– Ты меня упрекаешь? – чуть не задыхается от гнева князь. – Меня? Да как ты смеешь, вошь подколодная?!

– Но вино же было отравлено?! – в свою очередь требует ответа Робаш, дергая долговязого алхимика за рукав, совсем как мальчишка, клянчащий у мамки мороженое. – Ты правда спелся с этим чужаком Теоду? Ну-ка признавайся!

– Я требую сатисфакции! – машет руками означенный чужак.

– Да пошли вы! – взрывается вдруг Кляйвус.

– Повешу всех!!!

– Обманщик! Предатель!

– Честь! Моя честь! Не позволю, мать вашу так!

– Сожгу к чертям собачьим! Колесую!

– А где ведьмины принадлежности? – вносит некоторую дисгармонию в общую вакханалию слабый голосок княгини. – Куда делась ведьмина табличка с воплями чудищ из преисподней? Вы не заметили, как вдруг наступила тишина?

Ага! – Пегий не только елдой трясти мастак. Отлично! Ловко же всё вышло. Дурак-изобретатель со своим пойлом пришелся очень даже к месту, и «Obituary», этот старый добрый бэнд, под музыку которого так хорошо заниматься в спортзале, дополнительно внес свою лепту.

Пока звезды сходятся.

Петляем по каким-то помещениям с рыцарскими доспехами в полный рост, декоративными растениями в горшках, суетимся. Убедившись, что мы скрылись из глаз, я отталкиваю уже порядком запыхавшихся несунов, вскакиваю.

– Вспоминайте план Штайна, – сердито говорю я. – Куда идти? Ну?

– Кажется, сюда! – указывает Дантеро на низкую дверку в глубокой нише.

Вваливаемся всем скопом, а там, в тесной комнатушке с сундуками, ящиками и скатанными в рулоны коврами, некий ушлый паренек пялит раком старательно стонущую девицу.

– Только вас здесь не хватало! – рычу я, подбираю юбки и хорошенько прикладываюсь ножкой по его опешившей мордочке. Смазливой, надо отметить. Девка, спешно натянув трусиля и разгладив юбки, глядит на нас, хлопает глазами, веснушчатая, глупая.

– Иди отсюда! – рявкаю на нее. – И ты нас не видела, поняла? И хахаля своего прихвати.

– Д-да, госпожа.

Придаем ускорение девке пинком по круглой попке, затем бесцеремонно, взявшись за руки и ноги, вышвыриваем хахаля, затворяемся, быстренько скидываем всю верхнюю моднючую мишуру, – первым делом ненавистный корсаж, – находим нужный сундук. Скатанная в бухту веревка с парочкой крюков, кинжалы, повязки на лицо, шляпы, сапоги, специальный кожаный мешок Штайна, вымазанный изнутри чем-то, напоминающим графит – туда сунем артефакт. Переодеваемся, вооружаемся. Я одеваю свой рюкзачок. Хоть что-то осталось из моей прошлой жизни.

– Ну что, мальчики, готовы? – говорю. Готовы, голубчики, хоть и нервничают. – Ну тогда погнали с богом!

Выходим, крадемся. Надо было, конечно, получше запомнить нарисованный Штайном план, но даже если бы мы вызубрили его, без визуала ориентироваться в таком громадном строении трудно. Это я к чему? А к тому, что уже спустя минут пять бестолкового тырканья то туда, то сюда, мы добиваемся, во-первых, что нас замечают, а заметив, закономерно задаются вопросом, какого ляда тут шарится вороватого вида четверка; во-вторых, самым что ни на есть идиотским способом напарываемся на на взвод тех самых, с вашего позволения, швейцарских гвардейцев, коротающих время в одном из залов. Кажется, на Штайновом плане это место с многочисленными диванчиками, креслами и кушетками звалось курильней. Солдатня отрывается от созерцания расписного потолка, бронзовых статуй полуобнаженных нимф и прекрасных видов из окон в два человеческих роста, прекращает мусолить во рту причудливые длинные трубки, пуская во все стороны дым, и, как по команде, поворачивается в нашу сторону.

– Ой, простите, – говорю я. – Дверью ошиблись. Ну и накурено у вас, ребята! Так и задохнутся можно. Открыли бы окна, проветрили. Вы отдыхайте, отдыхайте, мы вас больше не побеспокоим!

С этими словами я прикрываю двустворчатую дверь. В этот момент где-то из глубин дворца раздается звук рожка.

Сигнал тревоги. По нашу душу, точно. Тьфу!

– Проклятие! – говорю я. – Куда идти-то? Долго так будем блуждать?

– Похоже, я понял, куда идти, – говорит Пегий. – Следуйте за мной!

Хоть один умный человек. И правда уникальный.

Двери курильни распахиваются и стражники выскакивают оттуда с мечами, гизармами и аркебузами наперевес.

– Хватайте воров! – орет, видимо, их командир.

Улепетываем. Гремит выстрел, слава богу, мимо. Следом за нами грохочут сапоги.

Вот он, выход на второй этаж. Хоть двери и стеклянные, но мы всё-таки заклиниваем их пикой, выуженной из стальных лап очередной сборки доспехов, одиноко красующихся в углу, в надежде, что преследователи не осмелятся крушить хозяйское добро. Точно, не осмеливаются. Пока. Столпились, советуются, прожигая нас взглядами, полными ненависти.

Поднимаемся, видим массивные, окованные листовым железом врата.

– Это правда вход в опочивальни барона? – интересуюсь я скептически. – Зачем такие запоры? Что у него там такое? Спящая красавица?

– Другого пути на второй этаж нет, – отвечает Дантеро.

– Что стоишь, талант? – говорю я нашему взломщику. – Быстрей, Пегий, прошу тебя!

Пегий колдует над замками, гремя связкой отмычек. Внизу раздается звон разбитого стекла, бойцы преодолевают преграду, топочут по лестничному маршу. С воинственными воплями, гиканьем, бряцая доспехами, оружием.

– Живьем бы желательно, братцы! – надрывается командир. – Живьем!

– Эй, вы! – кричу я вниз. – Я ведьма, запомнили?

Толпа преследователей останавливается.

– Ну и что? – спрашивает командир, глядя на меня снизу вверх.

– А то! – отвечаю я, судорожно оглядываясь по сторонам. Ага, вот! Хватаю расписную вазу на каменной подставке. – Полундра! – Ваза летит вниз, а я ору вдогонку: – сейчас вы все в жаб превратитесь, придурки!

Гвардейцев охватывает паника и они ломятся прочь, снося всё на своем пути. Бегут, бедные, буквально по телам товарищей, спотыкаясь, вереща. Я ухохатываюсь, глядя, с каким ужасом они это делают. Стеклянные двери крушатся под напором тел.

Но в какой-то момент я вдруг замечаю, как на меня смотрят мои подельники. Даже Пегий прервался.

– Да вы что? Всерьез верите, что я ведьма?

– А что, нет? – осторожно интересуется Пегий.

– А ты бы поскорее делал дело, пока до этих остолопов внизу не дойдет, что к чему! – рявкаю я. – Быстрее, чтоб тебя!

Пегий отшатывается, словно я его хлестнула кнутом и продолжает. Наконец, после нескольких минут, растянувшихся на целую вечность, врата опочивален отворяются.

– Баррикадируемся! – командую я.

Здесь мебели побольше. Комоды, оттоманка, опять статуи, опять доспехи, картины на стенах и все – с интимом. А толстячок-то тоже не прочь повеселиться на досуге!

Плохо, что изнутри запереться нельзя, но мы всё равно столько всего нагромоздили. Испуганную братию на какое-то время задержит. Далее начинаем метаться в поисках опочивальни Робаша. Надеюсь, хоть она не заперта.

Мелькают множество резных дверей, непонятно, куда ломиться. Но тут я слышу какой-то писк.

– Тихо! – говорю я. – Вы слышите?

– Да, – кивает Дантеро. – Кажется, женский смех.

– Кто-то хихикает.

– Точно. Очередные любовники?

– А что они тут делают?

Дантеро пожимает плечами.

– Идем на голоса, найдем их.

Тихо, на цыпочках, крадемся, то и дело замирая и прислушиваясь.

– Эй! – слышим уже отчетливые девичьи голоса. – Мы здесь, Эгиль! Иди к нам! Хи-хи-хи!..

Нам в ту сторону, или в обратную? И нахрена барону столько комнат? Заблудиться можно! По привычке толкую в бок красавчика.

– Подай голос, – не терпящим возражения тоном говорю. – Сымитируй вашего князька!

– А можно повежливей? – огрызается он. – И с каких это пор ты тут командуешь?

– С таких! Шевелись, я сказала! Скажи им, не знаю… скажи: «вы где, милые?». Что-нибудь такое, побыстрее, пока те олухи не поняли, что я обвела их вокруг пальца! Давай-давай, не фырчи! Действуй!

Дантеро стискивает зубы, но вид напряженно ждущих напарников убеждает его в моей правоте.