Нельзя было понять — просто не верит, или нарочно создает подобный вид. Рауль, захваченный плеядой подозрений, не посмел теперь обвинить Мартьена вслух. Подобными словами не бросаются в соратников, тем более, когда они с тобой уходят за край мира. Рауль и впредь молчал, стал насторожен, точно сжатая пружина, держался еще больше в стороне и даже за офицерскими обедами смотрел по сторонам исподлобья, почти не поднимая головы.

В сущности, любой из магов мог совершить оба эти преступления, хотя и не за каждым Рауль усматривал мотив. Ирдис, пусть и не чародей, тоже сумел бы. Исключить можно было разве что сидящего с ними отца Иосифа, поскольку монах не пожелал тогда участвовать в экскурсии по порту, ужина в беседке не делил и магию не слышал. Матросы и мастеровые — тоже маловероятно, однако полностью кому-то доверять Рауль старался отвыкать. Сделалось тошно.

Он был занят сутки напролет — не до потаенных следствий! — но принуждал себя запоминать, кто из команды чем себя занял на время швартовки.

Об интенданте Ирдисе нечего и говорить — носился где-то кучерявым растрепанным коршуном, по нескольку раз в день притаскивая славную добычу. Из инженерного отсека не видно было в точности, что прибывало каждый раз, но лебедка на палубе часто скрипела, окуная в складской трюм то пухлые тюки, то тяжелые бочки. Если судить по запахам, Ирдис все-таки протиснул туда и квашни с капустой.

Рауль отчасти восхищался этим рвением — сам он был иного склада, от беготни и торга скоро бы сошел с ума — только из памяти не шло, что Ирдис поначалу дальше порта в экспедицию не собирался. Удалить одного навигатора, сломать оба «УЛ» — дивный способ не пустить «Императрицу» в море, притом свою часть службы выполняя безупречно.

С капитаном Ирдис пересекался мало, и тот не часто проверял его работу. Оба занялись делами, и ссоры, искрившие между ними на реке от переизбытка времени, заметно потеряли остроту.

— Сахар протащили все-таки? — лишь несколько сварливо уточнял капитан за ужином.

— И яблоки моченые завтра погрузим, — кивал Ирдис, цепляя в салате редис.

О собственных занятиях в эти три дня капитан Бердинг доложиться не изволил. Много бывал и в каюте, и в городе, однажды помянул новую встречу с надзорщиком — на сей раз обошлось без примечательных экскурсий. На третье утро отправил куда-то голубя, но содержания письма никто на «Императрице» не ведал. Матросам Бердинг то и дело сочинял работу на борту, офицеров не трогал, но общей праздностью был недоволен и ворчал.

Навигатор Мартьен сносил упреки молча и сам как будто тоже изнывал. Точила ли его обыкновенная скука или то, что Рауль вполне справляется с починкой — не разобрать. На другой день за поломкой Мартьен сухо предложил помочь с чарованием «УЛ 002», но первый навигатор этой жертвы не принял. Второй с презрением ушел в каюту и, кажется, в дальнейшем более лежал там с книгой, чем сходил на берег.

Зато картографа почти не видно было на борту. Оскарис влился в город так, как будто это он, а не Рауль был местным — и скоро знал здесь каждый дом, который мог бы послужить к его забаве. Рауль как-то после обеда попробовал надеть улыбку и спросить, где приметливый картограф провел столь ожидаемую им первую белую ночь, но тот захохотал, прищурясь, и стал ногою выдворять докучливую черепаху из своей каюты:

— Ба, завидуешь? Жить, наконец, потянуло? Ладно, разбирайся со своими шестеренками живее — может, еще покажу!

Пришлось благодарить и «ловить на слове» — на всякий случай следует и это разузнать.

Лекарь Алваро тоже свел какие-то знакомства и дважды уходил, не возвращаясь к ужину. Среди искрящих занятостью и, напротив, томящихся бездельем лиц, он оказался самым выдержанным и всегда румяным, как младенец — утверждал, что на его здоровье положительно влияет регулярный моцион.

Рауль не отказался бы прибегнуть к этому же способу поправить нервы, но времени пока не находил. Он даже к матушке уже три дня не выбирался, сходя с ума от блоков чародейского кода, заплетенного в «УЛ».

Впрочем, это усердие давало и плоды — первый усилитель был восстановлен полностью, второй — уже наполовину. Когда маг отчитался в этом Бердингу, тот внимательно посмотрел в его лицо и после позднего завтрака отправил спать, «пока вы не начаровали нам сюрприза». Доволен — или напротив, оттягивает срок завершения починки? Маг беспокойно подремал час и отпросился до обеда к матери. Недолго поразмыслив, все усилители он пооткручивал и утащил с собой.

С трапа Рауль сошел, окрыленный — починка идет неспешно, зато благополучно, погода хороша, и матушка теперь наговорится вдоволь! Он только завернул в гостиные ряды, чтобы после триумфального возникновения на пороге в речной грязи, наконец, появиться дома достойно и не с пустыми руками.

Рауль покинул густо пахнущую сахаром лавку заморских сластей и был вполне готов идти за мост, когда судьба преподнесла ему иную встречу.

— Лейтенант Дийенис!

Задорный голос барышни Нортис ворвался в его день весенней трелью.

— Нерина Стефановна, — Рауль кивнул учтиво и с немалым облегчением — кажется, за ту маленькую неприятность на «Императрице» разумная барышня зла на него не таит.

— Прощаетесь с большой землей, пока еще есть время? — приятно и внимательно смотрела она из-под шляпки. Ничто в ее приветливости не открыло, с какою горечью она отметила усталость его глаз.

Рауль развел руками, признавая правоту.

— Пожалуй! От моря я вовсе отвык.

— И как вы находите город? — барышня как будто не спешила по своим покупкам. — Он изменился?

Рауль окинул взором и строгие ряды колонн, и базар над обрывом. Последний все-таки уменьшился за эти годы.

— Гостиный двор, определенно, лучше маленьких столов, открытых всем ветрам, — отметил он. — Только где же домашние крендели тетушки Хильды?

— Они их выпекала и при вас? — прямым повеселевшим взором Нерина отчего-то заставила Рауля отвести глаза.

— Мы еще в детстве полагали, что Хильда — ровесница нашему порту.

— Легко в это поверю! Она весь город кормит кренделями до сих пор, — вовсе рассмеялась барышня. — Теперь часть базара осталась подальше от берега — на пустыре под монастырским холмом. Столы уже и на склон залезают, под самые стены — настоятель сердится, особенно постом. А со Светлой седмицы там вовсе гомон до небес. Неужто не заметили?

— Я еще и не смотрел как следует, задержан был на борту… — Рауль замялся, избегая афишировать поломку, — иной заботой.

Нерина посерьезнела, поджав губу — забота лейтенанта вся читалась вокруг его красных очей. Это даже не романтичная бледность вурдалака-интенданта, а отвратительное, ничем не извинительное саморазрушение.

— Вы совсем не бережете себя, лейтенант, — со взрослым укором сказала она, хотя едва доходила ему и до носа.

Рауль смотрел все больше вниз или мимо, но на этом замечании вскинул глаза на нее, изумленно и благодарно — совсем чужая, а волнуется о тяжких его буднях! Все-таки, женское сердце мягче тех обветренных камней, что бились под ребрами бывалых мореходов.

— Не могу иначе, Нерина Стефановна, — он улыбнулся, неуверенный, как следует вести себя, чтобы опять не показаться грубым.

Нерина внутренне поцокала — как виноват и жалок сей пленник зеленого змия! Упаси Бог когда-нибудь связать себя с таким.

— Вам следует вернуть контроль над вашей жизнью.

Рауль, подавленный каскадом бед, был с барышней согласен в полной мере.

— Пожалуй, я и сам бы этого желал.

«Хотя бы сознает!» — Нерина вздохнула и вдруг ободряюще пожала его локоть белою перчаткой.

— Вы сможете! Вы совсем не безнадежны, лейтенант Дийенис!

Касаясь его руки, она заметила в ней плитку шоколада — кажется, шарльского, в ужасной розовой бумаге. Дорого и вульгарно — такое покупают только даме, и Нерина тотчас же отдернула ладонь. Разумеется, ее минутное сострадание никак не влияет на сложенный план — и «третий пункт» был, кажется, ей предугадан верно.

Смутное чувство подсказало Раулю, что он опять ее задел невольно, только на сей раз и не понял — чем? Именование «небезнадежным» как будто тоже было не такой уж комплимент, но отгадать, что разумела барышня — задачка не по опыту.