Пятеро обычных чудовищ особой опасности для барона не представляли, а вот последний его беспокоил. Белый Барон прежде никогда не видел этого вида порождений Лангарда — это был не Скиталец. Горбатый уродец размерами лишь немного превосходил обычных бойцов, но его вытянутую вверх голову украшала корона из ветвистых рогов, а в больших круглых глазах, помимо обычной злобы, чувствовался интеллект. Недооценивать врага Грейсер больше не собирался — однажды он уже допустил такую ошибку. Как бы он ни сгорал от желания напасть прямо сейчас, девушкам придётся немного ещё потерпеть.

— Попробую обойти рогатого с тыла, нужно будет быстро с ним разобраться в первую очередь, — прошептал он напарнику.

Шейл молча кивнул и деловито наложил стрелу на тетиву, прикидывая расстояние и направление ветра; он с гулом дул им навстречу, неся запах насилия. Это было им на руку — учуять их твари не могли.

Осторожно, оставаясь с подветренной стороны, Ланн, скрываясь между базальтовых колонн, покрался к стоянке. Когда он находился метрах в тридцати от горбатого чудовища, оно внезапно вздрогнуло и, вскочив, устремило взгляд в его сторону. Ланнард был готов поклясться, что почуять или, тем более, увидеть его за укрытием странный монстр был не способен, да и двигался он почти беззвучно. Прежде чем враг поднял крик, Белый Барон направил ауру в ноги и, оттолкнувшись от треснувшего базальтового шпиля, прыгнул.

Ещё в полёте барон заметил, что горб за спиной рогатого набух и раскрылся, подобно уродливому цветку из живой плоти. Не зная, чего ожидать, Ланн направил Волю на защиту, а в следующее мгновение в горбача одна за другой ударили две стрелы. Шейл бил наверняка — чтобы пронзить со спины сердце, но это оказалось ошибкой. Унизительные страдания похищенных девушек, боль полученных ими ран смешались с жгучей яростью, клокотавшей в груди рогатого, а затем по всем окружающим ударила пульсирующая алым страданием волна.

Приземлившись в нескольких метрах от цели, Ланн сразу же вскрикнул и упал на колени. Каждый сустав, каждая клетка его тела сейчас молили о смерти. Боль была столь немыслимой и интенсивной, что противостоять ей было почти невозможно. Почти. Однажды в детстве платиноволосый пережил куда большие муки — и в этом черпал питающую Волю уверенность, что этому он тоже сможет противостоять.

Побросав женщин и схватившись за оружие, пятеро Свежевателей бросились на него, занося для удара тускло мерцающую в лунном свете бронзу. Мгновение спустя самый правый из них на бегу покачнулся и рухнул ниц, не добежав лишь пару шагов, — в его спину хищным клювом вонзилась стрела. Горбатый, дергаясь в трансе, продолжал стоять на ногах, вцепившись обеими руками в пронзённую насквозь грудь. А сознание Ланнарда окутывал омерзительный смрад.

— Ты не сбежишь от нас, ты выпьешь эту чашу до дна! — шептали ему голоса.

Руки сами собой вскинули меч, отводя в сторону выпад первого подскочившего Свежевателя. А грудь разрывало от боли и мучительных воспоминаний.

— Ты останешься здесь навсегда. С теми, кто был тобой брошен, кого не спасти! — шёпот сотен женских голосов смешивался воедино.

А затем со свистящего котла сорвало крышку. Ланнард заревел и круговым ударом снёс головы сразу двоим нападавшим, а затем метнул меч им за спины — точно в фиолетовый, пульсирующий горб, отчего тот лопнул и разбросал свое омерзительное содержимое по окрестностям. Выпад следующего Свежевателя он принял на предплечье левой руки — синяя аура вспыхнула, но удар отклонила. Правый кулак барона ударил монстра в грудь, навылет пробив кости и плоть. Схватившись левой ладонью за края раны, Белый Барон с хрустом разорвал Свежевателя напополам и бросился навстречу оставшимся двум противникам.

Издалека наблюдавший за последующей короткой схваткой Крестник стрелять не решался. Ментальная волна горбача его не достала, а потому разведчик опасливо и с некоторым недоумением наблюдал за тем, как спокойный и тихий аристократ сейчас рвал оставшихся созданий Лангарда на куски голыми руками. Когда их истекающий кровью предводитель попытался подняться, Шейл точным выстрелом окончательно упокоил рогатую тварь и продолжил ждать, когда барон возьмет себя в руки, прикидывая, не примется ли платиновый берсерк после и за него.

Цепляясь за разорванную одежду и друг за друга, испуганные женщины смотрели на устроенную Ланом резню с жаркой надеждой. Вихрь черной крови и фрагментов тел закончился пару мгновений спустя, когда последний из монстров остался без головы от удара, окруженной синей аурой, ладони.

Едва бьющееся в конвульсиях безголовое тело коснулось земли, похищенные девушки смогли чуть лучше разглядеть своего спасителя — благодаря Воле сверкающего в ночи подобно спустившемуся с голубых небес мотыльку, — смуглая красавица ошеломлённо вскрикнула. С трудом отцепив удерживающие руки подруг, она поднялась на ноги и, покачиваясь, зашагала к рухнувшему на колени Ланнарду. Вцепившись окровавленными руками в ворот рубахи, он смотрел побелевшими зрачками на далёкую луну и застыл, словно каменное изваяние.

Обняв Белого Барона за плечи, южанка прижала его лицом к груди и, покачиваясь, начала напевать колыбельную. Словно они вновь вернулись в детство. И не было чудовищного предательства и долгих лет, последовавших за ним унижений. Словно они снова оба верили в то, что мир был добрым и ласковым местом. Узнав голос, Ланн пришёл в себя и, тепло улыбнувшись, прошептал имя:

— Бала?

— Теперь меня называют иначе, — прекратив петь, тихо ответила девушка, после чего раздался её грустный и мелодичный смех, совершенно не подходящий этому мрачному месту.

— Хорошо. Всё это к лучшему. Значит, я не знаю тебя, дочь трактирщика, и не знал никогда, — немного помедлив, ответил барон и, оттолкнув девушку, наконец, крепко встал на ноги. Его лицо вновь привычно заледенело, и он скомандовал: — Помоги подружкам, нам нужно возвращаться. Ваш хозяин жив, и если мы поторопимся, вы сможете увидеться с ним уже на закате следующего дня.

***

Гружёные телеги двигались лишь немногим быстрее пешего путника. Несмотря на все возражения Борислава, что мигом очнулся при угрозе своему имуществу, наименее ценную часть груза с повозок пришлось оставить, чтобы облегчить ношу бедных лошадок. Цокот копыт постепенно становился тише, а эхо ржания перестало гулять по холмам. Чем больше они отдалялись от Равен, тем сильнее менялась окружающая местность. Сказывалось влияние находящейся неподалёку необъятной Чащи, вдоль которой бежал тракт. Холмы и ущелья уступили место бескрайней степи, воздух гудел от крупных, назойливых насекомых и запаха диких трав.

Последнее Айра особенно беспокоило. В некоторых местах сухая, оставшаяся с прошлого года поросль достигала в высоту роста взрослого мужчины, служа исключительно хорошим укрытием. Сказывалась близость Чащи — даже лопухи здесь были такими здоровенными, что одним листом можно было подтираться неделю, а подорожник наверняка мог исцелить все виды хворей, включая бесплодие и трисичуху.

Ещё ему не давало покоя небо. С юго-запада в их сторону двигались низкие, свинцовые тучи. Они выглядели так, словно вот-вот Бог-Воин золотым копьём пронзит хляби, и их содержимое рухнет на землю холодным весенним дождём. Он смоет следы и лишит похищенных остатков надежд на спасение. Айр не был мстительным парнем и отвергшей его Марте зла не желал, искренне надеясь, что белобрысый берсерк её всё же вскоре отыщет и вместе с девушками нагонит их караван. Пусть даже это снизит его собственные шансы на успешный побег.