Превозмогшая Хочет меня Господь взять от этой жизни. Неподобно телу моему в нечистоте одежды возлечь в недрах матери своей земли. Боярыня Морозова Омыв свой лик, весь облик свой телесный, Я в белую сорочку облеклась. И жду, да закруглится должный час, И отойду из этой кельи тесной. Нет, не на баснях подвиг проходил, Нет, полностью узнала плоть мытарства. Но, восхотев небесного боярства, Я жизнь сожгла, как ладан для кадил. От нищих, юродивых, прокаженных, – Не тех, кто здесь в нарядной лепоте, – От гнойных, но родимых во Христе Я научилась радости сожженных. И пламень свеч в моем дому не гас. Не медлила я в пышных вереницах. Но сиротам витать в моих ложницах Возможно было в каждый миг и час. Но встала я за старину святую, За правило ночное, за Того, К кому всю роспись дела моего Вот-вот снесу, как чаю я и чую. За должное сложение перстов, За верное несломанное слово Мне ярость огнепальная царева – Как свет, чтоб четко видеть путь Христов. В веках возникши правильной обедней, Здесь в земляную ввержена тюрьму, Я всю дорогу вижу через тьму, И я уже не та в свой час последний. Минуты службы полностью прошли. В остроге, и обернута рогожей, Зарыта буду я. О сыне божий! Ты дашь мне встать из матери-земли. 16 февраля 1915 Танец искр
Лунный свет, расцветший над водою, Златооких полный огоньков, Он горит звездою молодою, Белый лотос в тридцать лепестков. На заре приходит индианка, Нежит тело смуглое в волне, А поздней крылатая светлянка Танец искр ведет как по струне. Но струне извилистой и странной, Как в ноже малайском лезвие, Как извивы губ моей желанной, Как любовь, где все мое – твое. Переливы, срывы, и отливы, Погасить, чтоб вновь сейчас зажечь, Это ль, в час, когда все сны красивы, Не души к душе живая речь. Белый лотос тридцать белых крылий Развернул и смотрит в водоем, Расцвети же, лучшая из лилий, В танец искр мы два огня сольем. Вдруг Я люблю тебя, как сердце любит раннюю звезду, Как виденье, что увидишь в зачарованном бреду. Я люблю тебя, как Солнце любит первый лепесток, Как рожденье нежной песни в светлой зыби легких строк. Я люблю тебя за то, что ты телесная душа, И духовное ты тело и бессмертно хороша. Ты бессмертное виденье розовеющей зари, Я любви твоей воздвигну в разных далях алтари. Аргонавтом уплывая, я прикован к кораблю, Но чем дальше удаляюсь, тем сильней тебя люблю. В тихом заливе В тихом заливе чуть слышные всплески. Здесь не колдует прилив и отлив. Сонно жужжат здесь и пчелки и оски, Травы цветут, заходя за обрыв. Птица ли сядет на выступ уклонный, Вспугнута, камень уронит с высот. Камешек булькнет, и влаге той сонной Весть о паденье кругами пошлет. Вечерний ветер Вечерний ветер легко провеял – в отдалении. В лесу был лепет, в лесу был шепот, все листья в пении. Вечерний ветер качнул ветвями серебристыми. И было видно, как кто-то дышит кустами мглистыми. И было видно, и было слышно – упоительно, Как сумрак шепчет, как Ночь подходит, идя медлительно. Из книги «Сонеты Солнца, меда и Луны» Песня миров 1916 «Умей творить из самых малых крох…» Слово песни – капля меда, что пролился через край переполненного сердца. Испанская песня Умей творить из самых малых крох. Иначе для чего же ты кудесник? Среди людей ты божества наместник, Так помни, чтоб в словах твоих был бог. В лугах расцвел кустом чертополох, Он жесток, но в лиловом он – прелестник. Один толкачик – знойных суток вестник. Судьба в один вместиться может вздох. Маэстро итальянских колдований Приказывал своим ученикам Провидеть полный пышной славы храм В обломках камней и в обрывках тканей. Умей хотеть – и силою желаний Господень дух промчится по струнам. Сонеты Солнца
Сонеты солнца, меда и луны. В пылании томительных июлей Бросали пчелы рано утром улей, Заслыша дух цветущей крутизны. Был гул в горах. От солнца ход струны. И каменный баран упал с косулей, Сраженные одной и той же пулей. И кровью их расцвечивал я сны. От плоти плоть питал я, не жалея Зверей, которым смерть дала рука. Тот мед, что пчелы собрали с цветка, – Я взял. И вся пчелиная затея Сказала мне, чтоб жил я не робея, Что жизнь смела, безбрежна и сладка. |
