— Вы предоставили свою дворянскую гарантию погашения займа, — уточнила она.

— И вот мы здесь, с деньгами.

Ростовщица позволила себе едва заметную улыбку.

— Если бы все было так просто.

— Но так оно и есть. Заем был взят, и мы пришли его вернуть.

Снова легкое покачивание головой.

— К сожалению, после того как мои представители вернулись с вашей гарантией, мне пришлось навести справки о вас. Можете предположить, что я выяснила?

Ах, вот оно что. Старушка решила поиграть в кошки-мышки. Я не собирался давать ей возможность использовать мои же слова против меня. Хотя я прекрасно понимал, к чему она клонит, я просто посмотрел на нее и предложил:

— Почему бы вам самой не рассказать?

На этот раз она едва заметно кивнула.

— Я выяснила, что вы, по сути, дворянин лишь по имени. У вас нет стабильного источника дохода, и, по крайней мере, на данный момент, вы отрезаны от семейных капиталов.

Она выжидающе посмотрела на меня, но я не удостоил ее ответом. Пусть сама до конца излагает свою версию.

С легким пожатием плеч ростовщица продолжила:

— Так же, как ваш друг пытался получить заем без необходимого залога, вы гарантировали тот же заем, не имея на то средств.

Она посмотрела на меня без всякого выражения, но мой взгляд был суровее. Она опасно приблизилась к тому, чтобы запятнать мою честь. А этого я никому не прощал.

— Мое слово чего-то да стоит. Разве мы не стоим перед вами сейчас, имея средства для погашения займа? — спросил я.

Она отмахнулась от моего заявления пренебрежительным жестом.

— Как бы то ни было, первоначальное ваше утверждение было мошенническим…

— Осторожнее, — произнес я, мой голос стал низким и угрожающим.

Воздух в комнате словно сгустился. Я почувствовал, как двое охранников за ее спиной начали проявлять интерес, а сама ростовщица замялась. Казалось, она поняла: хотя я и молод, я все же могу быть опасен. Или, возможно, она предположила, что моя молодость приведет к неверной оценке ситуации. В любом случае, она, очевидно, имела дело с деликатными ситуациями в прошлом.

Женщина сглотнула, затем продолжила:

— Я не собираюсь выказывать неуважение к вашей репутации, — произнесла она. — Но вы должны понимать, что при двух таких досадных случаях в рамках одного контракта… что ж, я веду дела. Как бы я преуспела, если бы стало известно, что я готова принимать, скажем так, неправду в своих соглашениях? Я бы быстро разорилась.

Я глубоко вздохнул. Возможно, Максим почувствовал мое недовольство. Возможно, он просто хотел знать, с чем мы столкнулись. В любом случае, он воспользовался моей минутной паузой, чтобы вмешаться.

— Что вы хотите сказать? — потребовал он, и, надо отдать ему должное, тон его голоса не был просительным. Он, по-своему, был, пожалуй, так же возмущен, как и я.

Женщина с легким облегчением переключила внимание обратно на него. Для нее Максим, вероятно, казался более сговорчивым из нас двоих.

— Из-за этих нарушений я буду вынуждена попросить вас уплатить пеню сверх суммы займа и процентов.

И вот оно. Классическая схема, сначала согласиться на сделку, а потом начать выкручивать руки. Я покачал головой.

— Нет, — отрезал я.

Ростовщица сделала вид, что не расслышала меня.

— Ваше благородие, боюсь, у вас нет выбора. Понятие пени было включено в первоначальный договор. Ваши собственные действия являются причиной, и опять же, я оказала бы себе величайшую медвежью услугу, если бы не настояла на этом. Итак, если мы договорились, то можем обсудить детали…

— Возможно, я неясно выразился, — произнес я. — Я сказал «нет».

На этот раз я не дал ростовщице возможности вставить слово. Было время объяснить этой даме несколько простых истин:

— Во-первых, и это наименее важно: если бы вас хоть сколько-нибудь беспокоила моя гарантия, вы бы отреагировали так же, как когда узнали, что предмет, предоставленный Максимом в качестве залога, не имел той ценности, которую вы искали. Вы бы послали своих головорезов угрожать или иным образом вымогать еще более выгодную сделку. Тот факт, что вы этого не сделали, а вы явно знаете, где мы оба живем, достаточное доказательство того, что вы сочли мою гарантию вполне приемлемой, ровно до того момента, как передумали.

По лицу женщины пробежала легкая тень. Она явно не ожидала, что я так быстро вычислю логические дыры в ее схеме. Я чувствовал, как моя верхняя губа скривилась в усмешке, но я еще не закончил. Далеко нет.

— Я не знаю, что заставило вас передумать, и, честно говоря, мне совершенно неинтересно это выяснять. Что меня действительно интересует, так это то, что для оправдания своего изменения курса вы выбрали единственную стратегию, которую я не потерплю. Вы решили запятнать мою репутацию. Вы даже использовали слово «мошенничество». Как будто я представлял вашим людям нечто совершенно не соответствующее действительности. Но вот в чем дело, — я сделал паузу и немного наклонился вперед на стуле.

Температура в комнате словно упала на несколько градусов. Охранники начали медленно смещаться, готовясь к возможному развитию событий.

— Я дал вам слово дворянина. Мое слово. Не моего отца, не моего дяди, и не любого другого члена моего рода. Мое слово, основанное на моей способности, как дворянина, вернуть долг. И вы ясно видите по предложенному векселю, что мое слово ничуть не было пустым звуком. У нас есть ваши деньги. Фактически, мы за это время собрали достаточно, чтобы заплатить даже пеню, если предположить, что это хоть в какой-то мере разумная сумма. Но не поймите мои слова превратно. Ваше оправдание этой пени ложно, и поэтому мы ее никогда не согласимся платить.

Ростовщица хорошо умела держать свои эмоции под контролем. И все же я уловил нотки раздражения, гнева и, на удивление, стыда, пока я продолжал говорить. Интересно — значит, какая-то совесть у старушки все же имелась. Я откинулся на спинку стула, немного расслабившись.

— У вас есть один вариант, — сказал я. — Принять наш вексель как полную и окончательную уплату нашего долга перед вами и считать дело закрытым. Если вы этого не сделаете, то я приму меры, чтобы вы больше никогда не смогли шантажировать своих клиентов.

Тон моего голоса был таков, что охранники явно хотели вмешаться. Но хотя я определенно угрожал женщине, мои угрозы были словесными, и я все время держал руку подальше от меча.

Не то чтобы это имело значение. Несмотря на силу охранников, я мог бы убить ростовщицу прежде, чем любой из них успел бы среагировать, и никто из них не понял бы, как я это сделал.

В то же время я был не так расслаблен, как казалось. Ситуация была взрывоопасной. Она легко могла дойти до того, что мне пришлось бы сражаться с обоими этими охранниками и с тем, кто нас впустил. Все зависело от того, что произойдет дальше.

Госпожа Дубравина, казалось, обдумывала мои слова. Она также, казалось, переоценивала свое суждение обо мне, что меня не удивило. Похоже, это происходило с каждым новым человеком, которого я встречал.

— Вы понимаете, — осторожно произнесла она, — что вас всего двое, а у меня больше охранников, чем вы видите, и все они довольно сильны…

Я видел, к чему она клонит, и даже усмехнулся. Она пыталась угрожать мне физически там, где ее прежние усилия потерпели неудачу. Как мило.

— Эти двое будут мертвы быстрее, чем вы успеете сосчитать до трех, — прервал я.

Она склонила голову набок, явно пытаясь понять, почему моя угроза звучала так уверенно.

— Это правда, — сказал Максим. — Владислав владеет клинком лучше, чем вы можете себе представить. И у него также есть необычный дар. Он смертелен.

Его слова прозвучали идеально. Он не пытался ее в чем-то убедить. Он просто говорил правду, как он ее видел. Максим был свидетелем того, как я разделался с Косарем, и его показания имели вес человека, который видел это собственными глазами.

Женщина была упряма, но в итоге она устояла перед искушением перевести конфликт в физическую плоскость. Это была единственная причина, по которой она все еще была жива.