Смерть Димитрия Красного Предание Нет, на Руси бывали чудеса Не меньшие, чем в отдаленных странах. К нам также благосклонны небеса, Есть и для нас мерцания в туманах. Я расскажу о чуде старых дней, Когда, опустошая нивы, долы, Врываясь в села шайками теней, Терзали нас бесчинные моголы. Жил в Галиче тогда несчастный князь, За красоту был зван Димитрий Красный. Незримая меж ним и небом связь В кончине обозначилась ужасной. Смерть странная была ему дана. Он вдруг, без всякой видимой причины, Лишился вкуса, отдыха и сна, Но никому не сказывал кручины. Кровь из носу без устали текла. Быть приобщен хотел святых он таин, Но страшная на нем печать была: Вкруг рта – всё кровь, и он глядел – как Каин. Толпилися бояре, позабыв Себя – пред ликом горького злосчастья. И вот ему, молитву сотворив, Заткнули ноздри, чтобы дать причастье. Димитрий успокоился, притих, Вздохнув, заснул, и всем казался мертвым. И некий сон, но не из снов земных, Витал над этим трупом распростертым. Оплакали бояре мертвеца И, крепкого они испивши меда, На лавках спать легли. А у крыльца Росла толпа безмолвного народа. И вдруг один боярин увидал, Как, шевельнув чуть зримо волосами, Мертвец, покров содвинув, тихо встал – И начал петь с закрытыми глазами. И в ужасе, среди полночной тьмы, Бояре во дворец народ впустили. А мертвый, стоя, белый, пел псалмы И толковал значенье русской были. Он пел три дня, не открывая глаз, И возвестил грядущую свободу, И умер как святой, в рассветный час, Внушая ужас бледному народу. Ангелы опальные
Ангелы опальные, Светлые, печальные, Блески погребальные Тающих свечей, – Грустные, безбольные Звоны колокольные, Отзвуки невольные, Отсветы лучей, – Взоры полусонные, Нежные, влюбленные, Дымкой окаймленные Тонкие черты, – То мои несмелые, То воздушно-белые, Сладко-онемелые Легкие цветы. Чувственно-неясные, Девственно-прекрасные, В страстности бесстрастные Тайны и слова, – Шорох приближения, Радость отражения, Нежный грех внушения, Дышащий едва, – Зыбкие и странные, Вкрадчиво-туманные, В смелости нежданные Проблески огня, – То мечты, что встретятся С теми, кем отметятся, И опять засветятся Эхом для меня! ‹1899› Слова любви Слова любви, не сказанные мною, В моей душе горят и жгут меня. О, если б ты была речной волною, О, если б я был первой вспышкой дня! Чтоб я, скользнув чуть видимым сияньем, В тебя проник дробящейся мечтой, – Чтоб ты, моим блеснув очарованьем, Жила своей подвижной красотой! Белладонна Счастье души утомленной – Только в одном: Быть как цветок полусонный В блеске и шуме дневном, Внутренним светом светиться, Все позабыть и забыться, Тихо, но жадно упиться Тающим сном. Счастье ночной белладонны – Лаской убить. Взоры ее полусонны, Любо ей день позабыть, Светом луны расцвечаться, Сердцем с луною встречаться, Тихо под ветром качаться, В смерти любить. Друг мой, мы оба устали. Радость моя! Радости нет без печали. Между цветами – змея. Кто же с душой утомленной Вспыхнет мечтой полусонной, Кто расцветет белладонной – Ты или я? Нежнее всего Твой смех прозвучал серебристый, Нежней, чем серебряный звон, – Нежнее, чем ландыш душистый, Когда он в другого влюблен. Нежней, чем признанье во взгляде, Где счастье желанья зажглось, – Нежнее, чем светлые пряди Внезапно упавших волос. Нежнее, чем блеск водоема, Где слитное пение струй, – Чем песня, что с детства знакома, Чем первой любви поцелуй. Нежнее всего, что желанно Огнем волшебства своего, – Нежнее, чем польская панна, И значит – нежнее всего. Сумрачные области
Сумрачные области совести моей, Чем же вы осветитесь на исходе дней, – Сумраки отчаянья, дыма и страстей? Вы растете медленно, но, как глыбы туч, Ваш провал безмолвия страшен и могуч, Вы грозите скрытою гибельностью круч. После детства ровного с прелестью лугов, После отыскания новых берегов, Наши мысли гонят нас, гонят, как врагов. Ни минуты отдыха, жизнь к себе зовет, Дышит глянцевитостью наш водоворот, Ни минуты отдыха, дальше, все вперед. Чуть мечтой измеряешь дальние края, Вот уже испорчена молодость твоя, Стынет впечатлительность к сказкам бытия. И душой холодною, полной пустоты, В жажде новых пряностей, новой остроты, Тянешься, дотянешься до своей черты, До черты губительной в бездне голубой, Где ты вдруг очутишься – с призраком – с собой, Искаженный жадностью, грубый и слепой. И среди отчаянья, дыма и теней, Чем же ты осветишься на исходе дней? Горе! Как ты встретишься с совестью своей? |
