– Ты собралась, краса моя? – тихо проговорил он, вставая.

– Э... – девочка потупила глаза.

– Пойдем, – погладил Богдан ее по голове. – Пускай мама поспит.

Собирались они с толком. Небольшой рюкзак заполнился снедью на обед, флягой с водой, кремнем, кресалом, походным маленьким топором. Сверху легло хорошо сложенное одеяло, а снаружи пристегнулась свернутая плотная подстилка из шерсти.

После быстрого завтрака Росенка стала натягивать удобные серо-зеленые штаны и такого же цвета рубашку. «Прямо как мальчишка», – смотря на нее, подумал отец. Может, не зря Зоря ворчит?

– Так, краса моя! Если в этом идешь, то только до леса. Дальше – переодеваться, – подумав, проговорил он.

– Почему? – девочка надула губы.

– Мы не на охоту идем, а ты – та еще егоза и шутница, спрячешься от меня, ищи-свищи потом. Лес хоть и не густой, потеряться там легче легкого.

Она насупилась и смотрела в пол, явно недовольная.

– До леса дойдем так, а на опушке... – с этими словами он извлек из шкафа яркое васильковое платье из простого ситца с вышивкой на рукавах, достаточно короткое для того, чтобы не пачкать о землю подол, – вот, переоденешься.

– Папа! – умоляюще посмотрела она.

– Только так, – с этими словами он аккуратно спрятал платье в рюкзак. – Подрастешь еще, пойдем на охоту, вот тогда неприметность будет важна. А сегодня у нас приключение.

Сам он облачился как обычно, пристегнул к поясу все тот же короткий меч, кинжал, а за спину помимо рюкзака закинул легкий арбалет и мешок с десятком болтов. Вряд ли в том лесу водится что-то большее, чем кролик, но если удастся подстрелить даже такую дичь к столу, то это будет настоящим праздником для дочери.

Та в своих сборах от отца не отставала. Тоже перепоясалась, правда, не кожаным толстым ремнем, а тоненьким, плетеным, ярким и красивым. Прикрепила подвесные ножны с охотничьим ножом, который в ее руках казался огромным, а за плечо, на манер отца, закинула лук и колчан со стрелами. Детские, конечно, чтобы убить такими дичь, нужно еще постараться, но все же некий значимый аксессуар.

– Собрались? – Зоря вышла из спальни, осмотрела своих любимых и проворчала. – Порой, Богдан, мне кажется, что мы растим мальчугана.

В этих словах явно прослеживался упрек.

– Мама, ну ты чего? – Росена потупилась.

– Девочка тоже должна уметь постоять за себя, – Богдан потрепал дочку по голове, улыбнулся, затем подошел к супруге, обнял ее, поцеловал и прошептал на ухо:

– Найдем мы ей жениха, как срок придет. Не печалься, до этого еще далеко.

– Удачи вам, – улыбнулась Зоря. – Возвращайтесь быстрее, а то я себе места не найду. Иначе пойду к капитану и буду требовать, чтобы начали поиски.

Почему-то Богдану показалось, что несмотря на улыбку, это шуточное высказывание она могла воплотить в жизнь.

Наконец-то они выдвинулись в путь. Город встретил их шумом и толчеей. Многие люди утром шли по своим делам, кто на работу, кто за покупками на рынок. Стоило отцу с дочкой выбраться из своего более-менее тихого квартала на центральную улицу, ведущую к ближайшим городским воротам, как количество прохожих увеличилось, да и гомон вокруг усилился еще больше.

Лавочники зазывали, мастеровые что-то делали, гремели, стучали, ругались. Покупатели спорили с продавцами, торговались, выбивая себе лучшие условия. Мимо проезжали повозки, на которых был нагружен различный скарб. На половине пути к выходу из города мимо них прошел вооруженный отряд стражи. Бойцов Богдан знал мельком, а командир, приметив его, поприветствовал жестом.

К самим воротам толпа стала поменьше, видимо, все, кто ждал входа в город с ночи, уже успели пройти, очереди не было. Вооруженный копьями отряд воинов во главе с офицером осматривал какую-то повозку. Еще пара бойцов проверяла приезжих, отпуская шуточки в их адрес. У ворот стоял, скрестив руки на груди, один из яснооких. Казалось, он спит, облокотившись о каменную городскую стену, но Богдан точно знал, что это не так. Этот не пропустит ничего и никого, кто для него важен. На то он здесь и поставлен, чтобы подмечать всякое магическое, волшебное и прочее, опасное для города, в повозках и людях. Ведьмам сюда дорога заказана, через такую стражу не пройдешь и не обманешь. Вмиг разоблачат, и голову с плеч, ведь от чародеев этих диких одни беды.

– Папа, смотри, – Росена дернула его за руку и указала на казавшегося полусонным ясноокого. – А почему он не следит за входящими?

Богдан занервничал, привлекать внимание к себе и дочке ему совершенно не хотелось. Яснооких он, откровенно говоря, не любил. Хотя у него хватало ума не говорить об этом вслух. Даже когда он сидел с боевыми товарищами, пил с сослуживцами, это считалось для него запретной темой. Не может стражник, ветеран и уважаемый в городе человек, позволить себе высказывать неверное мнение о подчиненных верховного чародея – славных защитниках города, наделенных даром колдовать.

По долгу службы Богдан слишком часто сталкивался с ними, с их методами, видел их в деле. Он откровенно ненавидел все магическое, волшебное и непонятное. Считал колдовство опасным и отталкивающим, непотребным. Слишком много всякой магии, чародейства и прочих темных дел он видел за свою жизнь. Слишком много, чтобы понять – добра от этого не ищи никакого. Боль, обман, и, в итоге, смерть – вот конечная суть любой магии, ее истинное, не прикрытое красочной маской лицо. Колдуну ничего не стоит обвести тебя вокруг пальца, заморочить голову, подчинить, отравить душу, пронзить сердце. Убить любым из сотен невероятных методов. Свести с ума, причинить невыносимую боль, поджечь, обратить в прах и многое другое – вот на что способны маги.

Наблюдая за этими служителями порядка, он каждый раз задумывался, а сколько от обычного, живого, дышащего воздухом и употребляющего еду и питье человека в них осталось? Что отличает их от тех ведьмаков, которых они выслеживают и убивают?

Внешне ясноокие выглядят как люди, только глаза сверкают неестественным светом, отсюда и прижившееся название – почтительное, яркое. Но по простому разумению, эти наделенные даром колдовства существа, которые подчиняются непосредственно верховному городскому чародею, ничуть не лучше своих диких собратьев. Они – его слуги, глаза, уши и руки. Его орудия. И осталась ли там их собственная воля? Или только долг перед верховным магом ведет их по жизненному пути?

Походы хорошо запомнились Богдану по делам этих светлоглазых рыцарей-чародеев, отправленных с ними. Поражала их бесчеловечная жестокость в стремлении достичь цели. Без чувств, без колебаний. Даже ему порой становилось сложно принять столь радикальные меры. К примеру, зарубить на глазах у всего отряда пару крестьян – это еще ничего, проявление жестокости, не более. К тому же те не стремились помогать и говорить о происходящем в округе. Явно что-то скрывали.

Такое бывало, сами бойцы, особенно новички, срывались вне города, когда ситуация благоволила к этому. Увидишь пару расчлененных молодых женщин и захочешь сам не просто казнить, а сперва изувечить того, кто это с ними сделал. Работа такая. Сложная.

Но у отряда есть командир или такие, как он, Богдан, ветераны-сержанты, которые могут – и должны – охладить пыл и пристыдить зарвавшегося вояку. Словом и делом дать понять, что именно они, стража – надежда людей. И что негоже уподобляться всяким обезумевшим ублюдкам.

Но вот оторвать голыми руками пособнику культа голову на глазах у всех? Такое уже крайне сложно оправдать боевым задором. Это не приступ ярости или мести, или неопытность. Это зверство. Солдаты видят такое и запоминают, не только новички, все. Осознают, что ясноокие порой творят ужасающие вещи, внушающие страх. Страх и происходящее из него недоверие: «А вдруг он сделает то же самое со мной? С моим товарищем, а не с врагами?»

Но это еще полбеды. Одна сторона медали, так сказать. Богдан в свое время тоже творил малоприятные вещи, о которых не стоило вспоминать. Война, ничего не попишешь, она ожесточает. Но есть еще вторая сторона, к примеру, когда на глазах других людей ясноокому отрубают руку, а он продолжает крушить все вокруг, разрывая врагов в клочья. После боя, как ни в чем не бывало, подбирает свою оторванную конечность, и она прирастает, словно живая. Когда все видят, что ясноокого накрывает пламя, пронзают стрелы и копья, рубят мечи... А он продолжает сражаться! Это пугает еще сильнее. И вот такое запоминается гораздо лучше всяких речей о том, что славные ясноокие стоят на страже города от всяческих посягательств темных сил, чудовищ, ведьм, остроухих и прочих тварей.