Удары барабана прекратились, их заменили крики и стоны, шипение и полные ужаса возгласы, мольбы освободить и дать возможность спастись. Стрелы продолжали сыпаться, поражая в основном тех, кто мог сопротивляться, – стражу и членов экипажа.

Безумие заполнило палубу, корабль заливало кровью. Прикованные люди не хотели умирать просто так, не имея шанса на спасение. Они рвались, стенали, без возможности повернуться, освободиться, уплыть и стали безвольными заложниками творящегося.

В этот момент Богдан заточенным каленым гвоздем продолжал свою работу. Он осознавал, что вряд ли кому-то сейчас до него есть дело. Ясноокий, единственный, кто мог бы хладнокровно действовать в такой ситуации и что-то предпринять, скорее всего, мертв. Кто знает колдунов? Но когда тебя разрывают на несколько частей и проглатывают их, вряд ли даже самый могучий маг сможет собрать себя заново. Пасти гидры пока что рвали тех, кто занимал соседний борт. Богдану повезло, он сидел справа, и это дало ему несколько необходимых для освобождения мгновений. Будь он слева, скорее всего, все было бы уже кончено. Или ему пришлось бы в разы быстрее рвать цепь, ломая кости и растягивая жилы, выбивая суставы, чтобы любой ценой спастись от зубастых пастей.

Вторая гидра, которую Богдан не видел, поскольку сидел спиной, заканчивала с теми, кто был на корме. Та, что напала на левый борт, понемногу заваливала корабль на себя, намереваясь приняться за тех людей, что еще оставались там, а потом добраться и до правого борта. Нужно было торопиться.

Единственный стоящий на носу арбалетчик был в полном безумии. Лишившись шлема, трясущимися руками раз за разом он разряжал свое оружие в шеи и пасти находящегося рядом монстра. Но толку от этого было мало. Гидра почти не боится колющих ран. Надо всадить в нее кучу болтов, чтобы убить. Или целиться в глаза и пасти, поджигать стрелы, что повысит их эффективность. Но эти люди, явно никогда не имевшие дела с такими тварями, не знали этого. В итоге погибли почти все, кто мог сражаться, остался один, стрелявший без разбора. А тело монстра принимало болты в себя. Регенерировать ей будет сложнее. Все же это не удар копья или резаная рана. Инородный предмет в теле, который еще нужно вытащить. Но извивающиеся шеи справятся с этим, а пищи – для восстановления сил и залечивания ран – здесь много. Что же до боли, то она не отпугивала, а злила бестию и вызывала у нее желание сожрать еще больше людей.

Белооперенная стрела прекратила страдания выпустившего очередной болт арбалетчика. Он схватился за горло, кровь пошла ртом, оружие шлепнулось в воду, а парень осел, захлебываясь и умирая.

Корабль кренился все сильнее и сильнее. Чуна с круглыми от ужаса глазами воззрился на Богдана, продолжая что-то бормотать, а тот все ковырял крепление в надежде как можно быстрее освободить себя. Кандалы не поддавались, а руки после пыток еще не до конца зажили. Наконец-то он понял, что ждать больше нельзя. Еще немного – и гидры заинтересуются его соседями и им самим. Мышцы напряглись, он заорал, пробуждая в себе злобу, ярость и боевой азарт. На этот раз сталь, поврежденная ударами, поддалась. Все же ее крепления были не столь прочны, а палуба источена воздействием воды и ветра.

С остатками цепей в руках и кандалами на ногах Богдан распрямился, увидев падение последнего арбалетчика, схватившегося за белооперенную стрелу в горле. Он осмотрел мельком творящееся на корабле безумие, молча кинул гвоздь своему напарнику, развернулся и, набрав полную грудь воздуха, прыгнул в прохладную воду, пытаясь в прыжке преодолеть как можно большее расстояние до спасительных деревьев.

Цепи сразу потянули ко дну, но он знал, что должен доплыть. Такую возможность нельзя было упустить. Усиленные толчки, попытки сделать гребок, оттолкнуться ногами. На мгновение он вырвался из водной стихии, вдохнул. Вновь погружение, еще пара-тройка неуклюжих гребков, рывок, еще один глоток воздуха. Он пытался двигаться словно уж, извиваясь телом, толкался, слаженно подгребал руками и дергал ногами, не впадая в панику. Не привыкать – ему уже приходилось тонуть в доспехах, и вот тогда было по-настоящему тяжело, хотя и не были частично скованы руки и ноги. Тогда он чуть было не погиб, но каким-то чудом справился, выбрался на берег. А цепи – это лишь помеха, не может же быть все гладко. Нужно как-то извиваться и доплыть до берега. Легкие рвались от нехватки воздуха, двигаться достаточно для совершения гребков не получалось. Он тонул, отплыв немного от корабля, но не добравшись до берега. Слишком далеко, такими темпами не доплыть, кандалы тянут вниз, не дают сделать нормальных движений, сковывают. Эта промашка могла стоить жизни.

Следующий раз, когда он с огромным трудом вырвался из воды, осознавая, что до берега еще далеко, рядом раздался плеск. Это шлепнулась стрела, к которой была привязана веревка. Он ухватился за нее. Его потянули.

«Спасен!» – билась в голове единственная мысль.

Скоро, даже слишком – ему казалось, что берег дальше – ноги ощутили илистое дно. Богдан оттолкнулся, быстро продвигаясь вперед по воде, поднялся на колени. Его вырвало, он закашлялся, пытаясь вдохнуть, набрать воздуха в грудь. Вода текла из носа и рта, но он приходил в себя и начал осознавать, что надо убираться вглубь зарослей на берегу, а не оставаться здесь, на открытом месте. То, что происходило сзади, на корабле, не имело для него большого значения.

«Стоила ли столько моя жизнь? – пронеслась у него в голове мысль. – Ведь если бы не я, все они, там, на корабле, скорее всего, остались бы живы».

Живой – это главное. Судьба Чуны? Но он не мог его выручить, не имел никакой возможности. Остальные? Душегубы, воры и казнокрады, темных дел мастера, обманщики и контрабандисты. Их жизни и так завершились бы на каторге, раньше или позже. В тяжелом труде и ужасных условиях существования.

Команда и стража? Все они пали от гидр и белооперенных стрел. Эти – на его счету, на его совести.

Бугай покачал головой, осознавая, что все, оставшееся за спиной, – давящая цена его свободы. Ужасная, кровавая, дикая, которую решили заплатить его спасители. Кто? У него были некоторые соображения на этот счет. Но зачем гадать, если через пару мгновений все увидишь своими глазами?

Богдан, шатаясь, побрел вперед, через заросли, держа в руках веревку. Цепи мешали быстрому перемещению. Пару раз он неудачно спотыкался и падал, но тут же вставал и рвался вперед. Над головой просвистело еще несколько стрел. Туда, где тонул корабль, гребцов которого пожирали гидры. На этот раз стрелы несли пламя.

– Стой, – раздался резкий, но негромкий голос из листвы, откуда-то сверху.

Богдан остановился, шлепнулся на траву, звякнув цепями, и улыбнулся, уставившись на крону дерева. Он был чертовски рад услышать знакомые интонации. Пожалуй, только один голос обрадовал бы его сильнее – голос Росенки.

– Злой, ты? – прохрипел он в ответ.

– А кто же еще, браток? – раздался смешок.

Худощавый, жилистый мужчина с луком в руке спрыгнул с дерева, где было устроено «воронье гнездо» для засады. Лучник чуть горбился, а на лице играла самодовольная усмешка. В зеленой одежде с черными и коричневыми вставками его сложно было заметить в густой прибрежной зелени. А прилаженные к легкому дублету небольшие ветви с зеленой листвой улучшали эффект маскировки.

– О, брат, да ты в железе, – он хлопнул Богдана по плечу.

– Вас здесь много?

– Увидишь, браток, увидишь, – усмехнулся Злой, отстраняясь. – Бездна, как я рад тебя видеть. – С этими словами старый товарищ ощерился, потом цыкнул зубом, сплевывая.

– Ты же понимаешь, что твоя радость – ничто по сравнению с моей. Вы меня вытащили из такого дерьма, парни!

Богдан подумывал добавить: «И такой ценой!», но в последний момент промолчал.

– Еще бы, – Злой вновь хлопнул Богдана по плечу. – Пошли, браток, снимем с тебя эту железную дрянь.

Он вновь усмехнулся и повлек спасенного за собой, еще глубже в заросли. Остановился, оглянулся.