Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Как обычно, Людовик устраивал браки, большие и малые, и свободно говорил о взаимоотношениях полов. После посещения учений парижского ополчения (в 1467 году), менее обеспеченные участники которого испытывали некоторые трудности со своими лошадьми, его компаньон Луи де Крюссоль заметил королю:

Сир, разве вы не слышали, что в этой страже более десяти тысяч тех, кто не может проехать верхом более десяти лиг, не унывая?

Людовик ответил:

Клянусь верой моего тела, мессир де Крюссоль, я верю, что их жены ездят лучше, чем они!

Королю не нравилось, что его усилия остаются безрезультатными. Галеаццо-Мария Сфорца, наследник герцога Миланского, не хотел брать в жены сестру королевы, Бонну Савойскую (которая когда-то была предложена Эдуарду IV), поэтому Людовик проявил нетерпение и попросил миланских послов дать ему окончательный ответ: да или нет? Бонна была красивой и чистой девушкой. Если бы у них были какие-то сомнения на этот счет, он отвел бы ее к королеве и заставил бы осмотреть ее обнаженной! Он немного успокоился, когда миланец сказал ему, что Галеаццо-Мария не может мечтать о браке ни с кем другим, даже с самим Богом!

То тут, то там личные несчастья нарушали ритм повседневной жизни короля. Однажды вечером в середине марта 1466 года Людовик беседовал с Жан-Пьером Панигаролой, когда прибыл гонец, чтобы сообщить о смерти Франческо Сфорца, герцога Миланского. Эта новость так потрясла Людовика, что в течение нескольких недель при одном только упоминании имени Сфорца он неизменно мрачнел. Возможно, он чувствовал себя духовно ближе к этому искателю приключений, чем к кому-либо другому. Король немедленно подтвердил свой союз с наследником Франческо, его сыном Галеаццо-Мария, и дал всем знать, что Миланское герцогство остается под его благосклонной защитой. Через несколько месяцев, вечером 4 декабря 1466 года, королева преждевременно родила мальчика. Людовик назвал его Франциском в честь своего друга. Жизнь ребенка из-за преждевременных родов, оказалось в опасности, поэтому его крестили как можно скорее. Но через четыре часа он все же умер. Король, королева и весь двор рыдали, "не в силах поднять глаза от земли, так велико было их горе". Этот сын лишил бы брата Людовика Карла титула наследника престола и тем самым отобрал бы грозное оружие у его врагов; кроме того, как сочувственно отмечает Жан-Пьер Панигарола, он "помог бы укрепить королевство и власть короля". Людовик принял удар судьбы с удивительным мужеством, "не ожидая утешения, а утешая других". Хотя с потерей было трудно смириться, "король говорит, что королевство свое он получил от Всемогущего Бога, и что, если Богу будет угодно, он отдаст ему своего сына, как и все остальное, веря, что все к лучшему".

Его готовность взять на себя всю ответственность за королевство Франции, возможно, облегчила ему принятие божьей воли[79].

Однако каждый день армия его секретарей превращала наброски, которые он диктовал им для администрации, в изданные приказы. В ответ на петиции, доклады и депеши, которые доставляли ему его неутомимые курьеры, вся Франция могла ощутить на себе действие королевской воли, которая выражалась через сеть его чиновников и посланников. Он постоянно отправлял в Канцелярию и Счетную палату краткие но красочные записки:

"Не позволяйте ситуации выйти из-под контроля" — "Положите конец этому делу, канцлер, прошу Вас, чтобы не было необходимости возвращаться к этой теме" — "Решите вопрос немедленно, не создавая трудностей".

Король поддерживал тесную связь со своими добрыми городами и был в курсе их политики, торговли и расходов. Увидев в Лионе возможность развития промышленности и тем самым улучшения общего баланса счетов королевства, он организовал там производство шелка[80]. Он увеличил число рот тяжелой кавалерии в постоянной армии с семнадцати до двадцати. Между Монтаржи и Орлеаном он основал большой артиллерийский парк — "невероятная вещь", по словам миланского посла — и "почти ежедневно", когда он был в Монтаржи, посещал мастерские, где, среди прочего оружия, изготавливались пушки. Людовик заботился о том, чтобы регулярно совещаться со своим Большим Советом, который был "хорошо укомплектован докторами и прелатами". Созданный им в Париже Совет тридцати шести, члены которого были преданы ему, как и его президент, старый граф де Дюнуа, играл роль своего рода верховного суда по расследованиям и общественным интересам. Миланский посол после встречи с Людовиком в сентябре 1466 года, отметил:

Если в прошлом он был в таком крайнем положении, что обе его ноги практически находились за пределами королевства, то теперь он знает, что сегодня одна из них прочно обосновалась там, а другая с каждым днем укрепляет свои позиции; и он надеется, что с Божьей помощью придет время еще больше упрочить свое положение.

Некоторое время спустя, используя более лаконичную формулу, король признался Панигароле, что "он должен создать новый мир".

Этот новый мир отразился в изменениях, которые должны были произойти в штате его двора. Некогда фаворит короля, Антуан дю Ло был брошен в тюрьму. Отстраненный от всех своих обязанностей в 1468 году, Шарль де Мелён был судим и казнен за измену — Людовик оставил его врагам возможность подвести его под казнь. Он был не более виновен, чем многие другие, кому удалось вернуть расположение короля, но Людовик не мог забыть, чего стоила ему робость Шарля под Монлери. Получив титул графа Комменжа, Жан де Лескюн, бастард д'Арманьяк покинул двор, чтобы стать губернатором Гиени и держать в узде баронов юга. При дворе остались знакомые персонажи, такие как Луи де Крюссоль или Гастон де Лион. Два новичка, Луи де Бомон, сеньор де ла Форе — особенно мудрый советник — и Жан Балю, прилежный епископ Эврё, увидели, как быстро растет их кредит доверия у короля. Людовик также исправил серьезную ошибку, которую он совершил в начале своего правления, уволив некоторых лучших офицеров своего отца. Гийом Жувенель дез Юрсен, который верно служил королю после того, как был лишен должности канцлера, и Роберт д'Эстутевиль, который, будучи вынужден отказаться от должности прево Парижа, тем не менее, проявил удивительное мужество в битве при Монлери, были восстановлены в должностях, которые они занимали во времена Карла VII. Большинство приближенных Людовика теперь были людьми, чья преданность ему была проявлена недавно; так, Антуан де Шабанн, граф де Даммартен, который вскоре станет великим магистром королевского двора; маршал де Лоэак; блестящий Таннеги дю Шатель, теперь губернатор Руссильона; герцог Бурбонский, проявивший себя в Нормандской кампании и чей авторитет с каждым днем все больше утверждался; и Людовик, бастард Бурбонский, способный и смелый молодой человек, которого король женил на Жанне, своей внебрачной дочери, и назначил адмиралом Франции после смерти Жана де Монтобана (май 1466 года). До конца 1466 года Людовику XI даже удалось заручиться услугами нового коннетабля Франции, Луи де Люксембурга, графа де Сен-Поль, старого друга графа де Шароле и образца рыцарского поведения. Граф де Сен-Поль, владевший обширными землями во Франции, а также на бургундской территории и выступавший в качестве арбитра между двумя державами, считал, что его величию соответствует то, чтобы ни одна из них не имела приоритета над другой. В течение недолгого времени его отношения с Карлом де Шароле претерпели изменения, возможно, де Сен-Поль чувствовал, что Бургундия приобретает слишком большое значение. После искусных маневров королю удалось вовлечь коннетабля в свою игру и обручить его с Марией, сестрой королевы, с приданым в 40.000 экю, графством Э и управлением Нормандией. Людовик не питал иллюзий относительно верности де Сен-Поля, но в глазах королевства он был призовой добычей, и, кроме того, граф настолько запутался в собственных интригах, что при небольшом толчке можно было надеяться, что он станет жертвой, а не хозяином своей двойной игры.

вернуться

79

Однако его поклонение Богу не простиралось до того, чтобы заставить его уважать Его земных слуг. Давая Панигароле совет передать герцогу Милана дипломатическую депешу, он заявил, что "считает необходимым, чтобы в этот проект были включены некоторые священники, монахи или прелаты, потому что без них, кажется, никогда не может быть вероломства или обмана среди сеньоров, так же как ни один мошеннический акт не возможен без их вмешательства".

вернуться

80

В декабре 1466 года король писал жителям Лиона: "Нас предупредили, что по случаю того, что из нашего королевства подобает привозить и вывозить золотые и шелковые ткани, ежегодно из него вытягивается сумма от 4.000 до 5.000 золотых экю или около того, что наносит большой ущерб нам и общественному делу. И по той причине, что мы были предупреждены о том, что было бы очень возможно и легко ввести искусство изготовления упомянутых золотых и шелковых тканей в нашем королевстве, и особенно в нашем городе Лионе, в котором с помощью некоторых лиц это искусство, как сказано, уже осуществляется, мы, для того, чтобы устранить большую утрату золота и серебра, которая ежегодно производится в нашем королевстве из-за упомянутых золотых и шелковых тканей и вещей, которые от них зависят, и учитывая большое благо, которое может произойти от упомянутого общественного дела, и особенно для нашего упомянутого города Лиона и всей окружающей страны […] Мы приказали, чтобы искусство изготовления золотых и шелковых тканей было поставлено во главу угла и практиковалось в упомянутом городе Лионе, и по этой причине пригласить сюда мужчин и женщин, опытных в этом искусстве. И нам советуют, учитывая, что это почетное и честное дело, которым могут законно заниматься мужчины и женщины всех состояний, что 10.000 человек, как из упомянутого города, так и из окрестностей, и как церковники, так и дворяне, верующие женщины и другие, которые в настоящее время бездельничают, будут иметь там честное и прибыльное занятие. Но это дело нельзя запустить без каких-либо затрат. По этой причине […] мы приказали и уполномочили нашей жалованной грамотой вложить в упомянутом городе Лионе на год, который начнется в первый день следующего января (1467), сумму в 2.000 турских ливров, которая будет использована для оплаты и заработной платы, которую будет уместно выдать упомянутым рабочим и работницам…". Однако жители Лиона не были готовы, как их государь, к принятию новых методов, и через несколько лет Людовику пришлось принять различные меры, чтобы спасти свой эксперимент.

54
{"b":"942780","o":1}