Что делать?
Признаться или смолчать??
Таня так надеется на неё! Не знает, что нет никакой колыбельной для ночницы!
Нужно признаться. Сказать. И лучше это сделать сейчас.
— Ну что вы там топчитеся?? — раздраженно донеслось из платка. — Солнце давно закатилось! Времени совсем трохи осталося, а они никак не наговорятся!
— Уже летим! — пропыхтела Таня, поддерживая зеркало коленом. — Зоська, видишь вон тот прутик у стены? Мне его Чура дала…
— На желание. — кивнула Зося. — У меня тоже был такой.
— Вот и славно. Значит, ты знаешь, что нужно делать.
— Кажется… кажется, знаю.
— Тогда командуй.
— Может лучше ты сама?
— У меня руки заняты! Делай, что тебе говорят! — прикрикнула Таня, а в глазах промелькнули красные искры.
Зося поспешно подняла прутик, поводила им вокруг себя, представляя дом бабки Филониды. И на всякий случай прошептала, что им с Таней нужно попасть в Патрикевичи.
Прутик исправно сработал.
Зося успела услышать печальный вздох зданя, а потом поняла, что стоит в темных холодных сенях Филонидиного дома.
— Проходи, — Таня подтолкнула её в спину. — У меня сейчас руки отвалятся!
Зося поспешно шмыгнула в дверь, и едва не вскрикнула, заметив стоящих по углам комнаты сестёр. Черные кружева Полины, и костюм Владиславы словно припорошило пылью, пряди волос переплела паутина, на бледных лицах полосами лежали тени. И только глаза оставались живыми и яркими и с ненавистью смотрели на вошедших.
Возле стола завозилась, захлопала крыльями курнеля.
— Привет… — зачем-то поздоровалась с ней Зося.
Курнеля вскинувшись, попыталась что-то ответить, но не позволила веревочка, плотно обхватывающая шею птицы.
Курнеля не сводила с Зоси поблёскивающих бусинок-глаз и резко помахивала пышным хвостом совсем как раздраженная кошка.
— Внучек… лисуна приведет… — донеслось до Зоси слабое шипение.
Лисуна… Лисуна??
Не ступи в лисунов след, иначе… — немедленно вспомнилось Зосе.
Сердце заколотилось так отчаянно, что она прижала руку к груди, пытаясь совладать со страхом.
— Авигея в соседней комнате. — как ни в чем не бывало сообщила ей Таня. — Сейчас приготовлю всё здесь, и пойдём к ней.
Таня положила зеркало на пол и потрясла затекшими руками. Из-за печи тут же прозвучала длинная треть — цвыркун поприветствовал вернувшихся девушек.
— Потерпи. Уже немного осталось… — подбодрила его Таня. — Андрюха не беспокоил больше? Лисуна не приводил?
Курнеля немедленно дёрнулась и что-то прохрипела,
А цвыркун протрещал коротко и резко.
— Не приводил, значит. Это хорошо. — усмехнулась Таня. — Плохое задание ты подкинула внучку, Прасковья.
— А если он придёт… Андрей? — голос подвел Зосю, и она прокашлялась.
— Если придёт — встретим. — хмыкнула Таня. — Иди сюда. Подержи зеркало. Оно должно стоять вертикально.
Зося послушно подошла, а в голове настойчиво твердило: «Признайся, пока не стало поздно! Признайся, что не знаешь никакой колыбельной! Признайся! Признайся! Признайся!»
— Тань… — почти беззвучно шепнула Зося, но Таня велела ей заткнуться.
— Вроде бы ровно… Удержится… Отпускай его, Зоська.
Зося послушно убрала руки, а зеркало так и осталось стоять.
Зося только теперь разглядела, что оно двустороннее.
Таня расположила зеркало по центру комнаты, повернув таким образом, чтобы обе сестрицы оказались перед ним.
— Вот и всё, девоньки. — промурлыкала Таня. — Сейчас будем прощаться. Я бы и Прасковью с вами отправила, но её зеркало не примет.
Курнеля издала сиплый звук, цвыркун разразился длинной трелью, а Таня довольно рассмеялась.
Смех прозвучал как карканье. И Зосе показалось, что фигура подруги изменилась! Сделалась ниже и грузнее, а рыжие волосы — побелели!
— Ударь её! — прохрипела Чура из платка. — Ударь, пока совсем не обратилася!
Ударить… ударить? Но — как?
— По шчокам! По шчокам хлестай! — закричала Чура.
И Таня услышала это, обернулась.
В глазах подруги плясали красные всполохи. Черты лица расплылись.
Встретившись с Зосей глазами, Таня ухмыльнулась и прищёлкнула пальцами, мгновенно обездвижив её.
— По шчокам! — донеслось в последний раз, а потом Таня разорвала платочек.
И в этот момент на неё прыгнул цвыркун. Силенок у него было маловато, но он старался как мог — царапал Танино лицо лапками, не переставая отчаянно стрекотать.
Не ожидавшая нападения Таня отвлеклась, и чары ослабели.
Зося рванулась к ней и влепила смачную пощечину.
Цвыркун отлетел куда-то в сторону, а Зося в исступлении продолжала бить Таню по щекам.
— Хватит… — выдохнула Таня и потерла побагровевшее лицо. — Хватит, Зоська. Я вернулась.
— Что это было? Что происходит? — Зосю потряхивало от ужаса. — Ты превращаешься? Превращаешься?? В кого??
— Вроде того. Немножко утратила контроль. Увлеклась.
— В ведьму… — просипела довольная курнеля. — В ведьму-у-у. А полночь — вот она. Близёхонько-о-о…
— Я контролирую себя. Не бойся. Я справлюсь. — Таня попыталась улыбнуться Зосе. — Теперь твой ход. Поторопись!
Схватив Зосю за руку, она потянула её в следующую комнату, прямо к застывшей неподвижно Авигее-ночнице.
Старуха съёжилась и выглядела такой несчастной, что Зося невольно пожалела её.
— Филонида Паисьевна… — шепнула онемевшими от волнения губами. — Как вы себя чувствуете? Вам больно?
Ответить бабка не могла, у неё лишь заблестели глаза и по щеке покатилась одинокая слезинка.
— Филонида Паисьевна, как вам помочь?
— Глупее вопроса не могла придумать? — разозлилась стоящая позади Таня. — Это уже не Филонида. Не думай о том, что причинишь ей вред. Филониды больше нет. Перед тобой Авигея!
Бабка не отводила взгляд, и столько страдания было в нём, столько боли!
— Филонида Паисьевна… — Зося потянулась к бабке, и Таня ударила её по руке.
— Не ведись, идиотка! Действуй! Время пошло!
— Филонида Паисьевна… вы помните меня? — повторила Зося шепотом. — И сестёр, и Петьку — помните?
Бабка моргнула, теряя слезинки, и Зося снова пожалела её — одинокую и никому не нужную сейчас. Если Филонида слышит, если реагирует на слова — возможно ещё не всё потеряно? Не всё так плохо, как кажется?
— Время, Зоська! — Таня подтолкнула Зосю в плечо. — Не распускай сопли! Сосредоточься!
— Таня, подожди… Мне кажется, она слышит… Слышит нас! И всё понимает!
— Тебя это не должно волновать! Чем быстрее она загнется — тем лучше.
— Как ты можешь так говорить? Она же живая! Это живой человек!
— Это не человек, а оболочка от него! Соберись, Зоська. Не вынуждай меня применить силу!
Зося даже не повернула головы, всё смотрела, как бабка обреченно прикрыла глаза, а из-под век так и продолжали сочиться слезы.
— Филонида Паисьевна, — Зося говорила тихо, будто сама с собой. — В ту ночь была гроза… Помните, Филонида Паисьевна? Вы оставили нас здесь… Меня, девчонок и Петю… не отпустили в лес… накормили… обогрели… дали всем по куколке… маковушке… обернули лоскутками маковые стебельки с коробочками-головками, и внутри каждой шуршали и перекатывались зернышки…
В комнате сделалось вдруг очень тихо. Зося не слышала больше Таниных угроз, она словно перенеслась в прошлое, в то время, о котором говорила.
Почувствовала в руке лёгкость макового стебелька.
Отчётливо прозвучал смех Полины, а затем раздался легкий хруст.
Хрупкая коробочка треснула, роняя чёрные точечки-семена…
— Просыпались годы маковыми зёрнами
Не остановить, не повернуть вспять.
Только вспоминать о них, лишь вспоминать
Непослушными пальцами мак по зёрнышку перебирать-собирать.
Всё, что осталось — то в мешочек сложу
Нитью красной вокруг обвяжу,
Маковушкой защитной обряжу…
Солнце заходит
