К тому же я принадлежал к немногим с необычным даром. Давным-давно мой народ понял, что подобные способности развиваются только при сильном теле, и я состоял среди лучших.

Даже без идеальной связи с телом мне хватало сил для победы. По крайней мере для этого боя.

Я уклонился от первого мощного удара Косаря и легким движением скользнул влево, избегая возвратного замаха. С безупречной грацией сделал выпад, одновременно сосредотачиваясь на энергоканалах внутри себя и произнося слова заклинания.

Сочетать фехтование с магией требовало разделения внимания в момент, когда любая оплошность могла оказаться смертельной. А создание червоточины, какой бы маленькой она ни была, на движущейся цели только умножало сложность.

Но я не просто магистр червоточин, и уже больше десятилетия. Я великий магистр, и этот факт оставался неизменным, даже при слабом средоточии и скудных запасах маны.

Созданная мной червоточина просуществовала примерно десятую долю секунды, соединив две точки, расположенные совсем рядом. Мой расчет времени сработал безупречно, согласно задумке.

Косарь мог подумать, что моему клинку не хватит пробивной силы, но червоточина решила эту проблему. Благодаря ей кончик моей рапиры прошел сквозь доспехи и вонзился в плоть его плеча на полтора пальца.

Затем я отпрыгнул назад, не дав ему ни малейшего шанса ответить.

Косарь резко остановился. Издал звук боли и растерянности, уставился на меня сквозь забрало, в глазах его читалось полнейшее недоверие. Он превратил непроизвольный крик в рев недоумения и ярости.

— Как?

Я стоял поодаль, спокойно держа клинок между нами.

— Сдавайся, — сказал я, игнорируя его вопрос. — Если сделаешь это и поклянешься больше не участвовать в подобных развлечениях, я пощажу тебя.

Поклянись он при всех свидетелях, граф вынужден был бы уважить его выбор. На заднем плане ревела толпа, шокированная тем, что я все еще жив, и изумленная тем, что первая кровь принадлежала мне.

Но ничто из этого не имело значения. Я не собирался терять концентрацию до завершения боя. А Косарь отреагировал на мое предложение как на насмешку.

— Сдаться? Ха! От меня ты такой милости не дождешься!

С этими словами он снова ринулся в атаку.

Он действовал как опытный боец. Расположил тело так, чтобы перекрыть все пути к отступлению, и держал саблю под неудобным для меня углом. Он не замедлился и вложил всю силу в удар.

При попытке парировать его, мой изящный клинок разлетится на куски. Но я не собирался позволять ему диктовать условия поединка. Взмахнул краем плаща в сторону забрала мужчины, и пока он ничего не видел, развернул тело, избегая удара.

Кончик его оружия прошел мимо моего носа меньше чем в пальце, но этого хватило. Еще раз я отклонился от его клинка и ответил собственной атакой.

Еще одна краткая червоточина, рассчитанная до совершенства, размером не больше горошины. Кончик моего клинка прошел сквозь нее, на этот раз пронзив бедренную мышцу.

Мужчина снова взревел от боли.

Однако, его сила поражала. Те, у кого пробуждено средоточие, выдерживали значительные повреждения, прежде чем падали.

Но все же он заметно замедлился, раны сказывались, и исход боя уже стал очевиден.

Единственное, что меня беспокоило, это не сделать победу слишком легкой. Поэтому я позволил Косарю атаковать еще трижды, уклоняясь от его попыток, словно он был обычным фехтовальщиком, а не почти элитным бойцом, и выбирал момент для нанесения ран по своему желанию.

В третий раз я снова ослабил его ногу до такой степени, что он почти рухнул на помосте. Он удержался на одном колене и, не утратив ярости, снова поднялся на ноги.

К этому моменту он должен был понять хотя бы частью своего сознания, что превзойден. Но, похоже, полностью поверить в это не мог. Он снова зарычал, швырнул щиток мне в голову, пытаясь отвлечь, и попытался пронзить меня саблей.

Для меня эта атака выглядела предсказуемой. Конечно, она отличалась скоростью, и другому человеку защититься было бы трудно. Однако я уже начал двигаться, пригибаясь и используя плащ, чтобы отвести его саблю в сторону, обращая его собственный импульс против него.

На этот раз острие моей рапиры нашло точку на его плече. Снова я открыл червоточину. Но теперь увеличил расстояние между началом и концом, так что когда мой клинок пронзил его, он не углубился в плечевые мышцы, а вместо этого вонзился в мозг.

Силы этого удара хватило, чтобы уничтожить несколько нервных узлов у основания позвоночника.

И затем, как и прежде, я отпрыгнул, оставив Косаря практически мертвым на ногах.

Толпа все еще ликовала. Они еще не поняли, что произошло. Но затем, с непроизвольным выдохом, Ярослав Косарь рухнул на помост.

Он сделал это с определенной грацией, сначала опустившись на колени, затем упав вперед, а его доспехи загрохотали о дерево.

Толпа затихла.

Исключительно для вида я подошел к телу и толкнул его ногой, но жизни в этом человеке уже не осталось. Достал платок, очистил кровь с кончика клинка и вложил его обратно в ножны.

Толпа продолжала молчать.

Ясно, что такого исхода никто не ожидал. Затем Максим, занявший место рядом с помостом, издал возглас восторга и начал энергично аплодировать. Молчание прервалось, и несколько других зрителей тоже зааплодировали, хотя скорее всего мои усилия стоили им значительных денег.

Я повернулся к графу. Его лицо стало свекольно-красным от ярости, когда он смотрел на меня со смесью гнева и недоверия.

— Вы должны мне сто червонцев, — сказал я ему. — И я очень надеюсь, что вы пересмотрите свои намерения, если собираетесь возродить подобные развлечения. Это ниже вашего достоинства.

Мужчина несколько раз открывал и закрывал рот, как рыба, но звука не издавал. Поэтому я добавил к его страданиям.

— Ах да, и поскольку это состязание приняло форму вызова, естественно, действуют обычные правила. Победителю достается добыча — в данном случае сабля вашего человека, его щиток, кинжал и доспехи. Учитывая, что щит и доспехи мне мало пригодятся, вы можете выкупить их за плату, но меч и кинжал я оставлю себе. Что касается вашего слуги, — я кивнул в сторону бедного слуги, чьи страдания привели ко всей этой ситуации, — Прошу привести его в порядок и доставить в апартаменты Максима Ратникова не позднее восьми часов вечера.

То, что добыча достается победителю, я почерпнул из воспоминаний Владислава. Это не слишком отличалось от моего мира, за исключением того, что нам пришлось бы платить налог с выигрыша.

Что касается слуги, то я не знал, насколько он пригодится, но отсутствие прислуги уже начинало меня раздражать. Так что это решило бы проблему, при условии, что у человека были какие-то навыки.

Пока я говорил, ярость графа сменилась холодной, жесткой злобой. Он наконец проявил свои истинные эмоции.

— Ты дорого мне обошелся сегодня, юный аристократ. И меня так и подмывает решить эту проблему немедленно, — мужчина практически прорычал свою угрозу, и я лениво использовал на нем магическое зрение, просто чтобы оценить угрозу.

Не удивительно. Он оказался одаренным. Обычная часть его дара развилась так же, как у Косаря, но необычная часть, хотя и присутствовала, осталась недоразвитой, неспособной проявиться без интенсивной терапии.

В моем мире дары необычного типа ценились настолько высоко, что сомнений не возникало. Терапия предлагалась и принималась, а необычный дар полностью пробуждался и готовился к использованию без проблем.

Очевидно, здесь все работало по-другому, хотя я отказывался верить, что необычные дары ценились меньше.

В памяти Владислава я видел связь между такой магией и дворянством, где самые могущественные рода обладали самыми сильными дарами. Конечно, не все отпрыски таких родов обладали бы подобным даром, но селективное скрещивание могло сделать их более выраженными.

Другое название необычных даров — «родовые» дары. Но возможно, в этом мире знания о том, как исправить недоразвитый дар, распространялись меньше.