Алкивиад* Облокотясь перед медью, образ его отражавшей, Дланью слегка приподняв кудри златые чела. Юный красавец сидел горделиво задумчив и, смехом Горьким смеясь, на него мужи казали перстом; Девы, тайно любуясь челом благородно-открытым, Нехотя взор отводя, хмурили брови свои. Он же и глух был, и слеп; он не в меди глядясь, а в грядущем. Думал: к лицу ли ему будет лавровый венок? Ропот («Красного лета отрава, муха досадная, что ты…»)*
Красного лета отрава, муха досадная, что ты Вьешься терзая меня, льнешь то к лицу, то к перстам? Кто одарил тебя жалом, властным прервать самовольно Мощно-крылатую мысль, жаркой любви поцелуй? Ты из мечтателя мирного, нег европейских питомца, Дикого скифа творишь, жадного смерти врага. Мудрецу* Тщетно, меж бурною жизнью и хладною смертью, философ, Хочешь ты пристань найти, имя даешь ей: покой. Нам, из ничтожества вызванным творчества словом тревожным, Жизнь для волненья дана: жизнь и волненье одно. Тот, кого миновали общие смуты, заботу Сам вымышляет себе: лиру, палитру, резец; Мира невежда, младенец, как будто закон его чуя, Первым стенаньем качать нудит свою колыбель! «Филида с каждою зимою…»* Филида с каждою зимою, Зимою новою своей, Пугает большей наготою Своих старушечьих плечей. И, Афродита гробовая, Подходит, словно к ложу сна, За ризой ризу опуская, К одру последнему она. Бокал* Полный влагой искрометной, Зашипел ты мой бокал! И покрыл туман приветной Твой озябнувший кристал… Ты не встречен братьей шумной, Буйных оргий властелин: Сластолюбец вольнодумной Я сегодня пью один. Чем душа моя богата, Всё твое, о друг Аи! Ныне мысль моя не сжата И свободны сны мои; За струею вдохновенной Не рассеян данник твой Бестолково оживленной, Разногласною толпой. Мой восторг неосторожной Не обидит никого; Не откроет дружбе ложной Таин счастья моего; Не смутит глупцов ревнивых И торжественных невежд, Излияньем горделивых Иль святых моих надежд! Вот теперь со мной беседуй, Своенравная струя! Упоенья проповедуй, Иль отравы бытия; Сердцу милые преданья Благодатно оживи, Или прошлые страданья Мне на память призови! О, бокал уединенья! Не усилены тобой Пошлой жизни впечатленья, Словно чашей круговой: Плодородней, благородней, Дивной силой будишь ты Откровенья преисподней, Иль небесные мечты. И один я пью отныне! Не в людском шуму, пророк, В немотствующей пустыне Обретает свет высок! Не в бесплодном развлеченьи Общежительных страстей, В одиноком упоеньи Мгла падет с его очей! «Были бури, непогоды…»* Были бури, непогоды, Да младые были годы! В день ненастный, час гнетучий Грудь подымет вздох могучий; Вольной песнью разольется: Скорбь-невзгода распоется! А как век-то, век-то старой Обручится с лютой карой; Груз двойной с груди усталой Уж не сбросит вздох удалой: Не положишь ты на голос С черной мыслью белый волос! «На что вы дни! Юдольный мир явленья…»* На что вы дни! Юдольный мир явленья Свои не изменит! Все ведомы, и только повторенья Грядущее сулит. Не даром ты металась и кипела, Развитием спеша, Свой подвиг ты свершила прежде тела, Безумная душа! И тесный круг подлунных впечатлений Сомкнувшая давно, Под веяньем возвратных сновидений Ты дремлешь; а оно Бессмысленно глядит, как утро встанет Без нужды ночь сменя; Как в мрак ночной бесплодный вечер канет, Венец пустого дня! Ахилл*
Влага Стикса закалила Дикой силы полноту, И кипящего Ахилла Бою древнему явила Уязвимым лишь в пяту. Обречен борьбе верховной, Ты ли, долею своей Равен с ним, боец духовной. Сын купели новых дней? Омовен ее водою, Знай, страданью над собою Волю полную ты дал И одной пятой своею Невредим ты, если ею На живую веру стал! |
