– Это большая ответственность, – начал оправдываться Богдан. – Я говорил тебе, Зоря. Да, и я неблагороден. Ты же помнишь, я простой босяк, добившийся всего сам. Своими руками. Выше головы не прыгнешь.

– Ты не босяк. Ты служишь городу больше пятнадцати лет. Я понимаю твои опасения. Но подумай, ты бы добился большего, все теми же руками. Мог бы больше времени быть дома с нами. Учил бы новобранцев. Это более безопасно и так же важно. Ты бы передал свой опыт другим. А не ездил по лесам, пропадая на недели.

– Зоря... – Богдан подумал, что, возможно, она права, и стать инструктором, не такая уж и плохая мысль. Все же он уже не молод. Третий десяток разменян прилично так давно.

– Я невероятно боюсь, что однажды ты не вернешься... – она всхлипнула. – Каждый раз, когда уезжаешь. С каждым разом все сильнее. Сам говорил, сколько вас погибает. Как часто кто-то из вас не возвращается.

Он обнял ее, не зная, что сказать. Погладил по спине, провел рукой по волосам, поцеловал в щеку, ощутив на губах солоноватый вкус ее слез. Женщина плакала, видимо, расставание давалось ей действительно тяжело. С каждым разом все тяжелее.

– Я осторожен. - Лож далась с трудом. - И это еще одна причина, почему я не стремлюсь в командиры. Командир всегда впереди, на него ровняются. Именно поэтому я учу нашу Росенку, чтобы она тоже была осторожна. А еще – умела постоять за себя.

Он прижал Зорю сильнее и добавил:

– Это моя работа. Я – солдат. Но я обещаю подумать над тем, что ты сказала. Я поговорю с нужными людьми.

Пожалуй, пора все же это сделать. Пора задуматься о чем-то менее опасном.

– Спасибо, – она всхлипнула, посмотрела ему в глаза. Супруги поцеловались в губы, нежно и в то же время страстно. – Ложимся?

– Зоря, – Богдан вздохнул, – мне надо ненадолго отлучиться. Меня давно не было. Зайду к Торбе и Злому. Проведаю, как у них дела.

Супруга вздохнула и проворчала с явным недовольством, а может быть, и злостью в голосе:

– Порой, мне кажется, что товарищи для тебя важнее, чем мы. Чем семья.

– Нет, Зоря, – он вновь обнял ее и поцеловал в лоб. – Я скоро вернусь, и мы ляжем спать. Дождись меня.

Она кивнула, принимая эти слова, но в выражении ее лица и позе чувствовалась злость. Но что поделаешь, завтра важное событие для братства, а он, пообещав дочери приключение, поход в лес, на него не попадет. Надо хоть как-то замять дело, зайти, поговорить.

Еще раз обняв супругу, Богдан встал, подошел к двери. Натянул сапоги, накинул куртку, секунду подумал и перепоясался, прикрепив на пояс короткий меч и кинжал. Вряд ли ему что-то угрожало, но оружие всегда успокаивало его. И если статус и работа позволяют взять его с собой, почему бы не воспользоваться этой привилегией.

Идти было недалеко, всего пару кварталов. Достаточно чистых и зажиточных, обитатели которых могли позволить себе хотя бы какое-то освещение на улицах.

Людей встречалось мало. Богдану кивали в знак приветствия, выражая уважение. Как-никак стражник, хотя и без форменного облачения и не на службе. В лицо его знали многие, особенно те, кто жил рядом. Да и запомнить его персону не являлось делом сложным. Таких здоровяков в Краконе жило не так уж и много, а по шрамам и холодному, мертвенному взгляду опознать Богдана мог почти каждый.

Вскоре из-за угла показалась приметная вывеска.

Намалеванный коричневой краской кожаный кошель с золоченой пряжкой и витиеватая надпись «Мастер Горыня и Ко». Название, как только оно появилось при открытии заведения, сразу удивило всех старых товарищей мастера. Ведь никакого Ко и тем более компании за Горыней не существовало. Он все делал сам, своими руками, и никому процессы производства не доверял. Именно поэтому, скорее всего, и ценились его изделия. Помогать за прилавком в качестве продавца он, правда, взял их общего товарища Вадима.

Сейчас, вечером, лавка оказалась закрыта. Время позднее. Никто по темноте покупки не совершает и о делах рабочих не говорит.

Тяжелый кулак Богдана стукнул о дверь, раз, второй.

– Кого там принесла нелегкая? Закрыты мы! – голос раздался откуда-то изнутри, и послышалось неспешное топанье.

– Это я, – произнес Богдан громко.

Ответа не последовало, лишь шаги ускорились. Засов лязгнул. Дверь отворилась. На пороге предстал широкий в плечах, полноватый мужчина немного выше среднего роста. Глаза его смотрели подслеповато. Скрупулезная работа с кожей, видимо, не лучшим образом сказалась на зрении, и без того посредственном.

– Бугай! Не ждал гостей так поздно. Входи. Входи. Рад. – Широкая рука протянулась в приветствии, а на лице заиграла приятная улыбка. Он явно был рад товарищу.

– А Злого что, нет? – Богдан вошел, затем ответил на крепкое рукопожатие.

– Унесся куда-то с закатом, как ветер вольный. Свою работу сделал, дальше он себе хозяин. Заходи, что на пороге стоять. Что так поздно?

– Вернулся только сегодня.

Закрыв дверь, мастер-кожевенник провел гостя через лавку. На стенах висели различные сумки, пояса, перевязи. На полке на самом видном месте лежали пара шляп необычного фасона. Видимо, экспериментальные образцы. Богдан особенно не всматривался, появилось ли новое и было ли что-то продано из старого. Он точно знал, что спрос на хорошие изделия в городе имелся. Торба (для своих, а в миру – Горыня) на деньги не жаловался. Работал всегда на качество, а не на объемы.

За торговым залом располагалась гостиная. Здесь хозяин встречал важных гостей, обсуждал крупные заказы. Товарищи ветераны раньше частенько собирались именно за этим столом, на креслах, посматривая, как в камине потрескивает пламя. Сидели, вспоминали былое. Друзей. Врагов. Говорили о будущем. Грядущее постепенно приходило, а прошлое становилось все дальше. Виделись они все реже. Профессии мирной жизни разделяли старых товарищей. Судьбы их, спаянные, казалось, на века, тяжелыми временами юности, теперь шли совершенно порознь. Все дальше друг от друга.

– Садись, садись, Бугай или как оно лучше? Богдан? – хозяин с довольной ухмылкой указал рукой на одно из кресел. Сам, подкинув в камин немного дров, повесил на крюк котелок с водой. – Угостишься отваром? Отменный сбор, лесные травы. Злой собирал. А он в этом деле хорош, что ни говори.

– Да, спасибо, если только быстро. Я ненадолго, – усаживаясь, повторил Богдан.

– Сегодня вернулся, значит. И как оно?

Фраза выглядела достаточно дежурной. Видимо, Торба, занятый приготовлением угощения, не очень-то задумывался над словами.

– Да как всегда. Хреново, – Богдан смотрел в огонь, лицо его посуровело. – Два раненных, но легко, выкарабкаются. Ясноокий...

Ветеран покачал головой и тяжело вздохнул, продолжил.

– При лейтенанте да парнях руку потерял. Отсекли по локоть почти. Ни крови. Ничего. Как не было ее. Только культя висит, да кость из нее торчит белая. После боя поднял, как ни в чем не бывало. На место водрузил. Приросла почти сразу. Те, кто в первый раз с нами выезжали, лицами-то побелели. Такие дела.

Торба оценивающе поглядел на него, помолчал пару мгновений и продолжил приготовления.

– Хорошо, что вернулся. К завтрашнему как раз управился. Повезло. – Хозяин дома повозился с кружками, раскладывая сухие травки, проверил воду, которая еще не успела закипеть. Сел напротив гостя.

– Я как раз об этом, – Богдан посмотрел на товарища, почувствовал некоторое появившееся напряжение, отвел взгляд в пол. – Я дочке обещал...

– М-да, и ты туда же, – в голосе Горыни послышалась обида. - Опять никто не соберется из нашей старой компании.

Повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине.

Два старых товарища сидели и смотрели друг на друга. Многое было за плечами. Жизнь. Юность проведенная вместе в походах. Но все это сейчас рушилось. Разные пути дороги. Разные дела. Разная жизнь.

– Ну, может, вечером заскочу. - Сухо проговорил Богдан.

– Может, – проворчал собеседник. – Злой не обрадуется. Из остальных вряд ли кто придет. А парней помянуть-то надо. Посидеть. Поговорить. Вспомнить былое...