Коридор к этому времени уже почти опустел. Только у окна на повороте стояла Пожарская. Смотрела на меня, как будто ждала. И правда — не успел я подойти ближе, она оттолкнулась от подоконника.

— Николай, — произнесла тихо, но в голосе звенело напряжение.

Я остановился, не дойдя пары шагов.

— Да?

— Нам нужно поговорить. — это был не вопрос и не просьба. Констатация факта.

— О чём? — я напрягся.

Она бросила взгляд в сторону лестницы. Пусто.

— Не здесь. Пять минут, только ты и я. — И, не дожидаясь ответа, пошла вперёд, в сторону запасного выхода во двор.

Я немного помедлил, потом всё-таки пошёл за ней. Было ощущение, что в этой встрече что-то решается — пусть даже я пока не понимал, что именно.

Мы остановились у стены, в той самой нише, где иногда прячутся от зимнего ветра. Здесь редко бывают студенты в это время — слишком холодно. Но сейчас это было ей только на руку.

— Ты ведь понимаешь, — начала она, глядя не на меня, а куда-то вбок, — что то, что случилось тогда на тренировке, не было чем то обычным? Такое не происходит просто потому что.

— Я честно, не понимаю, о чем вы говорите, Алина Сергеевна. — живот скрутило. Я все прекрасно понял.

— О, правда? Ну так я тебе напомню. Неделя назад. Огненное копье. Которое так удачно вернулось в отправителя. Вспоминаешь?

— Просто повезло. Срикошетило об щит.

Она усмехнулась. Безрадостно.

— Оно не отрикошетило. Оно тебе подчинилось. Я это видела. И почти уверена, что не только я.

Сердце будто споткнулось.

— Тогда скажи, что это было, если ты такая уверенная, — ответил я резче, чем хотел, сам не поняв, что перешел на "ты".

Она посмотрела прямо. Взгляд жёсткий, почти колючий.

— Я не знаю. В этом и проблема. Не знаю. Но знаю, что это не обычная магия. Это не твой стиль, Крапивин. Ты не должен был уметь такое. Никто на курсе не умеет. Даже преподаватели не умеют. — Она сделала паузу. — Поэтому я и здесь.

— Значит, что? — Я пожал плечами. — Это допрос? Ты теперь следователь?

— Нет. Просто… — она запнулась, будто не была уверена, стоит ли продолжать. — Просто мне не всё равно. Это опасно. Для тебя, в первую очередь. Если ты не знаешь, что это — ты не сможешь это контролировать. А если знаешь — тем хуже. Потому что тогда ты мне врёшь.

Я открыл рот, чтобы ответить, но она уже отступила на шаг, отводя взгляд.

— Ладно, забудь. Мне, наверное, показалось. — И, не дожидаясь моего ответа, развернулась и пошла обратно в корпус, быстро, как будто убегала от чего-то.

Я остался стоять. В смысле "забудь"? Как я вообще должен теперь про это забыть?

Всего пять минут разговора. А холодный ветер уже продувает меня замораживая до костей или это я заледенел от страха? Амулет под рубашкой будто снова потяжелел. На негеущихся ногах я отправился в общежитие.

Черт. Почему всё постоянно становится только сложнее?

А еще через полторы недели наш факультет собрали в актовом зале где декан зачитывал новые распоряжения. Голос его был, как всегда, вязким, как тёплая каша, а текст — унылым.

Его практически никто не слушал, как и всегда, все равно потом все придет на терминал. Зал еле слышно общался друг с другом, кто-то просто листал ленту в телефоне, в общем всем было пофиг. Ровно до одного момента.

— …в связи с усилением разломной активности на южной границе, группа студентов старших курсов нашего факультета, а также отобранные кандидаты из младших групп, пройдут внеплановую практику под надзором кураторов из Надзора. Продолжительность — от одной до трёх недель. Подробности будут направлены каждому участнику индивидуально на личный терминал.

В зале на секунду стало тихо. Очень тихо. А потом зашумело.

Я же сидел с прямой спиной и абсолютно чётким предчувствием: меня это касается.

Я ещё не знал, как именно. Но знал — то чего я подсознательно ждал — началось. Спокойная, на сколько это вообще возможно, жизнь закончилась и всё пришло в движение. Разлом. Возможность. Опасность. Всё сразу. Будто чья-то рука медленно открывает передо мной дверь.

И — хуже всего — я хотел в неё войти.

Глупо, наверное. Я прекрасно понимал, что практика в Разломе — это не экскурсия. Это не учебный полигон, где всё под контролем. Там всё по-настоящему. Настолько, насколько вообще может быть.

Но где-то глубоко внутри шевелилось чувство, слишком похожее на нетерпение. Будто я всё это время стоял у черты и наконец услышал: «Пора».

Рядом кто-то нервно шептался — обсуждали, кого могут отобрать. Впереди дернул плечами Зверев, обернулся, метнул в мою сторону быстрый взгляд, но ничего не сказал. Пожарская сидела через проход, спокойно, с тем самым видом, когда она уже всё поняла и теперь просто ждет подтверждения. С того разговора она ко мне больше не подходила, но я по прежнему постоянно ловил на себе ее изучающий взгляд.

Игнат рядом молчал, как и я. Но я чувствовал, как он напрягся. Внутри — так же, как и я.

Когда собрание закончилось, никто не спешил вставать. Все как будто ждали, что декан скажет ещё что-то. Может, объяснит. Уточнит. Но он просто развернулся и ушёл, не оглядываясь.

Мы вышли из зала вместе с потоком. Кто-то уже проверял свои терминалы — надеялись, что «подробности» придут сразу. Не пришли.

Игнат кашлянул, будто собираясь что-то сказать, но потом передумал. Мы прошли полкоридора в тишине, пока он всё-таки не выдал:

— Думаешь, нас возьмут?

Я пожал плечами. Честно — не знал. Но чувствовал.

— Не знаю насчет тебя. Но по поводу себя почти уверен.

Он кивнул. Даже не удивился. Просто кивнул.

— Тогда надо готовиться.

И ничего больше не сказал. И правильно. Всё уже было сказано.

Утро началось не с кофе, даже не с холодного вчерашнего чая. С мурашек, бегущих по спине. Их принесло уведомление, сухое и формальное: «Группа БФ-1-1, участники практики, сбор в зале № 2. Подробности на месте. Явка обязательна». И всё, больше ничего не было. Только подпись куратора в конце.

Говорят, в Разломе время течёт иначе. Я проверил — с тех пор, как открыл письмо, прошло всего десять минут. А ощущалось как час. Странно, вроде мы еще не в Разломе.

В зале среди остальных уже толпились наши. Не все — человек десять максимум. Кто-то отсеялся по рангу, кого-то, может, отобрали в другие группы. Атмосфера гудела: негромкие разговоры, редкие смешки, больше похожие на нервные срывы.

— Слышал уже про Буревую? — спросил Игнат, возникший сбоку. — Прорвалась. Седьмой ранг. Вчера вечером.

— Серьёзно?

Он кивнул, почесал висок.

— Ага, после того как объявили о практике она умотала на полигон, два дня с него не вылезала. Получается теперь у них с Пожарской ничья. Технически.

Прекрасно. Осталось только, чтобы они начали драться за право командовать выездом. Хотя они и так и так начали бы это делать.