Параллельная игра Карла с принцами была не менее двусмысленной. Он не собирался отдавать руку своей дочери брату короля. Одному из своих баронов, который имел дерзость спросить его, когда он собирается выдать замуж свою наследницу, он ответил, что это произойдет, как только он сам станет монахом. Однако Карл не отвергал ни одного из женихов Марии, от которых пытался получить все, на что мог надеяться, "и я полагаю, — добавляет Коммин, — что он не хотел бы иметь сына и не выдал бы замуж дочь, пока был жив".
Более того, он больше не считал себя французом и презирал патриотические чувства, которые, как считали его друзья, он испытывал. Однажды, когда сеньор д'Юрфе, посланный герцогом Бретонским, призвал его взяться за оружие, чтобы вместе с союзниками послужить на благо Франции, то есть для низложения Людовика XI, он послал за Коммином и сказал ему:
"Сеньор д'Юрфе вот убеждает меня собрать армию, самую большую, какую только могу, говоря, что мы совершим великое благо для королевства. А Вы как думаете, если я вступлю на территорию королевства и приведу армию, это будет на благо?" Я, засмеявшись, ответил, что, по-моему, нет. И тогда он мне сказал так: "Благо королевства мне ближе, чем полагает монсеньор д'Юрфе, ибо вместо одного короля я желал бы там видеть шестерых".
Хотя Людовик XI отправил более десятка писем бургундскому двору, чтобы узнать о ходе переговоров, только 14 мая он узнал о том, что его посланникам удалось продлить перемирие до середины июня, когда оно уже истекло двумя неделями ранее. Через четыре дня он внезапно покинул Плесси-ле-Тур и направился в Гиень. Прежде чем сесть на лошадь, он послал Великому магистру двора наспех написанную записку:
Я получил известие о том, что Монсеньор Гиеньский умирает, и что нет никакого возможного средства для его лечения. Я узнал об этом от одного из его приближенных, с посыльным. Этот человек не верит, по его словам, что герцог, по самым оптимистическим расчетам, будет жив через две недели… Чтобы вы знали надежность того, кто сообщил мне эту новость: это монах [Жордан Фор], который является духовником Монсеньора Гиеньского, что меня очень поразило, и я перекрестился с головы до ног.
Хотя он был готов воспользоваться полученной от него информацией, Людовик явно не очень высоко ценил этого монаха, поскольку тот все еще находясь на службе у его брата уже пытался завоевать расположение короля.
В тот день Людовик преодолел более 40-а миль. После короткого привала в Ле-Пюи, где он остановился для молитвы в церкви Нотр-Дам, он снова находился в пути 19 или 20 мая в сопровождении только своей охраны. 25 мая Сфорца ди Беттини отметил: "Хотя в течение пяти дней я скакал галопом прямо за Его Величеством, мне удалось догнать его только вчера". К этому времени король, который властно потребовал и получил право войти в Ла-Рошель — порт принадлежавший его брату, — снова был в пути.
27 мая, направляясь в Бордо, Людовик получил в Сенте известие о том, что его брата больше нет. 25-летний Карл умер в Бордо в ночь на 24 мая от туберкулеза, вероятно, осложненного венерическим заболеванием.
За два или три дня до этого Симон де Кенже, фаворит герцога Бургундского, спешно прибыл с мирным договором на руках, составленным на условиях Людовика, скрепленным печатью герцогом Карлом и не имеющим только подписи короля. Людовик вежливо медлил, но затем, получив известие о смерти брата, он отослал Симона "с очень немногими словами". Через несколько месяцев он должен был узнать, какой исход придумал герцог Бургундский для их дипломатической комедии. У сопровождавшего его оруженосца был секретный приказ Симону де Кенже сообщить Франциску II Бретонскому, что после овладения двумя городами на Сомме герцог Бургундский откажется от мира и присоединится к бретонцам в войне против короля.
В Сенте в течение четырех дней Людовик создал королевское правительство Гиени, приказал осадить графа д'Арманьяка в его крепости Лектур (осада длилась не более двух недель, после чего граф был вынужден сдаться) и распорядился о передвижении своих войск и артиллерии, которые должны были занять позиции на севере Анжу, на бретонской границе. В течение нескольких недель, а иногда всего нескольких дней, он привлек на свою сторону большинство главных советников и капитанов покойного герцога, многих его воинов и даже некоторых домочадцев. Капитан гвардии его брата стал капитаном королевской гвардии. Людовик слишком хорошо знал цену добрых услуг, чтобы не быть щедрым или раздавать их нехотя. Кроме того, он понимал, что во Франции не будет мира, пока не будет забыто прошлое.
Враги короля Франции постарались извлечь максимальную выгоду из безвременного исчезновения своей марионетки. Оде д'Эди схватил Журдена Фора, духовника герцога Гиеньского, и Анри де ла Роша, офицера герцогской кухни, и увез их в Бретань. Франциск II немедленно заявил, что они отравили своего господина по наущению короля, и отправил бретонскую армию в поход. Кипя от гнева, герцог Бургундский 4 июня нарушил перемирие и тоже вступил в кампанию. Во главе его армии несли пурпурно-черное знамя Бургундии, на котором были написаны слова: "Месть! Месть!" Чтобы еще больше подогреть ненависть своих солдат, герцог издал две декларации, в которых объявил, что герцог Гиеньский был убит по приказу короля "ядом, злыми чарами, колдовством и дьявольскими заклинаниями"[99].
V
24 июня Людовик XI и его армия двинулись вниз по Луаре к бретонскому порту Нант. 6 июля король осадил Ансени, который сдался на следующий день. После трех недель кампании Людовик был в состоянии вторгнуться в Бретань, но вместо этого он предпочел медленно продвигаться на север вдоль границы, явно приглашая Франциска II к переговорам. Однако, предупрежденный о том, что бургундская армия движется на юг, герцог напустил на себя воинственный вид и обвинил короля в трусости. В ответ Людовик приказал своей армии занять оборонительную позицию в Ле-Пон-де-Се, недалеко от Анжера, перед отступлением к Луаре. В первый и единственный раз за время своего правления он решил противостоять более слабому из двух врагов, напавших на королевство. Непонятное для его офицеров, это опасное решение было продиктовано предвидением будущего, которое он сам, вероятно, еще не очень ясно осознавал.
Тем не менее, он продолжал отправлять войска, боеприпасы и военные заказы в Пикардию, где его ждала совсем другая война. Герцог Бургундский отправился в поход во главе реорганизованной армии, численность которой была значительно увеличена. Сжигая деревни и посевы на своем пути, 11 июня он приказал осадить небольшой город Нель, который защищали всего пятьсот лучников. Во время перемирия, когда должны были обсуждаться условия капитуляции, бургундцы внезапно вошли в город, чтобы расправиться с гарнизоном и, в частности, с лучниками, которые укрылись в церкви Нотр-Дам. Согласно одному из рассказов о резне, герцог, облаченный в кольчугу, въехал на коне в залитый кровью неф, где, увидев груду трупов, крикнул своим людям: "Клянусь Святым Георгием! Дети мои, вы устроили красивую резню!" Эта новость вызвала дрожь ужаса во всей Франции. На следующий день после того, как Людовику сообщили об этом, то есть 20 июня, он получил тревожную депешу от коннетабля, предупреждавшего его, что, несмотря на мощный гарнизон, город Руа сдался 16 июня, после двухдневного сопротивления. Как обычно, искренность коннетабля тогда вызывала сомнения, однако его письмо выдавало явное опасение:
Я не нахожу ни одного города который не был бы серьезно потрясен, ни одного отряда, у которого было бы желания сражаться. Я говорю Вам, сир, что если Вы быстро не исправите ситуацию, я считаю, что ничто не устоит перед ним. Поэтому мне кажется, что Вы должны оставить все дела там и приехать сюда.
