– Не здесь, – прохрипел Богдан. – Уходить надо.

Торба, как и ожидалось, занялся Славомиром, а Злой приглядывался к тому, чем здесь можно поживиться.

– Там те самые флаконы стоят, – проговорил Бугай. Он прикрыл глаза и понемногу приходил в себя. – Думаю, их надо забрать. Остальное трогать не советую. Забыл что ли за десять лет? Ведьмино все сжечь.

– И то верно, браток, – проворчал Злой. – И то верно, но Проныра будет не рад такому раскладу.

Богдан пропустил фразу мимо ушей.

В этот момент усилиями Торбы Князь стал приходить в себя. Застонал и начал что-то тихо говорить. Потом послышались всхлипывания, плач.

– Она мертва, Славомир, мертва, – увещевал товарища нависший над ним Торба.

Бугай внимал словам своего товарища и был уверен, что речь идет не о ведьме, а о Власте.

– И ты, дурья башка твоя аристократическая, был бы тоже холодный, как дерьмо в проруби, – это уже Злой вмешался. – С кем связался, браток! Наш здоровяк всех нас спас. Эй, Бугай, ты как, живой? Чего замолк?

– Заткнись, – проворчал тот. – Раньше тебя не помру. Выбираться надо. Место колдовское, ведьма сдохла, бездна знает, что тут будет твориться.

Проговорив это, он с трудом встал, вернул себе оружие и неспешно, покачиваясь, двинулся к выходу. Остальные следовали за ним.

Князя пришлось выводить вдвоем, держа под руки. Он рухнул в десяти шагах от строения и, обхватив лицо руками, что-то бормотал, стенал, стонал. Тело Власты вынес Торба. Положил на склоне холма так, чтобы товарищ не видел его.

– Похоронить надо, по-людски. Не гоже гореть ей с ведьмовским отродием. – проворчал он. – Злой, добеги до остальных, позови Князя довести. Тот безмолвно поднялся и двинулся через заболоченный лес.

Богдан нырнул в дверной проем. Вокруг все стало меняться, стены ветшали на глазах, пол иссыхал и скрипел под ногами. Часть дверных промов исчезла, хотя Бугай мог поклястся, что когда входил сюда первый раз – все это было. Комната, где лежал труп ведьмы, стала меньше. И это не было обманом зрения.

– Бездна. Проклятая магия, – выругался он. Схватил ящик с флаконами и как можно быстрее выбрался наружу.

– Надо сжечь это место!

Торба кивнул.

Они вдвоем подхватили тело здоровяка и закинули внутрь. Туда же отправились останки волкоподобной твари, лохматой и клыкастой.

Злой привел товарищей, когда изба уже занималась. Они с Мелким подхватили Князя под руки, тот продолжал стенать. Левша двинулся к телу Власты, поднял и молча двинулся вслед за ними.

До охотничьего домика Славомира Борынича, расположенного на другой стороне озера, добрались также в молчании. Строение не было крупным – обычная избушка, окруженная неказистым плетнем больше для вида, чем для защиты. Внутри одна просторная комната со столом. Печка, несколько лавок, которые вполне могли послужить и для сидения, и для сна. В подполе оказалось припрятано с десяток бутылок хорошего вина, сухари, крупа, вяленое мясо, солонина. Рядом с домом журчал ручей, в котором ветераны быстро набрали воды. Коней поставили там же, рядом, чтобы могли напиться, стреножили. За ними приглядывал Болтун, как это всегда было в старые времена.

Выбрали место вблизи, на небольшом возвышении у кроны раскидистой березы, и начали рыть.

К этому моменту Князь стал приходить в себя. Горе его было велико, но все же он не раз и не два видел смерть близких ему людей. Не столь близких как супруга, но тех, кого называл товарищами. Богдан переживал, что боль утраты ранила его глубоко. Невзначай задал пару простых вопросов, чтобы удостовериться, что он осознает происходящее и не сошел с ума. Князь отвечал отрывисто, но четко – да, он разум его оставался ясным.

Вечер заняли похороны. В тишине рыли могилу, укладывали в нее тело, завернутое в найденные в доме простыни, закапывали. Хромой провел похоронный ритуал. Из них он единственный что-то в этом смыслил. Князь кинул первую пригоршню земли, отвернулся, отошел. Ветераны подходили по очереди и говорили слова соболезнования. Тот кивал в ответ.

Ночь спускалась быстро.

На глади озера отражался свет луны и звезд. Над лесом простирался дым, пахло гарью. Не так уж и далеко от места, где они решили провести ночь, располагалось сожженное каких-то пару часов назад жилище ведьмы.

Товарищи сидели у костра, он был обустроен в углублении, так что свет его не привлек бы чужого внимания, если не палить сильно. Чего они делать, конечно, не собирались – слишком неспокойно было вокруг. Перекусить им удалось найденными припасами. Привычная в походах каша с мясом хорошо утолила голод, ведь с утра они толком и не ели. Сейчас по кругу ходила бутыль хорошего вина, только вот никто, за исключением Князя, больше пары глотков из нее не выпил. Все понимали, что поблизости бродит опасность. Где-то за кругом света всхрапывали недовольные кони. Сегодня их против обыкновения не вычесали и не привели в порядок. Болтун умел обходиться с животными, но в поместье, где кони привыкли жить, конюхи были явно опытнее.

Все они, товарищи-ветераны, устали. Лица посуровели и выглядели задумчивыми. Хуже всего было Князю. Сидел он совершенно опустошенный, убитый горем, отстраненный, с почти безжизненным выражением лица. Каждый раз, когда очередь пригубить из бутыли доходила до него, он делал несколько больших глотков.

Славомир услышал сегодня, по дороге сюда от того злополучного жилища ведьмы и в процессе похорон, много соболезнований. Его пытались воодушевить, сказать теплые слова, как-то поддержать, но помогало это слабо. Упрекать в связях с чародейкой не спешили, хотя вопросов у товарищей скопилось много. Успеется.

Тишина длилась долго, но все же поговорить им после всего случившегося нужно. Необходимо понять и прояснить, какой путь выбрать.

– Что дальше? – Торба не выдержал первым и, смотря в пламя, степенно начал разговор. – Вот мы все вместе собрались, как в старые добрые времена, – он невесело усмехнулся, поднял глаза, осматривая осунувшиеся, утомленные лица. – Или не очень добрые времена. Что дальше? А, други?

Несколько мгновений никто из собравшихся у костра не отвечал.

– Добрые времена, Торба, – процедил Мелкий с кривой улыбкой. – Такие добрые, как портовая шлюха, готовая обобрать тебя, как только ты уснешь, а взамен наградить немалым букетом прелестных хворей. И я полагаю, у нас есть всего несколько светлых деньков, пока эти болячки покажут себя во всей красе. Думаю, вы все понимаете, что я имею в виду. Это не только стража да ясноокие, что уже узнали о содеянном на реке, но и ушастые, бездна их забери всех с их сраными лесами. Остроухие в броне и с луками. Много, много этих ушастых ублюдков. Дальше, – он сделал паузу, – все дороги станут полны беженцев, ушастых, наших отрядов, и начнется настоящий праздник жизни и смерти.

– Ты во многом прав, Мелкий, – покачал головой Торба. – Во многом, кроме главного. Союз не успеет так быстро собрать знамена. Даже если аристократия уже поняла, что происходит, и получила сведения с границы, то поднять людей с земли – дело не одного дня. Беженцев тоже будет мало. По крайней мере, здесь, на левом берегу Краки.

Он помолчал немного, пожевал губами, продолжил своим гудящим голосом:

– Славомир Борынич слыхом об ушастых не слыхивал до нашего появления. А уж местный люд, селяне, хуторяне, лесорубы и прочие – и подавно. Если остроухие в реку упрутся, за ней будет все то, о чем ты говоришь. А если нет...

– Дерьмовые дела, братки, – Злой перебил, состроив отвратную гримасу, отхлебнул из бутылки, передал по кругу. – Совершенно дерьмовые.

– Если о знаменах да аристократах, то я мыслю так. Мы размякли, разжирели, привыкли к хорошей жизни, – заговорил Богдан. – И «мы» – это я обо всем Союзе. Поначалу, пока деревни не начнут гореть по всему югу, армии наши не соберутся в единый кулак. Я в этом уверен. Удар будет сильным, судя по тому, как подготовлены и настроены встреченные нами остроухие. Они не в игрушки поиграть пришли, а убивать все и вся.