Медленным движением он подвинул к Богдану кружку с настоем.

Они молча цедили обжигающее питье. Скорее всего, оно действительно имело отличный вкус. Злой умел собирать травы в нужных пропорциях и сушил все это мастерски. Но сейчас напиток оказался слишком горячим, чтобы распробовать всю его прелесть. А сидеть в тишине после всего сказанного сил уже не имелось ни у того, ни у другого.

– Пойду я, – проговорил Богдан.

– Давай, – коротко ответил Горыня. – Заходи, я всегда рад тебе. Да и дочку приводи, сделаем ей поясок там или сумку.

На том два старых товарища и распрощались. Путь домой был тяжелым. На душе словно камень огромный повис. Постояв у входа в дом и посмотрев на небо, полное звезд, Богдан двинулся внутрь.

Зоря не спала.

- Случилось чего? - Прошептала она.

- Нет. - Но по тону и настрою точно было понятно, что что-то случилось. Богдан не очень то умел скрывать чувства и врать.

- Ясно. - Зоря вздохнула. Она была умной женщиной и не стала задавать вопросов. Нужно будет, захочет, расскажет сам.

Он разделся и лег. Могучей рукой обнял супругу. Та прижалась к нему, поцеловала в губы.

- Любимый. Я с тобой. Все будет хорошо.

- Я знаю, Зоря. Я знаю. - Ответил он.

Она целовала ему шею, он прижал ее плотнее. Ощутил ее тепло. Усталость и напряжение похода уходили. Разговор со старым другом давил, но это все стало не так уж и важно. Он был дома. Он был с семьей. С любящими людьми.

Ясноокий рад был вернуться домой. Пожалуй, это единственное чувство, которое осталось у него после всех тех жертв, через которые он прошел. Ради Родины. Ради Господина. Ради тех никчемных, убогих, но столь жаждущих жить людишек.

Слишком многое он отдал. Пожертвовал, как и все они. Те, кого чернь зовет ясноокими. Его глаза каждого видят насквозь. Стоит взглянуть и он прозревает мысли тех, кто рядом. Он чувствует, о чем они думают, и ощущает их страх. Он и все его собратья, что стоят на страже, являются светочем в этом темном, полном ужасов мире. Недаром глаза каждого из них пылают. Это говорит о том, что даже в самой темной ночи всегда остается крупица надежды. Толика света.

Дом – башня городского чародея, мэтра и господина, чья власть безусловна и не подвержена сомнению по праву величия и мудрости – даровал им всем спокойствие. Только здесь они не чувствовали извечно окружающий их страх. В этих серых, возносящихся к небесам стенах, они не ощущали себя оружием, стражами, хранителями. Они становились простыми и приземленными.

Лишь тут они получали право на отдых. Расслабление. Медитацию.

Ясноокие могли не есть и не пить неделями. Обычная еда и вода не давали им насыщения. Они не утоляли жажду. Не пьянила их брага, и не радовало солнце. Только здесь, в подземелье, кушанья, поданные слугами, насыщали. Мясо, сладкое, сочное и вино, тягучее, густое, словно кровь... Они вкушали эти яства, и, казалось, к ним возвращался утерянный вкус. Чувство сытости, удовольствия.

Порой к ним присоединялись некоторые аристократы. Наиболее возвышенные, посвященные и достойные. Те, кому мог довериться городской чародей. Но даже они не были равны с ясноокими. Чувствовали здесь силу колдовства, опускали глаза, и в сердцах их читался все тот же страх. Находиться с ними было неприятно, они мешали отдыху. Ведь даже эти люди, достойнейшие из достойных, верные и славные, полезные Родине, были всего лишь людьми и не могли проводить в обществе яснооких много времени.

И сейчас он, вернувшийся с очередной охоты на проклятых мятежников, врагов Господина, Кракона и Союза, возлежал на мягких бархатных подушках. На отполированном овальном столе рядом располагалось блюдо с кушаньем, графин с питьем и серебряный кубок, полный ароматной алой субстанции. Столь манящей, завораживающей и дающей силы.

Он вспоминал произошедшее недавно. Тот бой у древнего капища. Отступник, проклятый колдун, отошедший от служения своей стране, народу, господину чародею. Возомнивший себя свободным и жаждущий покорять простых смертных. Он создал вокруг культ, секту, подчинял и манипулировал. Он, ясноокий, сражался с такими не в первый раз, и всегда побеждал. Ведь за ним всегда следил его Господин, стократно превосходящий любого ренегата в мудрости и силе.

Но именно в этом задании ему, хранителю Кракона и его земель, было поручено не только убийство колдуна, но и наблюдение за одним из простых смертных. Богдан, ветеран-сержант, выделялся на фоне остальных. Да, он не был ровней им, яснооким, но... Среди людей он казался примерно таким же, как их Владыка – на фоне самих яснооких. Здоровенный, выносливый, сильный и опытный воин, прошедший десятки, если не сотни вылазок. Убийца, настоящий зверь, прозванный сослуживцами Бугаем. И не зря.

Господин поручил ему важную миссию. Наблюдать за этим необычным человеком. Посмотреть на него. Почитать мысли, оценить. Это было странно. Но ему показалось, что владыку что-то волнует в этом воине, привлекает его внимание, хотя...

При первом же наблюдении становится ясно – в нем нет ни крупицы дара. Он не ровня яснооким. Человек, отлично тренированный, физически крепкий и опытный – лишь этим выделялся из толпы. Но, видимо, городской чародей считал иначе. Может, что-то скрывается за простотой? Прячется глубоко под личиной рубаки?

Битва не показала ничего необычного. Бугай проявил себя, как того и требовала ситуация. Действовал, не раздумывая, и, казалось, его мысли настолько посвящены делу, что прочесть их толком даже не удается. Все – на грани инстинктов, как будто пытаешься залезть в голову к собаке или какому-то еще животному. Собранность и готовность до боя, ярость, злоба, гнев и холодный расчет. Яркие эмоции, практически полное отсутствие мыслей, лишь какие-то вспышки на грани восприятия. Если бы ясноокий не наблюдал за ним слишком уж придирчиво, то подумал, что с врагами Кракона сражается безмозглый кретин. Но на деле было не так. Возможно, поэтому господин и решил наблюдать. А еще ясноокий не чувствовал от него столь привычного страха. Этот стражник не опасался ясноокого. Ему не нравилось быть рядом. Но чувство было другое. Непривычное.

Может, Бугай опасен?

Возможно, он заключил сделку с какими-то ренегатами, проклятыми предателями рода людского. Или того хуже. Он шпион тех, что живут на юге в лесах за пеленой тумана, которую не прозрит даже магия владыки. Господину виднее, ведь он сам видел все его глазами, слышал его ушами, ощущал всеми иными органами чувств бой на руинах. Сидя в башне в славном Краконе, был и там, в том безымянном лесу. Он был везде, где были его ясноокие. И лишь ему решать – что делать с этим стражником. Как его там, Богданом?

Ну, а ясноокому стоило подкрепиться, восстановить силы, столь необходимые для служения городу и стране. Зубы оторвали сочный, сладкий кусок нежного мяса. Прожарка была слабая, по губам заструилась кровь. Он насыщался, отдыхал и готовился безоговорочно служить своему повелителю, Кракону и Союзу вольных городов. Выполнить любой указ и отдать то, что мнил своей жизнью, ради этой славной цели.

Но в его голове продолжал вертеться вопрос. Опасен ли этот Богдан?

Спалось Богдану плохо, видимо, разговор со старым боевым товарищем давал о себе знать. Снилась всякая муть, благо еще не столь частый кошмар, отпечаток воспоминаний прошлого, о котором он, как ни старался, не мог забыть, и который частенько преследовал его в самые тяжелые моменты жизни.

Вставать нужно было рано, все же приключение, чем оно длиннее, тем лучше. Да и ради одного часа, проведенного в лесу, собираться туда и идти нет особого смысла. Росена проснулась с первыми петухами, пробралась к ним с Зорей в комнату и нежно растолкала отца.

– Папа.

Первым, что ощутил Богдан при пробуждении, была боль в обожженном языке. Вчерашний настой Торбы все же сжег его. Если пить кипяток, да еще так быстро, как это произошло вчера, другого ожидать не стоит.