Именно тогда герцог Бургундский впервые получил возможность услышать страшный рев рогов своих противников. Вынужденная отступить, бургундская кавалерия была быстро отброшена к основной части армии, в то время как тысячи швейцарских пехотинцев при поддержке нескольких сотен кавалеристов спустились по склону. Горцы продвигались вперед, ощетинившись грозной стеной длинных пик. На флангах и с тылу их фалангу прикрывали алебардисты, угрожающе размахивавшие своим оружием. Швейцарцы были вооружены до зубов, носили пластинчатые доспехи и стальные шлемы. "Более тридцати зеленых знамен" развевались вокруг огромного белого штандарта. Швейцарцев возглавлял предводитель люцернцев, горбатый человек с длинной бородой, одетый в длинный плащ, которого Панигарола, остававшийся рядом с герцогом Бургундским, смог хорошо разглядеть.
Когда швейцарцы вышли на плато, герцог бросил часть своей кавалерии против их правого фланга, а сам возглавил пехоту для атаки левого. Бургундская артиллерия была спешно введена в бой и послала свои первые снаряды в ряды врага. Спустившись со склонов Юры, кавалерия бургундских жандармов атаковали швейцарскую фалангу. Доблестный Луи де Шалон, сеньор де Шатель-Гийон, командующий бургундской кавалерией, попытался проломить плотный строй швейцарцев, но был убит напоровшись на длинные пики горцев. Кавалерийская атака захлебнулась и вскоре была отбита. На другом фланге импровизированные атаки Карла Бургундского не смогли поколебать ряды грозных алебардистов. Швейцарцы продолжали свое неумолимое наступление. И вдруг, когда герцог наконец решил направить основную часть своих войск на левый фланг противника, справа от бургундцев сквозь деревья у озера показались зеленые знамена. Снова зазвучали боевые трубы, и новая швейцарская фаланга вышла из леса, чтобы двинуться на плато с криками: "Берн! Берн!".
Предупрежденный об опасности, герцог Бургундский предпринял новый маневр: артиллерии он приказал направить огонь на новоприбывших; кавалерии, прикрывавшей пушки, — отойти в сторону; пехоте, преграждавшей путь фаланге, — отступить, чтобы оставить больше пространства для маневра. Однако слева швейцарцы сметали все на своем пути, а справа на плато надвигались бернцы, поэтому момент для выполнения таких сложных маневров был выбран крайне неудачно. В войсках, приказы Карла привели к замешательству, так что бургундцы находившиеся в тылу вскоре убедились, что их товарищи стоявшие впереди пытаются бежать и вскоре паника охватила всю армию. Раздались крики "беги, если твоя жизнь тебе дорога!", и ряды бургундской армии рассеялись как по волшебству. Тщетно Карл пытался остановить поток бегущих. Несмотря на свою гордость, ему пришлось отступить в лагерь, где он снова попытался сплотить своих людей. Но горцы приближались неумолимо и уже почти настигли его, когда Карл, в свою очередь, был вынужден спасаться бегством. Отсутствие у швейцарцев кавалерии и избыток добычи в бургундском лагере спасли армию герцога от полного уничтожения.
Пока бургундцы бежали в сторону Женевы или через горы Юры, швейцарцы занялись грабежом. В их руки попала большая часть великолепной артиллерии герцога, доспехи и оружие всех видов, богато украшенные знамена, отрезы золотой ткани, сундуки с серебром и посудой, драгоценности, которые были гордостью Бургундии[111]. Горцы были настолько плохо осведомлены о ценности захваченных ими предметов, что некоторые из них, как говорят, продавали драгоценные камни за франк или два. Набив карманы добычей, швейцарцы поспешили вернуться по домам.
Герцог Бургундский прешел через Юру в Нозеруа в графстве Бургундия. По дороге, вспомнив о страсти Карла к великим завоевателям древности, его шут, Ле Глорье, сказал ему насмешливым тоном:
Монсеньёр, нас сегодня "ганнибализировали"!
Узнав, что бургундцы перешли Юру, король Франции направился в Лион, ворота в Савойю, где он приказал сосредоточить свои войска. Людовик воспользовался этой поездкой, чтобы вознести свои молитвы в Нотр-Дам-дю-Пюи, и именно там, около 9 марта, он получил первые известия о поражении герцога Бургундского. Как только Людовик оказался в Лионе, он отправил теплое письмо с поздравлениями епископу и Совету Берна. Несмотря на то, что швейцарцы были названы "очень славными господами" и "очень дорогими и особенными друзьями, непобедимыми по милости Божьей", они не были впечатлены и отправили Людовику просьбы принять участие в борьбе и разделить с ними тяготы войны. Здесь же король узнал, что герцог Бургундский, мечтавший теперь только о резне и мести, снова пересек Юру, чтобы разбить лагерь в Лозанне. Поэтому он дал бернским советникам ответ, полный сочувствия, если не искренности, в котором объяснил, что, поскольку швейцарцам не удалось продвинуться дальше на территорию Савойи, он сам не смог послать свои войска, на помощь их армии. Однако он заверил их, что, если они продолжат борьбу, он тоже готов принять соответствующие меры. Швейцарским эмиссарам, прибывшим для дальнейших переговоров, король оказал самый теплый прием, пообещал предоставить кантонам новые субсидии и назначить их лидерам специальные пенсии, после чего "отослал их с полными кошельками и одетыми в шелковые ткани". По оценкам Коммина, к моменту своей смерти Людовик XI выплатил швейцарским кантонам около 1.000.000 рейнских флоринов.
Разгром бургундской армии при Грансоне уже начал оказывать влияние на всю Европу. Один за другим города и княжества империи объявляли себя противниками герцога Бургундского. Через тайного посланника Иоланда Савойская предложила королю заключить франко-савойское примирение в надежде, что если дела у ее бургундского союзника пойдут плохо, то она сможет вернуть себе расположение брата. Почувствовав, что он поставил не на ту лошадь, Галеаццо-Мария Сфорца, герцог Миланский, поспешно отправил эмиссара в Лион, чтобы объяснить королю свое вероломство. Последний отказался от денег, предложенных ему Джованни Бьянки, миланским послом, и просто сказал:
Передай своему господину, что мне не нужны его деньги, и что я за месяц могу собрать в три раза больше, чем он за год, а в делах мира и войны я буду делать то, что захочу. Но если он раскаивается в том, что отверг союз со мной, чтобы вступить в союз с герцогом Бургундским, я готов вернуться к тому, что было.
В это же время старый король Рене прибыл в Лион для примирения с Людовиком, который радушно его принял[112]. Через несколько дней Рене согласился оставить Прованс Карлу, графу дю Мэн, своему племяннику, но, поскольку у последнего не было детей, провинция должна быть присоединена к королевству Франция после его смерти. Рене также согласился порвать все связи с герцогом Бургундским, в обмен на что король Франции назначил ему щедрую пенсию в 60.000 франков в год, наградил его главных офицеров и предоставил ему всевозможные развлечения в компании множества красивых женщин. Когда они расставались, дядя и племянник были самыми лучшими друзьями в мире.
Однако у короля не было таких же хороших отношений со всеми пэрами королевства. Показания коннетабля о измене герцога Немурского окончательно истощили терпение Людовика. Осажденный королевскими войсками в своей крепости Карла, Жак д'Арманьяк сдался 9 марта, через несколько дней после того, как его жена умерла при родах. Последние дни жизни она провела, сжигая уличающие документы, которые ее муж, видимо, будучи слишком слабым и бесхребетным не смог уничтожить сам. Пока король и его дядя пировали, герцог Немуркий томился в лионском замке Пьер-Сиз, где он проводил ночи, запертый в железной клетке. Перевезенный в Париж, он, 4 августа, в ожидании суда был заключен в Бастилию. Доказательств его вины, конечно же, хватало, а неуклюжесть, с которой он пытался защищаться, только усугубляла его положение. Однако прошел целый год, прежде чем ему был вынесен приговор. 4 августа 1477 года перед Парижским Парламентом он был окончательно признан виновным в измене и приговорен к смертной казни. Отвезенный на площадь Ле-Аль, большой крытый рынок столицы, он имел достаточно времени, чтобы исповедаться, прежде чем его отвели на эшафот, где он и был быстро обезглавлен. Казнь герцога Немурского состоялась в рыбном складе, стены которого были выкрашены в черный цвет, пол выметен, а воздух освежен ароматическими травами[113].