степан вытер кровь с уголков рта и оглянулся, какой-то незнакомый лекарь прожигал его разгневанным взглядом, — Ты в больнице, а не на детской площадке! Ещё раз подобное увижу, доложу Ракхаму!

— Извините. — сказал Степан и быстро ретировался с места позора. Да, как раз пора нового пациента выбирать.

Уже на улице чуть выдохнул. Новые лица в лазарете появлялись не столь часто, да и слова про детскую площадку… Неужто, наконец, прибыли врачи-попаданцы, которых выкупил клан?

Первой мыслью было развернуться и снова найти того лекаря, ляпнуть что-нибудь, только попаданцам понятное, типа: «Скажите, а что лучше брать? Механику или автомат?».

Второй — что он, в отличие от них, не врач по образованию, и к этой маленькой несостыковочке тут же появится ряд вопросов. Например, какого он тогда вообще тут забыл.

И эта мыслецепочка непременно приведет к правде — вампир-попаданец, хм, и кто же это может быть, если такой — всего один на весь мир?

А потом… хм, а что потом? Ну узнают они, что он тот самый Кифен Вальдернеский, прославившийся резней в Априоше и ещё несколькими мелкими злодеяниями, ну скажут, мол, в семье не без урода, а дальше? Не станут же попаданцы своего сдавать каким-нибудь там… черным магам, верно?

Ничего ужаснее в голову не приходило. Но чутье подсказывало, что лучше бы ему молчать. И у тонких стен шатра есть уши.

Степану идея притворяться местным перед попаданцами казалась заведомо провальной — предположим, завяжется диалог, и в процессе какое-нибудь слово да вылетит, типа «кетчуп» или «автобус». И вряд ли каждый раз выйдет отбиваться чем-то вроде: «Ой, знаете, я давно вожу дружбу с одним попаданцем! Вот и понабрался всякого, поэтому хорошо стихи классиков ваших знаю, в автомобилях разбираюсь и в каком магазине шоколадки всегда дешевле продают. Нет-нет, наш закрытый клан не стал для этого помехой, я хожу где хочу!».

Где-нибудь да проколется!

Но в этих мучительных раздумьях Степан упускал одну важную деталь — иномирные слова особенными были только для местных, и только местные могли что-то не понять или, напротив, понять. Например, что перед ними переселенец.

А для попаданцев, особенно свежих — относительно недавно сюда попавших, ничего странного или инородного в его словах нет. Однако и риск случайно заболтаться на исключительно иномирную тему — ужасно высок.

Поэтому вампир решил, что первое впечатление — крайне полезная вещь. Будет и дальше перед попаданцами разыгрывать недалекого дурочка-практиканта.