— Ты! Осколок, помешавший мне обрести достойное тело. По твоей вине моё воплощение слишком слабо, — рявкнул оскорблённый титан.
Тут уже Ланнард не стал ему ничего отвечать. Действуя согласно наитию, почти как заморский часовой механизм, он запустил кинжал в аметистовые глаза монстра, поднырнул под просвистевший чёрный клинок, способный проломить врата замка, и с лязгом вогнал меч в подмышку чудовища, с трудом пробив окаменевшую шкуру. Сорвав с себя оковы обречённого страха, Люгер Трей зло закричал и, пробежав десяток метров, с размаху рубанул по руке, удерживающей его брата. Но, к сожалению, все усилия воинов оказались безрезультатны. Властелин ненависти всё же сжал пальцы — не выдержавший чудовищного давления латный шлем Дарела лопнул, разбросав по округе ошмётки костей, стали и мозга.
Стремясь помочь своему повелителю, чудовищная нелюдь полезла в ворота, на стене вновь замельтешили свежеватели, спектакль одного актёра закончился, и на них бросили все доступные силы. Надежда покинула сердца людей, кто-то продолжал сражаться, не услышав сигнала к отступлению. Большинство же обратилось в бегство, побросав оружие. В этом их трудно было винить. Даже весь ужас последних дней не мог подготовить к тому, что происходило на площади. Отыскав мрачным взглядом Кису, Ланн быстрым жестом приказал ей уходить в замок, на что девушка кивнула и, вскинув лук, напоследок зарядила стрелу в открытую изуродованную голову титана, но лишь бессильно оцарапала обсидиан. Властитель Лангарда был защищен не только каменной плотью, но и древней как мир Волей истинного Убийцы, пробить которую были способны лишь шевалье.
Совсем рядом на площадь рухнул чёрный клинок, разбросав во все стороны осколки камня. Ланн разминулся с ним только чудом, на пару мгновений раньше успев откатиться из-под удара. Мимо пролетел Люгер — титан зарядил ему в грудь наотмашь, отчего прочный нагрудник рыцаря вмяло, а воздух выбило из груди в полном ярости всхлипе. Культура Тарсфола всегда строилась на подавляющей силе. Именно Воля когда-то определяла статус, возможности и ценность для общества. Стоя напротив практически полного воплощения этого идеала, Ланнард словно вновь заглянул в обвиняющий лик отца. Это вырвало его из боевой медитации, впервые эмоции смогли взять верх над холодным убийственным импульсом. Он испугался. И впервые за долгие годы испытал ярость. После чего события сорвались, словно с цепи.
По земле к замку ползли искажённые влиянием титана и выпадающие из реальности чудовища, будто собранные из шипов, клыков и когтей. Эти порождения кошмаров не имели рук или ног и извивались всем телом, оставляя позади живой фиолетовый мох, по которому вслед за ними, мерцая, неслись обычные бойцы свежевателей. Шестёрка гвардейцев, спустившись из башни по короткому приказу Кривого, бросилась им наперерез, остановив продвижение врага у разбитых створок. Долго им было не продержаться, да и сами отступить из-под этой каменной арки они вряд ли смогут. Так же погиб десяток Грузда на первых вратах. Как только остатки защитников стены сверху сомнут, им зайдут в тыл и перережут.
Покупая время товарищам, воины сшиблись с врагом, кроша омерзительных монстров своим зазубренным и побитым оружием. Эти не отступят, не побегут — они были основой королевской армии и лучшими солдатами среди простолюдинов. На них можно было положиться. Ланн крепче сжал потёртый клинок. Ситуацию всё ещё можно было переломить. Если и не вырвать из смертельной пасти победу, то, по крайней мере, ещё одну небольшую отсрочку.
Да, ему всего лишь было нужно победить этого человека. Того, с кого всё началось. Кто бросил его в этот ад. Того, кто сломал его жизнь, лишил всего, что он любил, растоптал и растерзал весь его мир. Ненависть, глубокая и хищная, оскалила клыки. Они не стёрлись с годами и ярко сверкали, отражая глубинную, потаённую страсть.
Крик. Больше никакого спокойствия — только ярость и боль раненого, но недобитого зверя. Откровение из глубин памяти, что ярким кровавым пятном легло на всё восприятие. Взрыв, стремительный и неотвратимый, вместе с криком сломанного, но не павшего человека. Его взор больше не видел титана, его внутренний мир и воля сражались с настоящим врагом, а древнее божество Ненависти стало лишь его очередным воплощением.
Ланнард рванул прямо к гиганту, походя по пути срубив головы троим вставшим на его пути свежевателям. Выпад копья, пришедшийся в бок, он проигнорировал, превратив боль от полученной раны в бурлящую силу. Колющий удар его меча настиг цель, разбив в крошево локтевой сустав на левой руке великана. Ответный удар монструозного тесака он избежал отскоком, позволив обсидиановому лезвию пролететь мимо глаз, и мгновенно контратаковал, пока противник открылся.
Но допустил оплошность. Небольшая ошибка, сущая мелочь — один из срубленных им свежевателей оказался живым и нашёл в себе силы вцепиться Белому Барону в правую ногу и удержать его на мгновение. Которого титану хватило, чтобы погасить инерцию замаха и вернуть оружие в позицию для удара. Чёрная вспышка выглядела как приговор, Ланнард понимал, что ему не успеть уклониться, а парировать эту атаку у него сил не хватит. Абсолютная уверенность в собственной неуязвимости была словно дополнительная броня — она укрепляла слой ауры и гасила атаки. Но поверить в то, что ЭТО не сможет ему повредить, барон не мог. Только извернуться и подпрыгнуть, так, чтобы принять смертельный выпад по касательной и погасить инерцию.
Обсидиановое лезвие разрубило нагрудник, раскалённая небесная Воля Лана продержалась лишь долю секунды, а потом он понял, что летит куда-то к стене. Кости жалобно хрустнули и заскрипели, дышать стало нечем, а серебристый нагрудник, подаренный другом, пересекал уродливый разрез, из которого капала кровь. Но он всё ещё был жив, а значит, мог и сражаться. С трудом подняв голову, он вгляделся в неотвратимо идущего его прикончить титана.
Само существование этого человека с платиновыми волосами было для повелителя Лангарда смертельным оскорблением. Эта жизнь была приговором, медленным ядом, для того, кто прозрел истину мира. Вместилище осколка, это немыслимое и оскорбительное слияние, созданное древней ведьмой, нужно было добить, пока она не успела завершить творение. Пока семя ещё не успело взойти. Но на его пути вновь встали смертные воины. Хрупкие, слабые, жалкие, недостойные даже взгляда. Но исполненные решимости и ложной, заимствованной силой, которая им не принадлежала.
Шейл Крестник и Люгер Трей выставили перед собой клинки, пытаясь замедлить продвижение бога. Стрелы его не брали, а обсидиановая шкура гасила почти любые удары — даже Ланнарду с трудом удавалось пробить эту броню. Граф не любил ближний бой, но понимал, что без разрушительной силы барона им всем придут вилы, а раненный Люгер вряд ли сможет купить Грейсеру достаточно времени, чтобы подняться, а потому тоже взялся за меч.
***
Когда грохот и пыль возвестили, что врата крепости пали, Айр уже заканчивал затягивать кожаные ремни на броне. Нечеловеческий хохот и крики, доносившиеся из окна, подтвердили его худшие подозрения, а потому он во всю прыть раненых ног поковылял из своей комнатушки по направлению выхода из замка. Навстречу ему попадались бегущие ополченцы, многие из них были легко ранены и безоружны. Они спешили к своим семьям, сейчас находящимся в главном зале, откуда были слышны вой женщин и плач детей. Наверное, именно так будут выглядеть последние дни этого мира, подумал гвардеец, пропуская мимо себя однорукого воина, которого вели два товарища — от его безумного взгляда, направленного на обмотанную тряпками культю правой руки, стало не по себе.
