Грамотный управляющий сохраняет эмоциональную дистанцию. Мэт не будет связан дружбой с сотрудниками, поэтому будет действовать рационально, не опасаясь испортить отношения. Его решения будут основаны на данных, а не на симпатиях. Таким образом сохраняется репутация. Пол остаётся «хорошим полицейским», сохраняя лояльность команды, в то время как Мэт берёт на себя роль «злодея». Это даёт скорость решений. В кризисных ситуациях нельзя тратить время на угрызения совести. Мэт может увольнять, реструктурировать и наказывать без долгих дискуссий.

Какими качествами должен обладать «Мэт»? Первое это беспристрастность и способность игнорировать личные симпатии. У него должен быть аналитический склад ума и решения должны быть подкреплены данными, а не эмоциями. Также важна коммуникативная жёсткость и умение чётко аргументировать позицию, даже если она непопулярна. Также важна лояльность к Полу. Мэт должен быть «щитом», а не «предателем», который подрывает авторитет руководителя.

А что если возникнет токсичная атмосфера?! Если Мэт действует слишком грубо, команда начнёт бояться не только его, но и Пола. Это приведёт к текучке и падению продуктивности. Отсюда может возникнуть потеря доверия и сотрудники могут заподозрить, что Пол прячется за Мэта, избегая ответственности. Может ли произойти выгорание Мэта?! Если постоянная роль «злодея» приводит к эмоциональному истощению, то без поддержки Пола, Мэт может стать циником или уйти.

Как минимизировать риски? Нужны чёткие правила игры. Пол должен публично обозначить, что Мэт действует в рамках утверждённой стратегии, а не по личной прихоти. В таких случаях, эффективен баланс «кнута и пряника» и после увольнений или жёстких мер, Пол может инициировать бонусы, обучение или тимбилдинги для оставшейся команды. Необходимо наладить обратная связь через регулярные анонимные опросы сотрудников. Это поможет отслеживать, не превращается ли Мэт в «тирана». Не менее важна и поддержка Мэта. Пол должен защищать его решения на верхнем уровне, иначе Мэт станет «козлом отпущения».

Есть ли альтернативы Мэту?! Если Пол хочет сохранить мягкий имидж без жёсткого менеджера, то нужно внедрение системы регулярных оценок, где увольнения выглядят как объективное решение системы, а не человека. Придётся нанимать аудиторов для ревизии штата — их рекомендации легче принять, чем личные решения. Нужно будет пройти тренинг по управлению конфликтами.

Мэт в бизнесе это «хирург», без которого не обойтись в критических ситуациях. Но его роль требует чётких границ и контроля. Пол должен помнить о том, что если Мэт начнёт наслаждаться властью или потеряет связь с реальностью, то это будет угроза для всей компании. Как говаривал Генри Форд: «Менеджер это тот, кто умеет обходиться без меня. Но если он обходится без совести, то мне он не нужен».

Мэт вырос в фавеллах Рио, где выживание зависело от умения читать язык улиц — не слова, а взгляды, жесты, тишину между выстрелами. Его характер это сплав парадоксов и цинизма философа с наивностью ребёнка, который всё ещё верит, что можно выиграть в игре с краплёными картами.

«Стальные яйца» Мэта это не страх, а холодный расчёт. Смелость? Нет. Мэт ненавидел это слово. «Смелость нужна тем, кому нечем платить за ошибки», — говорил он. Его бесстрашие это математика. В пятнадцать лет он в одиночку пришёл в логово наркокартеля, чтобы выторговать жизнь младшей сестры. Не с пистолетом, а с предложением: «Дайте мне месяц и я удвою ваши доходы». Через месяц картель купил ему первый костюм. Риск это его стихия, но доза всегда была выверена. Он входил в сделки, которые другие называли безумием, потому что видел возможности там, где другие видели хаос. Как-то раз он заставил две враждующие банды разделить территорию, пригрозив… опубликовать их транзакции в Даркнете.

Он был мастером переговоров и знал, как объединять язык пуль и процентов. Мэт был невероятно гибок. Он одинаково уверенно говорил и на языке улиц и языке финансов. С банкирами он говорил о волатильности рынка, а с подростками из фавелл о том, как выгоднее продать украденные гаджеты. У него был свой метод решения проблем. Мэт не давил. Он слушал. В его арсенале были паузы, которые звучали громче крика, а шутки были острее ножа. Когда нефтяной магнат отказался от сделки, Мэт прислал ему фото своей хижины в фавеллах с подписью: «Ваш офис в сто раз больше. Жаль, мозг — нет». В итоге, сделка состоялась. У него было правило: «Никогда не проси, а предлагай так, чтобы отказ стоил дороже согласия».

Личность Мэта была алмазом, огранённым грязью. Его циничность противостояла лояльности. Он считал, что мир делился на «волков» и «овец», но в тайне оплачивал учёбу детей из своего квартала. «Это не благотворительность, — рычал он. — Я инвестирую в тех, кто однажды прикроет мне спину». Его юмор был бронёй, а его шутки были чёрные, как кофе из фавелл. После провала сделки он мог сказать: «Похоже, мне пора вернуться к продаже фальшивых Ролекс. По крайней мере, там клиенты не притворяются честными». Он был одиночкой с «семьёй». У него не было друзей, но были «союзники» — бывший вор-карманник, ставший его кибер-разведчиком и слепой старик из фавеллы, предсказывающий кризисы по цене на фасоль.

Его дела отличались отпечатками крови, в которых он был особо креативен. Однажды, когда конкурент заблокировал его счета, Мэт запустил фейковый токен, назвав его именем врага. Токен взлетел, а потом рухнул, утащив за собой репутацию конкурента. Жёсткость?! Он верил, что «договорённости пишутся не на бумаге, а на страхе». Но его угрозы всегда были элегантны. Как-то раз он «случайно» оставил конкурентам фото их тайной встречи с прокурором… в рамке с надписью «Лучшие моменты жизни». Он практиковал прагматизм решений. «Не решай проблему — используй её». Когда полиция закрыла его подпольный казино, он превратил его в коворкинг для стартапов, получив грант от мэрии.

Демоны прошлого и тень фавелл жили в душе Мэта. Ему снились кошмары. Иногда он просыпался в три ночи, слыша в голове крики матери, убитой при перестрелке. Тогда он шёл в гараж и чинил свой старый Шевроле. Это единственное, что от неё осталось. Он боялся не смерти, а беспомощности. В фавеллах слабость значила смерть. Здесь — то же самое, просто убивают тише». У него была мечта детства — купить весь свой квартал и превратить его в… ничего. «Пусть руины напоминают, откуда мы вылезли».

Мэт — это голод. Голод, который не утолить деньгами. Голод по власти, по уважению, по месту за столом тех, кто когда-то смотрел на него сверху вниз. Он не герой и не злодей. Он продукт системы, который решил играть по своим правилам — пока система не сломается.

Собеседование с Мэтом о приёме на работу проходило в строгом кабинете с панорамными окнами. Пол в идеально сидящем костюме сидел за стеклянным столом, листая файл с пометкой «Мэт Колдер». Мэт, в скромном пиджаке скупо улыбался, стараясь держать спину прямо.

— Резюме… «Оптимизация рисков», «реструктуризация активов». Красивые слова, Колдер. — Голос Пола прозвучал ледяно, будто скользнул по мрамору. — А что за ними? Умение подмахивать отчёты или реальный результат?

Мэт, сидевший напротив, слегка наклонил голову. Его пальцы сжали край стула, но голос остался мягким, почти подобострастным:

— Я… всегда нацелен на результат. В Колумбии, например, мне удалось оптимизировать логистику кофейных поставок, сократив издержки на сорок процентов. — Он нервно поправил галстук, шёлк скользнул в потных пальцах. — Конечно, это требовало… нестандартных решений. Но всё строго в рамках закона.

Пол наконец поднял взгляд. Его глаза, холодные и оценивающие, будто сканировали Мэта на наличие изъянов.

— «Нестандартные решения». Это как? Уговаривать регуляторов виски в пять утра? Или подкупать чиновников?

Мэт заморгал чаще, слова посыпались торопливо:

— О, нет-нет! Я лишь… нахожу общий язык с разными людьми. Например, в Цюрихе помог клиентам рефинансировать долги через альтернативные инструменты. — Он натянул улыбку, уголки губ дрогнули. — Все документы прозрачны, всё проверяемо.