Бланш чуть толкнул его головой, пытаясь без слов донести, что Калеб сделал достаточно. Остальное лежало на плечах тех, кто шел в бой. Они сами должны были стараться выжить, быть начеку, внимательно отслеживать всё вокруг, и не во власти Калеба было сохранить жизни каждому бойцу. Потери будут. Без жертв война не обходится, но он не должен нести ответственность за каждого бойца. Это попросту невозможно.

— Ты прав, — выдохнул Калеб, и Бланш встрепенулся. — Я сделал, что мог, а остальное должен доверить им.

Он улыбнулся, различив вспыхнувшее недоумение.

— Не знаю, почему, но я понимаю, о чем ты думаешь, — поделился Калеб. — С той встречи в саду, когда ты склонился, я сердцем чувствую, что ты хочешь сказать. Но сейчас не время искать объяснения и причины, мы должны сосредоточиться на битве. Как думаешь, у нас получится победить?

Бланш, сбитый с толку новой информацией, всё равно уверенно кивнул и топнул передней лапой. Калеб посветлел лицо.

— Да, справимся, — сказал он. — Вместе мы точно сделаем это. Обещаю.

Калеб обнял Бланша, и тот прижал его к себе крылом, растворяясь в последних минутах, полных спокойствия и предчувствия битвы. Всё, что было дальше, закружилось только вокруг сражения, и сутки спустя, за час перед рассветом армия выстроилась в боевом порядке.

Битва за Рипсалис началась.

Бланш нервно переступил с ноги на ногу.

Было темно. На чистом небе догорали звезды, утомленные ночным сиянием, а на востоке занимался рассвет. Осторожно, медленно, точно боясь стать сигналом к атаке, солнце выползало из-за горизонта, прощупывая лучиками землю. Между рядами выстроившихся в необычном порядке бойцов пролетал ветер, принося неутешительные известия о скором начале сражения. Точно стараясь остудить пыл раньше времени, воздух наполнялся утренней прохладой, заставляя мурашки бежать по телу. Висела настороженная тишина. Никто не разговаривал, не бряцал оружием, и только лошади тихонько всхрапывали, топчась на месте. Последние мгновения мира и спокойствия окутали лагерь.

В столь ранний час, когда ещё не рассвело, бойцов накрывало утомление и сонливость. Кто-то украдкой зевал, кто-то тёр веки или с силой мотал головой, чтобы взбодриться, а кто-то и вовсе прикрыл глаза, опершись на оружие. Из полевой кухни доносился едва ощутимый запах каши и мяса, которые давали накануне, но перед боем солдатам не разрешалось наедаться. До начала битвы складывалось обманчивое ощущение безмятежности. Даже возникала мысль, что было бы славно отменить атаку, вернуться в палатку и досмотреть приятные сны о доме. Желание отложить наступление до более подходящего времени суток незримо витало в рядах солдат, и его отголоски Бланш замечал в их взглядах и позах. Калеба это ничуть не удивляло.

Однако он куда чаще глядел на небо, чем на бойцов. Глед поравнялся с ним и тихонько сказал:

— Птиц не видно.

— Ждут на горе, приглядись, — ответил Калеб, и тот прищурился. — Они не взлетят до тех пор, пока мы не пойдем в атаку.

— Догадались, что мы их собьем, — выругался Глед, поджав губы. — Ваше Величество, позвольте мне пойти впереди всех. Я стану мишенью, а не вы.

Калеб покачал головой.

— Исключено, — сказал он. — Только мы с Бланшем сумеем продержаться, а ты лишь станешь напрасной жертвой. Лучше сосредоточься на своей задаче. У тебя не менее важная роль.

Глед насупился, уставившись на него, и явно собирался выложить ещё один аргумент, но Калеб вдруг похлопал его по плечу.

— Барьеры Эдгара выдержат, — сказал он, а затем поймал взгляд охранника. — Я не умру, как отец.

Гледа как молнией поразило, и он смолк на несколько мгновений, точно сраженный последней фразой. Наконец он кивнул, отрывисто и мелко, а затем вернулся на свою позицию, напоследок ещё раз напомнив, что будет рядом каждую секунду боя. В это верилось. Боевой порядок выстроился так, что Калеба окружили самые доверенные люди, которых только смогли найти в столице и в лагере. Их стали подбирать задолго до сражения, ещё в тот момент, когда обсуждалась идея внедрить шпионов в Рипсалис. Кард лично беседовал с каждым бойцом, удостоверяясь в его намерениях, а потому теперь можно было не опасаться удара в спину. Впрочем, Бланш, как и Калеб, всё равно планировал оставаться на чеку. Единственными, кого безоговорочно можно было подпустить ближе, становились Глед и Соул.

— Готов? — шепнул Калеб, похлопав Бланша по шее, и тот, не раздумывая, кивнул. — Тогда начинаем.

В отличие от большей части бойцов, Калеб не изнывал от усталости и раннего подъема. Точно восходящее солнце, он заряжал энергией, и Бланш не поддавался всеобщей сонливости только благодаря ему. Несмотря на недавнюю болезнь, язык не поворачивался назвать его слабым или истощенным. Калеб уверенно держался в седле, крепко сжимал поводья и твердо отдавал приказы. Во взгляде не сквозили беспокойство или сомнения, ведь всё это осталось позади. В ночной тиши, когда никто, кроме Бланша, не должен был его видеть. Даже такой близкий и важный человек, как Глед. Перед лицом сражения Калебу надлежало стать опорой для бойцов, их светом и путеводной звездой.

Именно поэтому на его плечах покоился алый плащ из дорогой, но легкой ткани. Он не просто являлся символом будущей битвы, в которой победа становилась единственным возможным исходом, но и привлекал внимание. Бойцы могли разглядеть его практически из любой точки строя, и это позволяло удостовериться, кто командир рядом. Сражается бок о бок с ними. Ведет за собой. Несмотря на то, что многие были старше Калеба, а некоторые годились в отцы, им важно было следовать за сильным лидером. Они хотели сложить голову не просто так, потому что приказали сражаться, а умереть за идею, понятную им.

Сегодня битва разворачивалась за будущее империи.

Калеб натянул поводья, когда бойцы выстроились и командиры доложили о готовности. Бланш прошелся перед строем, гордо вскинув голову. Небо на востоке побелело, а на западе — продолжало чернеть. Впереди застыл непокорный город, каждую секунду ожидающий очередную атаку и каждый миг молящийся, чтобы подкрепление успело вовремя. Оглядев войска, Калеб зычно крикнул, привлекая внимание:

— Бравые воины! Достойные сыны империи, слушайте меня! — воскликнул он, разгоняя вялую тишину стаей вспорхнувших птиц. — Столько месяцев мы пытались сломить оборону Рипсалиса, но терпели неудачу за неудачей. Упрямый город держался несмотря ни на что и даже забрал нашего лучшего воина — славного императора Корнелиуса. Так продолжаться не может! Пришел день изменить это и показать истинную силу империи. Пробить оборону врага и войти в город с триумфом. Победителями! Мы должны заявить о нашей мощи всему миру: каждому королевству и каждому правителю.

Подчиняясь безмолвному приказу, Бланш прошелся перед войском, люди в котором уставились на Калеба, слушая.

— Эта битва решит судьбу не только Рипсалиса, но и всех нас, — продолжил он твердо. — Проиграть нельзя! Без тигилловых шахт нам придется туго в войне с союзом королевств. Вспомните, за что мы сражаемся: за наши земли, наши дома, наших близких. Мы не можем подвести их и вернуться ни с чем. Во имя павшего Аротела, мы должны захватить Рипсалис. Добыть ресурсы. Отстоять свои границы!

Бланш заметил, как в глазах людей понемногу начало разгораться пламя. Кто-то крепче сжал оружие, кто-то переглянулся с товарищем, коротко кивнув, а кто-то оскалился, с яростью взглянув на непокорный город. Причина не щадить себя появилась. Понятная и важная. Почувствовав общее настроение, Калеб и сам воодушевился, расправив плечи и вдохнув полной грудью. Заметив это, Бланш не сдержал внутренний порыв, а потому встал на дыбы, расправив крылья, и издал воинственный клич, эхом отдавшийся в сердцах бойцов.

— Сегодня Рипсалис падет! — прокричал Калеб, вскинув кулак. — За мной, храбрецы! В бой!

Толпа вторила стократно:

— В бой!

— За империю!

— Вперед!