Вот только парнишку вдруг жалко стало. Сидит он там, голый и несчастный. И чего поперся на рынок? Адреналинчику хлебнуть? От мамкиной опеки сбежать? Ну, вот и получил.

Понимаю, можно было и повежливей. Вошла в раж и теперь любой девичий поцелуй будет вызывать у бедолаги приступы ужаса, не иначе. Со мной часто так бывает – перегибаю. Импульсивная я деваха, что поделаешь.

Был, помнится, случай, кончившийся весьма плачевно. Может, и не к месту, но в целом, характерный. На одной вечеринке я, вот как и сейчас, задирала парней, высмеивала их, скажем так, мужесткость. Ну, наклюкалась немного сверх меры, с кем не бывает. Очень обиделись они и решили в темной подворотне отбуцкать по печени пьяную чиксу, чтобы языком поменьше трепала. И не только отбуцкать, но и, видимо, пустить тропою павшей женщины. Так сказать, на деле продемонстрировать, что с мужесткостью у них всё в порядке. Естественно, у них ничего не получилось. Однако, так как я, по причине нетрезвого состояния, не совсем адекватно контролировала свои действия, одному вывихнула плечо. Случайно, перестаралась. Тут же перепугавшись содеянного, я, как распоследняя дура, кинулась спасать чувака, наивно полагая, что могу не только раздавать тумаки, но и устранять последствия. И сломала ему руку.

Сама виновата. Нечего было бухать. Дело замяли, чувак выздоровел, мы в конце концов помирились, но всё же. Я даже заявилась к нему в больницу с огромным букетом цветов. Представляете, да? Девушка идет к покалеченному ею юноше с цветами в знак примирения. Но чувак на трезвую голову оказался с хорошим чувством юмора. «Никак не уймешься, да?» – спросил он со смехом.

С тех пор алкоголь я обхожу стороной.

Вообще, занятия силовыми видами спорта, особенно рукопашкой, самбо и тэ дэ, долгие зависы в качалках и фитнес-центрах дали неожиданно хороший результат. Тренеры вздыхали, глядя на меня, говоря: «Тебе бы на ринг, Настя! Ты бы всех порвала. У тебя талант» и всё в таком духе. Но меня это не привлекало.

А что меня привлекало? Ничего, если подумать. Ни спорт, ни филология. Ни дизайн интерьеров, куда подумывала перевестись. И уж конечно, не IT-специальности, куда меня склоняла мать. Сама-то она, бросив преподавательскую деятельность, безуспешно пыталась найти себя где-то там. Инвестиционная аналитика, кажется так. Хрень та еще. Но это не мешало ей мнить себя экспертом в этой области. Она вообще у меня душная. Нашла какие-то курсы в инете и айда меня уговаривать. «За этим будущее, Настенька, за этим будущее…» В компах я нуб. Все эти циферки, буковки, кнопочки… Он них только голова болит.

Ладно, не будем о грустном. Надо двигаться дальше. И тут я стопорюсь. А куда двигаться-то? К тем вороватым личностям? А как это будет выглядеть? Некий пижон подходит к эдакому Биллу Сайксу и говорит ему… Вот именно, что говорить-то? «Привет, я, типа, переодетая баба из другого мира, мне бы залечь на дно, а то за мной охотятся власти, хотят сжечь, понимаешь? А еще я хорошо дерусь и вообще не подарок». Даже если мне поверят и, что еще более невероятно, впишутся, куда приведут в итоге? В убогую конуру, где будет сидеть полубезумный старик, как тот же Феджин[2], или как его там звали.

Нет, что-то такой расклад не очень. Да и не нравятся мне они. Один тощий, в оспинах, другой вообще похож на маньяка-убийцу.

Пока я думаю, какой-то мелкий ловкач пытается срезать кошель. Ловлю его за руку, выкручиваю ухо.

– Так-так… – говорю. – Попался, который кусался.

– Пустите, – скривившись от боли, молит пацан.

– Хочешь сказать, что не будешь?

– Нет, господин. Не буду.

– Где ты видишь госпо… кхм… Короче: я тебе не верю. За воровство знаешь что причитается?

– Знаю, – плачет воришка. – Ссылка на «камни» к Блуду, или в «норы».

– Э… – теряюсь я, но тут же беру себя в руки. – Вот именно! Туда тебе и дорога, прощелыга!

– Пустите, господин! Я больше не буду!

– Не пущу, – отрезаю я, продолжая держать его за ухо и напряженно размышляя.

И тут на сцену неожиданно выходит тот самый менестрель.

– Уверен, – говорит он, улыбаясь и тренькая по струнам, – добрый юноша отпустит несчастного, тем более, что до проступка ведь не дошло, не так ли? Не будьте так строги к бедноте, о уважаемый, их на это толкает нужда.

Что-то темнит, подлец. Вблизи псевдо-Лютик еще меньше походит на своего игрового прототипа. В бородке частят сединки, вокруг глаз тонкие морщинки.

Попытаемся законнектиться с ним. Всё лучше, чем те барыги.

– С кем имею честь? – спрашиваю, отпуская пацана.

В ответ менестрель наклоняется ко мне и шепчет:

– Я знаю, кто ты.

Не успевает он это произнести, как я провожу излюбленный скрытный болевой прием – просто заламываю мизинец. Действует на всех безотказно.

– Еще раз, не расслышал? – спрашиваю у согнувшегося менестреля.

– Я знаю, кто ты, – стонет он в ответ. – Пусти, я тебе не враг. Просто поговорим в укромном местечке. Пусти, прошу тебя, сломаешь ведь палец, как я играть буду?

– Ладно, – отпускаю его. – Ты не сказал, как тебя зовут.

– Лис. Просто Лис. Все так меня кличут, – отвечает он, морщась от боли и тряся рукой. – Однако, хватка у тебя, сударыня, стальная…

– Если не хочешь еще, не называй меня сударыней.

Лис подавляет смешок и говорит:

– Такого как я, твой наряд не обманет. У меня глаз наметанный. Собственно, я заприметил тебя еще в другом одеянии. Слишком красива ты для нищенки. Надеюсь, тот юноша жив?

– Жив, жив, что ему станется, – угрюмо отвечаю я. М-да, кувырок с переодеванием, видать ничего не дал, если даже такой бродяга, как этот стихоплет, меня расколол на раз-два.

– Как же к тебе обращаться, позволь спросить? – интересуется Лис, просто Лис.

Вопрос ставит в тупик. Настя? Нет, отметаем. А как? Что-то в котелке моем пусто. Ничего, кроме Джеймса Джойса в голову и не приходит. Какой, к дьяволу, Джеймс Джойс? Думай, Настя, думай. Геральт? Ну нет, что ты в самом деле. Еще б Ильей Муромцем назвалась. Перебираю варианты: Джо, Лу… Лу? Что за еще за Лу, подруга? Смеешься? Ким? Меня так в школе звали: Ким-три-с-плюсом[3], намекая на мою успеваемость и привычку лазать по деревьям, шкодить и лупить мальчиков. Не, только не Ким.

Придумала! Назовусь-ка я Лео.

– Зови меня Лео.

– Понимаю, – улыбается Лис.

– Чего ты понимаешь, старый?

– Не хочешь называть свое настоящее имя.

– Меня зовут Лео, – упрямо повторяю я.

– Хорошо-хорошо! Лео, так Лео.

– Предлагай.

– Я видел тебя, Лео, в деле. Там, на площади. Сказать правду, я восхищен, и даже – только прошу, не злись! – влюблен. Можно сказать, по уши! Никогда не встречал такую сногсшибательную, и в прямом и переносном смысле, женщину…

– Твои дряблые кости, стихоплет, не достаточно крепко склеены, чтобы обладать мною.

– Из твоих цитат, о Лео, я сложу песню!

– Тогда будешь не петь, а гнусавить, так как я помну твой хитрый клюв, стихоплет. Лучше скажи, где мы можем уединится – не для любовных утех, как ты понимаешь, – и поговорить? Только предупреждаю – если заманишь в ловушку – умрешь. Даю слово, твоя никчемная жизнь оборвется, так и не закончив… не знаю, поэму. Ты пишешь поэму, стихоплет, под названием «Полвека поэзии?»[4]

Лис горделиво выпрямляется и со всем достоинством отвечает:

– Я не из тех, Лео, кто верит в сказки про злых ведьм с горы Шабашей. Слово дворянина – на твою честь никто не покусится! И что за идиотское название для поэмы? Полвека поэзии… Какой ужасный в своей зубодробительной претенциозности штамп! Идем со мной.

Пожимаю плечами и иду за ним. Посмотрим, что за фрукт. Чуйка мне подсказывает, что Лис, конечно, тот еще плут, но доверять ему можно. В любом случае, иного выхода нет.

– Итак, Лео, – говорит Лис. – Считаю своим долгом предупредить, что мы направляемся в дом терпимости.

– Так и знала.

– Спокойствие, Лео, спокойствие. Там мы точно сможем поговорить по душам, не привлекая внимания, так как ты явно не из наших краев. Не помешало бы посвятить тебя в кое-какие особенности, присущие нашему достославному городу, да и твою историю услышать, если, конечно, ты сочтешь нужным посвятить меня в свою тайну. Кроме того, я, кажется, знаю, во что тебя принарядить. Так, чтобы вопросов ни у кого не возникло.