Вампир с трудом сел, прислонившись к дереву, раскрыл маскирующий купол и сплел исцеляющее заклинание. Посидит минут десять и пойдет.

Развернул карту и сердито нахмурился, странно, на этом месте раньше был высокий пригорок, это карта ошиблась или местные постарались, чтоб хорошее обзорное место исчезло?

Что-то внутри противно подсказывало, что местные могли специально целый холм снести, чтоб вокруг селения осталась лишь открытая местность. И высокая смотровая башня только подтверждала неприятные догадки.

Степан хлопнул себя по ребрам, уже почти не больно, можно идти. Натянул капюшон посильнее, пряча алые глаза, и вышел из пролеска. На окраине было тихо, почти все жители на другую сторону — шум и хохот было слышно даже здесь. Вампир бесшумно прокрался в первый сарай, пока все на празднике, нужно успеть найти ребенка.

Впрочем, сейчас осень, так что празднование дня жатвы может затянуться до поздней ночи, так что переживать не о чем. Но с каждым осмотренным домом надежда таяла, Риют почти в пять раз меньше Априоша, совсем крохотный, домов на двести, и почти неуловимый запах крови, казалось, пропитал каждый дом, воздух и всё селение.

Граф остановился в тени одного из домов, напряженно обдумывая ситуацию. До небольшой поляны, где собрались жители — метров сто, и он уже осмотрел все дома, кроме тех, что расположились почти вплотную к месту гуляний.

Ни в подвалах, ни в сараях, ни на чердаках — нигде не было следа другого вампира.

Удары топора и шумное улюлюканье отвлекли на секунду, Степан бросил взгляд в сторону людей и беззвучно выругался. На высоком столбе в подвесной клетке сидел вампиреныш лет шести, и граф впервые испытал мимолетное облегчение, что когда-то испортил себе зрение — видеть больше и четче, что сейчас, было до странного больно.

Он в чем-то понимал вампироненавистников, убивающих Вальдернеских, он всегда считал несправедливым столь предвзятое отношение из-за расы, потому что вампир вампиру рознь. Но когда смотришь на избитого ребенка в клетке все эти чертовы оправдания и тупое «я понимаю» теряли всякий смысл.

Одно дело охотится на взрослого вампира, но на беззащитное дитя, которому ещё даже кровь пить нельзя⁈

Попаданец достал посох и снова оглядел толпу. Получиться ли прорваться?

Удары топора стали звонче, столб накренился и с треском упал, у Степана на миг потемнело перед глазами и дыхание сперло, клетку покорёжило, и ребенок с тихим писком пытался сжаться в комок.

Мужик с топором вытер пот со лба и кивнул другому. Жаль, клетка испортилась, а этот уродец-кровосос не пострадал толком, только испугался. С клетки сняли замок и насильно вытащили сопротивляющегося вампиреныша. Тот слабо отбрыкивался и пытался укусить, но после нескольких ударов по голове затих, вздрагивая от ветра и всхлипов.

Степан судорожно выстраивал стратегию. Ребенок жив — что само по себе чудо, но как вытащить его отсюда, никого не убив? Вряд ли местных проймет вежливое «Пожалуйста», на которое у него сейчас совершенно нет сил, или разъярённое «Слушайтесь, если сдохнуть не хотите».

Но он граф, если снова кто-то пострадать из-за него, то это сулит огромные проблемы для всего графства… Только вот и бросить вампиреныша во благо большинства попаданец не мог.

И мерзкое липкое чувство, необходимость сурового выбора, знакомая ещё с Априоша, покрывала сердце холодной коркой. Или он позволит жителям деревни убить вампиреныша, или убьет их, чтобы его спасти.

Пожертвует всего одним, ради того, чтоб обезопасит свои земли и жителей в грядущей войне. Или спасет всего-то одного ребенка и обречет почти все графство на погибель. Степан прикрыл глаза. Как ни думай, а он все равно по итогу окажется в заднице. Тогда лучше уж выбрать то, что правильно сейчас, а с остальным разберется позже.

Ребенка привязывали к столбу, скидывали под ноги дрова, радостно кидали камни и тыкали вилами. Граф вышел из тени, крепко сжимая рукоять посоха, придется постараться никого не убить.

В ушах все ещё раздавался звук глухого удара и звон цепи, когда клетка упала вместе со столбом. Степана уже не волновало, почему люди так поступили, не волновали их давние обиды и прочие психологические травмы, плевать, как эти сволочи оправдываются в своем сердце. Преступление всегда остается преступлением.

Даже если совершено из мести, если было лишь самозащитой или несчастным случаем. И в мире, где быть вампиром — ужа само по себе грех, никто не встанет на сторону Вальдернеского.

Лезвие задвинулось внутрь посоха, оставив лишь тупой металлический конец, графу всегда раньше казалось, что он ближе к людям, неделю назад считал, что застрял посередине между вампиром и человеком — хотел быть близок и к тем, и к тем. Сейчас же накрыло едкое осознание, что сколько ни барахтайся, а правда останется неизменной — принять он может лишь одну сторону. Ничего между. И быть как все, быть не вампиром попросту невозможно.

Занес посох с заклинанием и выпустил магию. Всех не вырубит, но большинство он обезвредит.

Люди начали падать без сознания, и попаданец, продолжая поддерживать заклинание, шел напрямик к ещё не разожженному кострищу. Он вампир, он не должен жалеть людей, он обязан позаботится о своем клане.

Заклинание потухло, около пятидесяти человек остались на ногах, Степан сжал губы. После сражения с темным архимагом с расходом маны стоило быть осторожнее — магядро немного задело и теперь при любом резком выплеске силы под ребрами начинало нестерпимо жечь. Да и резерв временно ужался в десять раз.

На портал ещё хватит, но на второе такое же мощное заклинание — нет. Ладно, прорвется, попаданец он или кто?

— Вампир! — проверещал мужик, завидев графа, — Говорил же, придут за детёнышем! Надо было взрослого красть, за ними никогда не приходят! — в резко поредевшей толпе темная фигура рослого Кифена выделялась особенно ярко, и внимание всех бодрствующих мгновенно сосредоточилось на неожиданном госте.

— Чего развопился. — прикрикнул староста, стукнув мужика клюкой по спине, — Один вампир, два, да хоть десять, в Риюте каждого из них ждет лишь погибель! Давайте забьем его, братцы! — и жители, воодушевленные и взбудораженные, с криками понеслись на Степана.

Граф вырубил первых трех ударом по голове, уклонился от пролетевшего справа топора и поморщился, когда кто-то истошно закричал — не шибко умные здесь люди, видать. Когда швыряешься оружием, стоит не забывать, что на земле ещё двести пятьдесят человек спит и прилететь может не только вампиру, в которого целились.

— Чернокнижник поганый, отвел от себя смерть, невинного загубил! — гневно прорычал мужик, мгновенье назад метнувший топор, вампир вырубил его коротким ударом и продолжил пробираться к кострищу. Он не виноват, что точно так же хочет жить. Если взял в руки оружие — будь готов, что кто-то может умереть. Так что винить кого-либо в произошедшем только что — бессмысленно.

Староста запоздало смекнул, что у вторженца лишь одна цель — забрать ребенка. Вампир не нападал, лишь отбивался и обезвреживал противников. Айш, никакого криминала, да и кто поверит, что из всей толпы одну лишь бабу топором зашибли?

Если все продолжиться так же, то они даже прижучить потом вампиров не смогут, нет жертв — нет повода для жалобы герцогу. А коли жертвы будут… это во благо. И каждый в Риюте готов пожертвовать собой во благо высшей цели — истребления вампиров!

— Полная боеготовность! — гаркнул староста, и мелко рассыпанные кучками люди поменялись на глазах, вампиру захотелось звучно проматериться. Чертов магический мир.

Заклинания полетели со всех сторон, и кажущиеся прежде неуклюжими селяне словно вмиг посуровели, медленно пробуждались те, кого Степан усыпил заклинанием, и ситуация из неприятной превращалась в отстойную. Просто сказочное везение, что тут сказать.

У людей из оружия были лишь топоры да вилы с лопатами. Артефакт пока защищал от магических атак, но надолго его не хватит.

Попаданец поднялся по куче дров к столбу, веревки развязать не успел — сзади подло воткнули в спину вилы. Гха, да что ж за люди здесь живу, что даже сквозь броню пару сантиметров прошло? Вампир резко развернулся, отмахнулся посохом и хотел было как прежде просто вырубить противника, но тот плавно ушел от удара, нахально улыбаясь. И направил вилы уже на привязанного к столбу вампиреныша.