Бугай сделал многозначительную паузу, всматриваясь в лица товарищей, заговорил вновь:
– Вся надежда на речной рубеж. Кракон, Истра, Керта – все на этом берегу Краки. Река полноводная, ее сложно преодолеть армейским обозом. Если города падут быстро, особенно Кракон с его отличным мостом, то война захлестнет половину Союза раньше, чем аристократия опомниться успеет.
– Давайте взглянем с другой стороны. Так сказать, зайдем с иного прохода. А нам что за дело до этого? – проговорил Мелкий, прищурившись. После его слов повисла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием лошадей да треском поленьев в кострище. – После наших последних свершений мы – люди вольные. Или как?
– Месть, честь, долг, – голос Князя свидетельствовал о сильном алкогольном опьянении и заплетался, но взгляд полнился злобой.
Никто не засмеялся в ответ, хотя все понимали, что после того, как они напали на корабль Союза, который вез Богдана, говорить о долге и чести – достаточно странно. Скорее всего, о них, кроме Бугая, стража понятия не имеет, но тот самый налет послужил неким выбором. И теперь все они стояли от правящих Союзом сил особняком. Вне закона.
Возвышенные слова о Родине, любви к ней и необходимости защищать ее в трудный час хороши для юнцов и людей, которые под Родиной понимают что-то свое, ценное, то, ради чего действительно стоит жертвовать жизнью и здоровьем. Но товарищи-ветераны почти не имели подобного за плечами. В их руках оставалась ответственность лишь за свои собственные жизни. Пожалуй, здесь выделялся Богдан, жаждущий спасти дочь, а также Князь – с одной стороны, аристократ, имеющий некие обязательства перед Союзом как землевладелец, а с другой – потерявший по вине остроухих жену и нерожденное дитя.
Но у остальных на этот счет в голове тоже имелись некие мысли.
– Когда мы планировали спасение нашего товарища, – Торба вновь нарушил повисшую тишину, кивая в сторону Богдана, – мы рассчитывали уходить на восток, через горы, в земли, некогда бывшие Империей. Теперь там разрозненные княжества, королевства и графства. Славомир Борынич предлагал в знак старой дружбы выделить нам некие средства. И каждый из нас взял с собой все золото, что мог. Так?
Князь злобно буравил его взглядом, покачивая в руках бутылку вина.
– Вторым вариантом было отправить туда Богдана одного, – хмыкнул Проныра. – А самим стать наемниками у нашего почтенного Славомира.
– Это план для дураков, – Мелкий уставился на него. – Ты что, думаешь, у стражи не будет вопросов к нам при встрече, а? Корабль сгорел, команда погибла, а мы все внезапно оказались у Славомира Борынича под крылышком, в одном месте, в одно время.
– Бездна их знает, – оскалился в ответ Проныра. – Кто будет копать, когда ушастые стоят у стен? К тому же стрелы – белооперенные...
– Будут копать, могилку для каждого. На хрена нам это надо? – Мелкий не унимался, видимо, после освобождения Богдана и тех десятков убийств сама идея попадаться на глаза служителям закона и порядка у него отсутствовала. – Все по законам военного времени. Либо в первые ряды пошлют, добровольно-принудительно. Охота тебе с ушастыми на улицах Кракона рубиться?
– У тебя, Мелкий, родни вроде как целая армия? – произнес Торба.
– И что? Я же младший. Эти дармоеды вечно все на меня свалить готовы. Матушка умерла, три года как. А только к ней из всей этой своры торгашей у меня были теплые чувства. Они ж меня в детстве в ополчение сбагрили! Отец – старик, а остальные – тля, паразиты, – обычно беззаботный и веселый, Мелкий разошелся не на шутку. Он со злобой ударил кулаком по ладони и замолчал.
– Парни, – в разговор вмешался Левша, – мы когда-то были солдатами. Да, ради нашего товарища мы поступились законом, убили... – он сплел руки перед собой в замок, покачал головой, сокрушаясь, продолжил:
– Бездна, мы порешили кучу ни в чем не повинных людей, отчего мне до сих пор мерзко. Но была цель, хорошая цель – спасти товарища. А сейчас ушастые будут убивать и жечь, не оставят ничего за собой, а мы? Мы просто уберемся отсюда?
– А ты что, в герои записаться хочешь, а, браток? – Злой цыкнул зубом и уставился на него, продолжая вращать пальцами нож.
– В чем-то он прав, мы были солдатами, – Богдан проговорил это спокойным голосом.
Вновь стало тихо, лишь огонь пожирал очередное подкинутое кем-то полено.
– Бросим все, в бездну, туда дорога. Золото, какое-никакое, есть. Рванем за горы, на восток, в осколки старой Империи, – не выдержал Проныра, соглашаясь со словами Мелкого. – Мы – бойцы крепкие, там наймемся к какому-нибудь барону, графу. Заживем!
– Родину бросишь, – Князь, доселе лишь раз сказавший свое слово, злобно уставился на него. – И меня?!
– Да погоди, ваше благородие, шуметь, погоди, – Мелкий положил руку тому на плечо.
– Сука! – Славомир скинул ее резким движением и вскочил. Покачнулся, но на ногах устоял. Он был уже изрядно пьян. Бутылка, ходившая по кругу, оставалась у него все чаще. Остальные ветераны понимали, что пить в такой ситуации – дело опасное. Рядом могли оказаться приспешники ведьмы, мало ли, вдруг не всех они порешили там, у избушки. Также в окрестностях могли появиться и отряды остроухих. Но Князю перечить никто не решился. Горе-то великое.
– Сядь, Славомир Борынич, – Богдан тоже встал и уставился на благородного товарища своим тяжелым взглядом.
Неспешно поднялся Торба, затем Злой, их примеру последовали остальные.
– Мой долг – защищать Союз, – твердо, насколько мог в таком состоянии, проговорил Князь. – Мой удел – месть. Они убили ее, отняли у меня ту жизнь, что зрела в ней. Сына моего! Я буду сражаться. А вы! Вы– моя дружина! – он говорил яростно, злобно, с выражением, изливая в слова все, что накопилось за этот слишком долгий и непростой день, переводил взгляд с одного ветерана на другого. Сбился, продолжил уже не так четко, алкоголь давал о себе знать все сильнее. – Я... Я вас, молиби... мобизу... Нанимаю! Призываю! Вы – мое копье!
– Славомир Борынич, солнце ты наше, – Торба был учтив и говорил как можно более спокойно. – Нас же в первом попавшемся городе повесить могут. И тебя, подчеркну, тоже.
– Я аристократ! Я веду свой отряд на защиту Союза. Вы мои люди. Пальцем никто не тронет! Не посмеют! – С этими словами Князь ударил себя кулаком в грудь и вновь покачнулся.
Они смотрели друг на друга, поднявшиеся над костром мужчины, боевые товарищи, которых связывало многое. Кровь, боль, смерти. Теперь же – еще и общее преступление перед Союзом, нападение на корабль с заключенными, убийства. Несколько десятков трупов неповинных ни в чем людей. По закону все они – душегубы или пособники оных. Знает ли кто-то еще о том, что ими совершено? Это сложный вопрос. Но лица их довольно известны. Особенно фигура самого Богдана. В Краконе уж точно.
Бугай в этот момент выяснения отношений между ветеранами думал о том, что идти на восток ему совершенно незачем. Единственное, что он хотел и на что рассчитывал, это вернуться в тот самый злополучный Кракон и выяснить, где его дочь.
Где Росенка и что с ней? Если удастся узнать об этом, не возвращаясь, – отлично, но как это сделать, он пока что не понимал. Стоило ли верить тому, что вымолвила отсеченная голова ведьмы? Может, это ловушка? Но других вариантов, где искать, он не имел. А значит, в данной ситуации стоило поддержать изрядно подпившего, убитого горем и переполненного жаждой мести товарища.
– Други... – начал он, – вы меня из беды спасли.
Все молчали, переведя взгляды с покачивающегося Князя на него.
– Спасли, рискуя всем, – продолжил Богдан. – Так почему же, когда Славомир Борынич просит нас о помощи, мы отказываем ему?
Злой тихо, но очень витиевато выругался и сплюнул сквозь зубы. Торба вздохнул, покачал головой. Проныра хохотнул. Левша кивнул в ответ. Мелкий схватился за голову. А Хромой, пока не вмешивающийся в спор, а лишь растирающий больное колено, так и продолжал молчать. Казалось, ему все равно. Болтун занимался лошадьми. Они отчетливо понимали, что он пойдет туда, куда и все. Он редко сам принимал какие-то решения.
