Уже потом отправят магов целыми отрядами, исследуют и верх, и недра той земли, поставят крепости, пророют шахты — словом, закрепятся там, где первыми прошли они, отчаянные мореходы. Только дойти и «со щитом» вернуться на едином судне при такой разлаженной команде — шанс один из десяти.

Что же! Бердинг предпринял еще не все доступное.

Педант с гиарскими корнями сам скрупулезно соблюдал свое распоряжение бывать в порту не больше двух часов, и нынче до исхода срока требовалось заглянуть еще в один казенный дом.

Крыльцо Надзора Судоходства имело три дубовые ступени — Бердинг миновал их в один шаг. Базар под монастырским холмом он тоже пролетел почти не глядя — остановился только на минуту, чтобы за медную луну немного остудиться квасом.

Эта задержка дала отдых и Раулю, который поспевал за ним не вдруг.

Еще вчера за общим завтраком Ирдис бравурно сообщил, что трюм готов к отходу шхуны и остается только получить в субботу запасные паруса.

«Комплект я заказал зимой, — делился интендант. — Соткали под указанный размер, и потому не быстро.»

Бердинг тогда не повел ни одной из своих рыжих бровей — «Благодарю за службу».

Волнуясь, Ирдис аккуратно развернул невидимый капкан с железными зубами.

«Паруса сложу в малый отсек, там будет несколько посуше и надежнее. Случится что — иной комплект нам не собрать и в месяц.»

Бердинг черпал промасленную пшенку в равнодушии, но с той минуты Ирдис и Рауль боялись и на миг терять его из виду.

В среду капитан не спускался в Арсис. Вдумчиво провел и построения, и тренировки магов, потом ушел к себе и просидел до вечера. Сегодня, в солнечный четверг, после муштры он ускользнул на берег.

Раулю выпало отправиться за ним.

Навигатор отметил бердингову злость, когда тот покидал крыльцо Надзора. Само его там пребывание было вполне оправдано делами службы, но тот пакет, с которым он ушел, немало занимал внимание Рауля.

Куда капитан устремился теперь? Где можно загодя предугадать его злодейства? Первый навигатор шел на расстоянии, когда разгоряченный Бердинг соблазнился квасом.

Для конспирации Раулю тоже нужно было замереть — и он удачно оказался у стола тетушки Хильды, легендарной кормилицы порта. Он живо приобрел горячий крендель из чарованного кузовка — торговка узнала его, беззубо и почти уже безгубо похвалила возвращение домой. От этой дряхлой радости Раулю сделалось теплее — его как будто привечала сама здешняя земля. Пройтись бы тут или за город, а не бессовестно следить за собственным начальством — да выбора у лейтенанта нынче нет.

Бердинг вытер квасные усы, брякнул кружкой о стол и направился дальше, к морской стороне. Рауль как мог непринужденно прилепился следом и узкою тропкой оставил базарный лужок. С капитаном его разделяло шагов двадцать и пригляд совершался успешно, когда из-за спины нежданно ворвалось воззвание:

— Господин лейтенант!

«Ох!»

Рауль сжал зубы и шел дальше, как не слышал.

— Лейтенант Дийенис!

Он покидал базар прямее мачты. Бердинг еще рядом, но не терять бы из виду — почти за самый холм укрылся.

— Рауль Теодорович! — в отчаянии крикнула Нерина.

От имени он вздрогнул — притворяться глухим больше не было сил. Застыл и обернулся, сохраняя сколько мог солидности — мешался крендель, который он едва успел сглотнуть. В руке еще жила вторая половина.

— Вы звали меня, леди Нортис? — осведомился лейтенант почти совсем бесстрастно.

Он видел: Бердинг обернулся тоже. Нашел Рауля, разглядел стремление к нему надзорщиковой барышни — и гнев, притушенный холодным квасом, поднялся в капитане с новой силой.

— Развели черт знает что! — сказал он в полный голос и еще решительнее повернул тропой за холм.

Рауль в отчаянии понял, что его пригляд, быть может, не угадан капитаном, но уж провален он почти наверняка. Разозлиться, однако, не вышло — Нерина догнала его через базарный люд. Сама! Не посмотрела даже на свидетелей!

— У меня к вам имеется дело, — она дышала быстро, и серая короткая накидка шевелилась на плечах.

— Вы могли послать за мной… кого-нибудь, — заметил ей Рауль. — Иначе злые языки вновь истолкуют все превратно.

Он все три дня негодовал на ее слежку, а нынче, когда она столь простодушно подошла к нему — не смог открыто уколоть.

— Едва ли у меня есть право требовать явиться, — из накидки проглянули ее руки — пальцы в перчатках сжимали нещадно платок. — Я и так… непозволительно вмешалась в вашу жизнь.

— Забудем, леди Нортис, — Рауль изобразил чуть больше равнодушия, чем находил на деле.

Барышня игралась — Бог судья! Ее теперешний приход утешил, и даже отчего-то больше нужного, но лейтенант нетерпеливо перемялся: Бердинга сейчас простынет след, а тот взбешен и ясно, что готов на преступление!

Барышня склонила шляпку вниз, пряча лицо и созерцая руки, но через миг с усилием вернула взгляд на лейтенанта. Его ответный взор ей чудился пронзительным и строгим.

— Не забудем, Рауль Теодорович, — сказала она, отчаянно надеясь, что цвет щек подвел ее не слишком. — Не раньше, чем вы изволите меня простить.

— Леди Норстис, нет необходимости… — помилосердствовал над нею лейтенант, только Нерина прервала его, продолжив:

— Я виновата перед вами, — глаза норовили сбежать в сторону, и оставаться смелой было страшно тяжело. — Надумала Бог знает что и попыталась уличить ваши проступки. Однако, намерение сделать «как лучше» ни мало меня не оправдывает. Я совершила низкое деяние.

Рауль не вынес этого и первым отвел взгляд, не зная, как теперь держаться. Храбрая барышня глядела в душу, немного даже снизу вверх — а он и сам был занят делом, за которое она теперь столь честно извинялась! Бердинг виновен, но мысль о своем недостойном надзоре вновь растревожила совесть. Ко всему, теплый крендель в ладони ужасно мешал, но выбросить его было еще глупее. Люди смотрели на них — наверняка узнали дочь надзорщика, а после ирдисова сватовства еще особо примечают — что у старшей за поклонник и которой масти? Даже длинноносые чайки взирали в большой строгости, забыв искать на жиденькой траве следы базарной снеди.

— Простите меня. Пожалуйста, — досказала барышня и только после этого позволила себе неровный вдох и выдох.

«Я смогла!» — восхитилась внутренняя Нерина.

«И что мне в этом случае положено сказать?» — терялся внутренний Рауль.

Определенно, стоило поговорить с умудренным картографом.

Нерина разрумянилась после победы разума над гордостью. Теперь она перед своей совестью чиста.

— Я прощена? — уточнила она.

— И даже ранее, чем начали виниться, — Рауль был убедителен и сам почти поверил — разве он когда-либо досадовал на эту маленькую смелую девицу? Недаром Тедька-следопыт прозвал ее фельдмаршалом.

Нерина чувствовала, как дрожат колени, а пальцы вот-вот заболят на шестеренке, обернутой шелком. Она усилием разжала правую ладонь и тронула ленты под шейкой — отчаянно требовался хотя бы маленький, но заслоняющийся жест. Застывший лейтенант так проследил за этой ручкой, что ей на миг поверилось — во имя мира спросит права поцелуя. Он глубоко вдохнул — и не спросил.

«Все-таки выбросить крендель? Так неучтиво будет с ним полезть к ее руке…»

Они еще стояли на виду у любопытных, но Нерина положила себе нынче думать не о них и торопливо прервала все тяжелеющую паузу.

— Лейтенант Мартьен заходил к нам вчера. Он тоже признавал свою ошибку.

— Вот как? — Рауль оживился. — Вы изволили его простить?

— Разумеется, не о чем думать, — слова давались барышне все легче. — Он очень каялся и, между прочим, говорил о вас.

Лейтенант приподнял свои знаменитые брови, увековеченные матушкой на гобелене.

— Едва ли это было очень лестно.

— Он объяснил, что вы бываете излишне резким от усталости, — уточнила Нерина, как будто это делало Мартьена сколько-нибудь лучше.

— Так и сказал?

— Он выразился в том смысле, что вы «Чуть не сошли с ума из-за починки своих синих шестеренок». Это наверное?