Непослушной, замерзшей рукой молодой маг накинул на голову капюшон плаща, и пришпорил коня, вливаясь в медленно текущий поток сверкающей стали.

***

В те страшные дни в землях Белой Империи заговорили о новом полководце. О том, кто ещё совсем недавно был безвестен, а ныне вёл в бой объединенную армию трёх земель.

Говорили, что он никогда не ошибается, что он чувствует все засады и предугадывает каждый шаг своего противника, оставаясь невидимым для него. Отряды его летучей, неуловимой конницы появлялись тихо и внезапно, а его пехота проходила там, где, казалось, прежде не могла пройти ни одна живая душа. Волны моря послушно расступались и сникали, вынося к берегу его корабли. Он был невидим, неосязаем и непобедим, и лишь цепочка освобожденных городов отмечала его путь.

Кто-то говорил, что этот таинственный командир — умудренный годами старец в сверкающей мантии. Кто-то видел его рослым воином с развевающимися чёрными волосами и огромной секирой в руках… Были и те, кто утверждал, что он невысок ростом и очень молод, но взгляд его не по годам пронзителен и мудр.

Но почти никто не видел его на самом деле. Этот смутный, завораживающий образ представал тёмной и загадочной фигурой. Его тень витала над внезапно появляющимися у стен городов отрядами конницы, а его имя звучало как знак неотвратимой судьбы. Как знак победы одной силы и поражения другой.

У него были соратники, и о них тоже говорили, но его имя звучало первым среди равных. Оно стало настоящей легендой. Под багровыми знамёнами тысячи губ шептали его с суеверным страхом, и тысячи людей, от Моря Колец до бесплодных равнин востока с надеждой повторяли его. Повторяли как молитву.

И имя это было Артлин.

Но не только оно витало над обожженными землями Белой Империи. Было и другое имя. Его тоже знали все, и все боялись, и лишь немногие, сжав зубы, отваживались произносить его. Накрыв восток своими чёрными крыльями, оно висело над ним, как мор, как чума, и там, где слышался его отзвук, пылали пожары, и дым от сожжённых полей и деревень покрывал разграбленные и брошенные города.

Его обладатель был безумно тщеславен. Он жаждал, чтобы его называли великим, сильнейшим, самым твердым властителем в истории мира. Он хотел, чтобы века отпечатали его профиль на страницах летописей, и чтобы потом, даже спустя тысячелетия, люди помнили о нём.

Его огромная армия, набранная из самых отчаянных преступников и подонков, вставала за спинами редеющего войска тёмных магов, и он наслаждался своей бесконечной, растущей силой, которой не желал делиться ни с кем.

Этого человека звали Леон Белиньи, и имя его пахло кровью, тиранией и страданием. Каждая буква этого имени, каждый звук дышал растущей ненавистью, и весь восток пылал лихорадочным огнем этой ненависти, в то время как запад наливался разгорающимся светом новой надежды, и два этих огня, вспыхивая над занесенной снегами землей, были всё ближе друг к другу.

И их встреча была неминуема.

Максимилиан Н. Сол

«Наклонившись навстречу бездне»

***

В начале последней недели декабря отряды южной конницы под предводительством Артлина и Раджмина вышли к низовьям Бевельфлоу.

Широкий каменистый берег с двух сторон охватывал лениво текущую реку. Среди крупных валунов громоздились заиндевелые серые скалы, нависавшие заснеженными сводами над шумящей и пенящейся водой, которая, бурля, неслась меж камней и с шумом падала в ещё не остывшие воды внутреннего моря. Черные волны Бевельфлоу искрились крупными кусками синеватого льда, и в их ноздреватых мутных зеркалах вспыхивали блики отраженного неба.

У самых порогов реки на пологих морских берегах стояли, зарывшись в снег, сотни кораблей с зажатыми меж камней якорными цепями. Ветер нещадно трепал расставленные на жестком, смерзшемся песке шатры и палатки, меж которыми, мечась, тянулись в небо полупрозрачные дымные хвосты громадных костров.

Подъезжая к раскинутому на берегу лагерю, южане затрубили в походные горны, и мерзнущие у воды солдаты ответили им нестройным многоголосым криком.

— Э-хэй, Арти! — проваливаясь в песке, Киба, одетый в безразмерную меховую кухлянку, подошел к отделившемуся от строя всаднику в развевающемся плаще и подал ему руку, помогая спуститься.

Друзья обнялись.

— От тебя пахнет пожарами, — Арти улыбнулся.

— Это от костра,— расхохотался тот, — а вот от тебя точно должно вонять гарью. Тут все только и говорят о том, какого шороху ты навёл на побережье.

— Преувеличивают, — уклончиво ответил маг, — всё было по плану, Киба: вы шли морем, мы отвлекали их силы. Как высадка? Всё хорошо?

— Как по маслу, — толстяк задорно махнул рукой, — ни души. Видать, и впрямь поверили, что вы — и есть вся армия.

Они медленно пошли вдоль линии прибоя.

— А хочешь штуку? — Киба вдруг улыбнулся, — вчера зайца видели. Шмыгнул мимо, мы в лесу были, чтобы дров для костра натаскать. Сто лет не видел в наших землях зверей, думал, не увижу ещё долго.

— Когда мы шли по побережью, — негромко начал Арти. Шум прибоя почти заглушил его слова, но Киба всё равно их услышал, — я видел, как мир наполняется новой жизнью.

— Ты думаешь…

— Я это знаю, Киба. Зло отступает. Мы на верном пути.

— Хорошо бы… — болотный маг плотнее запахнулся в шубу и взглянул во мглистую даль, — хорошо бы…

Некоторое время они шли молча. Наконец Арти сказал.

— Мы немного разделились в походе. Останемся на берегу ещё на пару дней, дождемся Вельдиса с его частью войск и двинемся к востоку.

— Так Вельдис уже на берегу. Они пришли через день после нас. Моровые земли, северные и западные побережья пусты. Там нет тёмных… Думал, ты знаешь об этом.

— Значит, сил у них действительно не густо, — Артлин хмыкнул, — остается ещё Белиньи… — он поймал удивленный взгляд Кибы и пожал плечами, — земля слухом полнится. Я ещё на побережье узнал, что герцог вступил в войну.

— Белиньи занял Ротбург.

Арти кивнул.

— Да, — сказал он задумчиво, — это тоже знаю… Жаль Вилленхофа. Знать бы, что с ним.

— Это ж Белиньи, — недобро сказал Киба, явно подразумевая самое худшее.

Вновь повисло молчание. Дойдя до плоского белого камня, Арти смахнул с него обтёсанную ветром снежную шапку, и тяжело сел, устремив взгляд на низкие, шумно катящиеся волны. Киба присел рядом.

— Надо встретиться с Барвисом, — сказал Арти, глядя на затянутый тучами низкий горизонт, — придётся снова слегка поменять планы… и скажи своим, чтоб готовились к походу: завтра выступаем.

***

Селем вернулся в Ротбург через несколько дней после своего отъезда.

Стояло раннее утро, и в звенящем морозном воздухе далеко разносился стук множества копыт и скрип колес по свежему снегу. Тёмная карета, окружённая плотным кольцом охраны, медленно катилась по вымершим улицам разграбленного города.

Внутри экипажа висел густой мрак и в нём, мерцая, слабо горели два зеленоватых глаза. Селем полулежал на диване и отрешенно смотрел в потолок. В последние пару дней им владело какое-то странное беспокойство, объяснить причину которого он не мог. Возможно, дело было в Сантазаре. Или в Белиньи, который начинал выходить из-под контроля. Или в том или другом сразу. Иногда тёмный ловил себя на мысли, что волей судьбы оказался зажат меж двух огней. Они медленно сближались, и Селем чувствовал, что вот-вот ему придется выбирать, в какой из них лучше шагнуть, и заранее ненавидел грядущий выбор.

Впрочем, была ещё одна вещь, которая не столько беспокоила, сколько будоражила разум Селема. Временами ему казалось, что одно из двух оставшихся сердец рядом, и что он вот-вот найдёт его.

Это было странное ощущение. Что-то вроде чутья или предчувствия, которому осторожный маг был склонен верить не до конца. Это чувство было особо сильно прошлым вечером, когда Селем возвращался в Ротбург. Оно накатило на него какой-то горячей, пульсирующей волной. Тогда он отогнал его усилием воли, но теперь очень жалел об этом. Лёжа в объятиях мягкого кожаного сиденья, он думал о том, что, должно быть этому странному чутью стоило поддаться…