Все были рады победе, но ошеломлены ценой за неё. Пока никто не понимал, как действовать: ликовать или скорбеть. Калеб тоже не давал подсказок, удалившись в шатер, и на некоторое время люди оказались предоставлены сами себе. Возможно, это было полезно. Бойцы успокаивались, выбирались из горячки боя, осматривали себя, искали товарищей и осознавали, что вернулись из сражения живыми. Им нужно было понять это. Услышать в голосах других, почувствовать в запахе каши, ощутить в касаниях ветра к коже. Остановиться. Выйти из боя не только телом, но и душой. Командиры присматривали за спокойствием лагеря, и на несколько часов воцарилось хрупкое спокойствие.

Нарушили его какая-то возня и оживление. Кого-то вели к главному шатру, и Бланш заинтересованно вскинул голову. Оказалось, двое солдат конвоировали связанную девушку, которая волком глядела на всех вокруг. Если бы ей не завязали рот, она бы уже прокляла всех и каждого, кто встречался на пути. Доставив её к шатру, слуги сообщили Калебу. Тот вышел сразу же, причем собранный и холодный. Ничто не указывало на то, что несколько часов назад он плакал.

Калеб взглянул на девушку, и в глазах мелькнула догадка. Бланш тоже сразу понял, кто перед ними.

– Эмбер? – спросил Калеб, и солдаты кивнули.

– Да, Ваше Величество, – ответил один из них. – По вашему приказу, мы доставили её сюда.

– Отличная работа, – сказал он. – Дайте ей возможность говорить.

Боец снял повязку, и Эмбер мгновенно разразилась ругательствами, обещая Калебу все кары, какие только можно вообразить. На окрик солдата замолчать она лишь сильнее распалилась, обвиняя его в смерти брата, и Бланшу стало её жаль. Напуганная, озлобленная девушка возраста Калеба не подозревала, что её ждет, а потому пользовалась последними мгновениями жизни, чтобы высказать то, что было на душе. Калеб молча выслушал поток брани и, когда Эмбер выбилась из сил, сказал:

– Я обещал твоему брату, что никто тебя не тронет, и сдержу слово. Он был искусным воином с добрым сердцем, поэтому отныне ты будешь находиться под моей защитой. Если хочешь жить, не делай глупостей. Проявишь себя с лучшей стороны, и я сделаю так, что ты забудешь о всякой нужде.

– В гробу я видала твое покровительство, – воскликнула Эмбер, дернувшись в руках солдат. – Я лучше умру, чем стану пресмыкаться перед тобой.

Он сплюнула ему под ноги, но Калеб не дрогнул.

– Если не уймешь гнев, я не позволю тебе навестить могилу брата, – спокойно сказал он, и Эмбер дернулась, как от удара. – Я приказал похоронить его достойно. Веди себя хорошо, и завтра сможешь помолиться за его упокой. Слышал, вы почитаете Юнглин. Насколько знаю, в её учениях очень важно провести умершего в последний путь.

– Это не делает из тебя меньшего подлеца, – пробормотала она угрюмо.

– Мне не за чем оправдываться перед тобой и не зачем искать твоего расположения, – ответил Калеб. – Я делаю это не ради тебя, а из уважения к Эрику, – он дал знак бойцам. – Уведите её, накормите, но не спускайте с неё глаз. Если она попытается сбежать, сообщите немедленно.

– Так точно! – отозвались бойцы и потащили Эмбер прочь. Калеб провел их задумчивым взглядом.

Бланш его понимал. Он тоже чувствовал нечто странное от девушки. Знакомое. Он глядел ей вслед, но не мог найти причину для таких мыслей. Казалось, что-то в груди тянулось к ней, трепетало при одном взгляде, и нечто подобное он уже ощущал. Причем, не раз. Сперва это касалось Калеба и происходило до того, как между ними возникла настолько крепкая связь, что они стали угадывать мысли и чувства друг друга. Затем Бланш заметил это во время битвы, когда они наткнулись на Эрика, а теперь – это проявилось вновь. Что связывало все эти события, можно было только предполагать, но одна теория возникла в голове.

Быть может, все они коснулись богов. Бланш нес в себе частицу Рассета, Калеб получил благословение Элмонта, а Эрик и Эмбер могли дотянуться до Юнглин, которая всем сердцем любила своих детей и отчаянно желала их спасти. Размышляя над этим, Бланш подумал, что убивающее заклинание Рипсалиса могло родиться благодаря едва заметной помощи богини. Барьер, отсекающий мир от внешнего вмешательства, испещрялся трещинами, и сквозь них она могла проталкивать частички себя, наделяя людей мудростью и силой.

Однако так это было или нет, оставалось загадкой.

В любом случае Бланш решил присматривать за Эмбер в меру сил, причем не только потому, что чувствовал от нее нечто странное, но и потому, что она могла попытаться отомстить Калебу за смерть брата. Доведенная до отчаяния, девушка терялась в ненависти и злобе, что толкало на необдуманные шаги. Меньше всего хотелось видеть, как она умирает после неудачной попытки свести счеты. Похожие мысли заполнили разум Калеба, и это стало очевидно, когда они с Бланшем переглянулись. Несмотря на то, что они не общались с тех пор, как прибыли в лагерь, оба чувствовали друг друга, как себя.

Бланш понимал, что Калеб нуждался в поддержке охранников, чтобы справиться с последствиями битвы, и не настаивал на внимании. У него самого накопилось достаточно тем для размышлений. Как минимум о том, как теперь сложится жизнь. Они взяли Рипсалис, выполнили важную задачу, а потому теперь должны были вернуться в империю и доставить туда ресурсы. Оставалась проблема с Динаром и королевством Драцена, но Бланш глядел дальше в будущее. В то время, когда битвы закончатся, и Калебу перестанет угрожать опасность. В то время, когда получится сосредоточиться на себе.

Желание стать человеком никуда не исчезло, пусть теперь Бланш почти мог общаться. Он до сих пор мечтал о том, чтобы ходить на двух ногах, разговаривать, работать руками, читать и писать. Однако Рассет по-прежнему не отзывался, а библиотека из сна не являлась. Сердце замирало, когда он думал, что бог замолчал, бросив его здесь, и Бланш пытался придумать способ связаться с ним. Он не совсем понимал, чего хотел добиться: попросить вернуть его домой или умолять дать человеческое тело. Несмотря на то, что Бланш с тоской и болью вспоминал второй мир, лелея свое человеческое имя, оставлять Калеба здесь не хотелось. Он разрывался между любовью к родной семье и привязанностью к людям здесь. Как выбрать между ними, оставалось непонятным. Однако Бланш упрямо взывал к Рассету, обращаясь к той тлеющей искорке внутри себя, которой бог его одарил.

Возможно, однажды, тот заметит его и в качестве благодарности за исполнение задания наградит.

Бланш с опаской и надеждой ждал этого дня.

— Отличный выстрел, Ваше Величество. Точно в цель.

Бланш с интересом уставился на забаву. Калеб стрелял из пистолета Карда по мишени, прибитой к дереву, а тот подсказывал, как лучше занять стойку и как быстро навестись на цель. Охранник суетился, энергично размахивая руками, и, казалось, в любой момент мог выкинуть трость, принявшись скакать на одной ноге. Энтузиазм восхищал. Бланш радовался, что Кард вернулся к прежним бодрости и веселью, пусть раны до сих пор напоминали о себе. В глазах плескалась жизнь, а в груди пылало пламя, и при одном взгляде на него душа наполнялась счастьем и облечением. Битва при Рипсалисе позволила Карду вновь поверить в себя, и это принесло плоды.

Судя по всему, Калеб тоже замечал изменения. Бланш мог поспорить, что он полюбил тренироваться в стрельбе из пистолета не только потому, что оружие пришлось по вкусу, но и потому что в такие моменты Кард сиял. Куда-то пропадала хромота, исчезала неловкость движений и безобразные шрамы переставали бросаться в глаза. Охранник увлеченно рассказывал о возможностях пистолета, расписывая достоинства и недостатки, и не было в окружении Калеба человека, который также хорошо ориентировался в теме. Из-за нехватки ресурсов в империи такое оружие пока не получило распространения. Куда больше его использовали в королевстве Драцена.

— Лучше развернуть корпус вот так, — говорил Кард, показывая стойку. — Тогда будет меньше шансов, что вас заденут.