Борислав после всего пережитого не находил себе места, беспокоясь о пропавших девчонках. Он наотрез отказался держаться подальше от схватки. Оказалось, что дородный трактирщик в юности успел повоевать застрельщиком в южных землях, в дружине Хранителя Юга — герцога Дюваль. Так что луком и копьём он неплохо владел и решил сражаться вместе с засадным отрядом. Он и остальные бандиты, словно соловьи, засели в могучей кроне дуба. Место было хорошее — отсюда равнина проглядывалась как на ладони. Укрывшись длинными серыми плащами и прижавшись к иссохшим ветвям, в опускающейся темноте они были неразличимы.
План, предложенный чернявым головорезом, был дерзкий, на грани безумства. С парой десятков Свежевателей они могли справиться, но если с ними будет Скиталец, то дело — считай труба. С подобным врагом без Ланнарда справиться мог только Вигмар Брасс. Сейчас, стоявший неподалеку от незаженного погребального костра, шевалье спокойно и собранно готовился к бою, проверяя лямки доспеха. Он впервые всерьёз задумался над словом “честь” и о том, за что сражаются рыцари.
Для “настоящих” благородных он всегда останется лишь бастардом, вхожим в их мир только наполовину. Рождённый вне брака, он был признан отцом лишь потому, что тот лишился всех остальных, более достойных наследников. Слова вроде “чести” и “долга” для него всегда были ехидной насмешкой, требованием, которое он обязан был соблюдать, не получая взамен настоящего уважения, положенного аристократам. Но сейчас, глядя на истерзанные тела, молодой воин ощущал священную ярость и желание сражаться за то, чтобы подобное не повторилось. Ибо именно им, благородным, были даны для этого силы. Это была основа, что возвысила их над крестьянами. Это был истинный долг.
Когда Айр швырнул в облитые маслом дрова факел, пламя быстро и яростно взвилось ввысь, поглотив выложенные в два ряда человеческие тела. Бастард ударил себя латной перчаткой в нагрудник, дав самому себе простую и понятную клятву. На гвардейца он даже не глянул. Перед бывшим другом он не испытывал чувства вины, в отличие от этих людей, погибших на землях его семьи, которых он не сумел защитить.
Клубы дыма уносили к вечернему небу измученные души, Малыш проводил их взглядом до облаков. Всех убитых он знал лично — в небольшом баронстве простолюдины были повязаны между собой. Крестьяне давали разбойникам наводку на толстых купцов, везущих товары вдоль Чащи, а также предупреждали о рейдах гвардии взамен на небольшую денежку и горячую благодарность. В конце концов, с них было нечего взять, да и в лихие люди шли в основном разорившиеся и отчаявшиеся землепашцы, которым нечем было заплатить оброк.
Сняв с пояса пузатую деревянную флягу, Малыш вынул пробку и плеснул крепкого алкоголя в кострище. Пламя приняло дар, заурчало, как довольный зверь, и принялось гореть ещё ярче, освещая окрестности и отгоняя прочь стоявшие на границе света мерзкие чёрные тени. Эти трое, как самые крепкие из всего отряда, решили стать приманкой, а потому, словно статуи, замерли в ярких лучах — суровые и молчаливые, подобно лику Бога-Воина. Айр не знал, сколько они так простояли — погружённый в мрачные мысли, гвардеец отвёл взгляд от огня лишь когда над головой негромко три раза пропела кукушка. Значит, тварей было не больше чем три десятка. Сняв со спины щит, он выдернул из земли воткнутое неподалёку копьё.
Отвернувшись от костра, воины встали спина к спине, до рези в глазах вглядываясь во мрак. У них было достаточно времени, чтобы глаза привыкли к темноте, пока Свежеватели крались в кустарнике и медленно их окружали. Приблизившись и взяв троицу в полукольцо, с оглушительным рёвом свежеватели ринулись на поляну с кострищем, уже не скрываясь и размахивая своим грубым оружием. Но у них под ногами разверзлась земля. Словно жадные пасти, возникшие из ниоткуда, тёмные провалы поглотили шестерых монстров, чьё короткое падение закончилось на заострённых деревянных клыках.
Прежде чем порождения Лангарда успели опомниться, Айр прокричал короткий приказ и взмахом руки отправил копьё в полёт, выцелив в мешанине ошеломлённых монстров самого крупного. Харкая кровью, чудовище рухнуло навзничь, цепляясь покрытыми коростой руками за пробивший глотку снаряд. Сверху сухо защёлкала тетива — остававшиеся в тени разбойники били точно и часто, в круге танцующего пламени чудовища были как на ладони. Но проклятые не ведали страха: трое рухнули, хватаясь за древки, но, презрев смерть, остальные перли как одержимые на троих воинов.
Выхватив меч, гвардеец перерубил древко, метнувшееся к боку Малыша, и выбросил руку вперёд, пробив плечо зашипевшего свежевателя. Верзила-разбойник вскинул щит, прикрывшись от ударивших из кустов стрел. Айр и Вигмар рубились в ближнем бою, надеясь на прочность доспехов. Оружие Свежевателей было из кости и мягкой бронзы, и только в их могучих руках могло пробить сталь, так что выстрелов они не опасались. Умывшись кровью за первые секунды боя, монстры отхлынули, потеряв десятерых, и попытались скрыться в прошлогодней траве, чтобы перегруппироваться, но их никто отпускать не собирался.
Обвязанные паклей, горящие стрелы вонзились в заранее заготовленные охапки промасленной соломы за их спинами, и кольцо пламени очертило шестидесятиметровый радиус вокруг кострища и стоявшего на холме дуба. Ловушка захлопнулась. С яростным рёвом Вигмар рубил и колол — в сполохах его ауры были видны алые молнии. Прикрываемый товарищами по бокам, он, словно таран, вспорол строй осыпаемых стрелами Свежевателей, заплатив за это лишь неглубокими ранами от пары выстрелов, едва пробивших кольчугу.
Под бешеным напором людей, оставшиеся в живых твари продержались недолго. Так и не поддавшись панике, мясники дрались до последнего, но, заключённые в огненном море, один за другим падали от разящих клинков и жалящих стрел. Ситуация могла измениться лишь в миг, когда в отдалении, на фоне убывающей луны, показался четырёхрукий Скиталец, и угрожающий вой ударил по нервам, пытаясь затопить сознание безнадёжным отчаянием.
Ведомые священной злостью, трое воинов уже настолько вошли в раж, что замедлились лишь на пару мгновений, прежде чем сбросить наваждение и продолжить крошить оставшихся нескольких свежевателей на винегрет. Да и Скиталец вскоре затих, разорванный лазурной волной напополам. Оскаленный и залитый кровью Айр стряхнул с меча чёрную кровь и удивлённо уставился на разрубленный труп. За ним, в серебряном свете, показался, как всегда, невозмутимый Ланнард, и лишь тогда мандраж схватки постепенно начал отпускать зеленоглазого парня.
Отчаянная месть свершилась, а ему опять посчастливилось остаться в живых. Убрав меч в ножны, гвардеец крепко сжал кулак, ухватившись за мелькнувшую шальную мысль, которую он раньше старательно отгонял. Сила — чужая и собственная — дала ему восстановить справедливость. Лишь рискнув всем, можно жить так, как тебе велит душа. Возможно, железная Воля и ненавистный статус могут изменить этот прогнивший мир, но, сбежав, он никогда этого не узнает. А значит, будет жалеть о том, чего уже не исправить. Белый Барон обещал, что может помочь ему пробудить Волю. Ему были нужны эти силы. Да и кроме того у Борислава ларийским лечением всю память отбило о их уговоре, как и о том что он обещал помочь Айру с побегом. Впрочем сейчас уже наплевать.
Всматриваясь в бледное лицо приближающегося аристократа, что бесстрашно шагал прямо сквозь языки пламени, Айр шумно выдохнул пропахший смертью воздух и прогнал прочь собственный стоявший под ложечкой едкий и горький страх перед будущим. А затем поприветствовал Белого Барона ударом латного кулака о звякнувший нагрудник.
