Из Монлюсона Людовик отправил во всех направлениях отряды, чтобы атаковать гарнизоны мятежников в окрестностях, в то время как основная часть армии, продвигаясь к Мулену, осадила Эриссон. Город сдался, когда король, взяв с собой Панигаролу, появился перед его стенами с 5.000 всадников "хорошо одетых и снаряженных, представляющие собой прекрасное зрелище"[55].

В начале последней недели мая произошла неожиданная перемена. Королевская армия прервала свой поход к Мулену, а король Людовик вернулся в Монлюсон. С севера пришли новости, которые не могли быть более тревожными. Граф де Шароле получил от своих Генеральных Штатов деньги на создание армии для "спасения Франции". По мере поступления в штаб-квартиру короля новых сообщений становилось все более очевидным, что граф де Шароле не только стремится вновь захватить Пикардию, но и намерен идти на Париж, чтобы присоединиться к восставшим принцам. Поэтому Людовик приказал маршалу Жоашену де Руо и другим капитанам собрать свои силы. Затем — и это показывает, что у него было мало надежды остановить продвижение бургундской армии — он приказал Робину Малори, который в то время был занят оккупацией Бурбонне с юга, немедленно свернуть свою кампанию и присоединиться к нему. Ситуация в которой король теперь оказался очень походила на хорошо расставленную ловушку. Под давлением событий король решил положиться на свое искусство ведения переговоров. В 42 года он все еще был достаточно оптимистичен, чтобы попытаться договориться с принцами, которым, как он знал, нельзя доверять.

В Мулене король дал понять, что готов принять условия мира, которые герцог Бурбонский пытался сформулировать в течение нескольких дней. В то же время он удвоил свои усилия, чтобы привлечь на свою сторону робкого и уклончивого герцога Немурского, который все еще жил неподалеку в своем замке Монтегю. На людях Людовик постоянно сохранял на лице улыбку, однако в присутствии посла Сфорца он иногда сбрасывал маску. Жан-Пьер Панигарола писал своему господину:

Получив гарантию безопасности, герцог Немурский согласился отправиться в Монлюсон. Оказавшись перед королем, который сделал его герцогом и осыпал почестями, Жак д'Арманьяк умножил свои заверения в преданности. Он объяснил, что никогда бы не подумал связаться с принцами, если бы не узнал, что его государь планирует отдать Гиень и Нормандию англичанам. Но теперь, когда он узнал, где кроется истина, у него не было другого желания, кроме как ходатайствовать перед мятежными принцами, чтобы как можно скорее установить мир в королевстве. В сложившейся ситуации Людовик был вынужден использовать все, что попадалось под руку. Панигароле он признался, что прекрасно понимает, что его противники намеренно тянут время, однако надеется, что время все же сработает в его пользу. Благодаря умелому вмешательству герцога Немурского было заключено перемирие на восемь дней, в течение которых переговоры должны были быть продолжены.

28 мая король и его войска вошли в Сен-Пурсен, примерно в 80-и милях к югу от Мулена. На следующий день он отправил послание Жоржу Гавару, который в то время направлялся в Кале, где должен был вступить в переговоры с графом Уориком, сообщив ему, что "посланники отправились в Мулен […] и полагают, что завтра мы и сами там будем и надеемся, что завтра привезут в Варенн, который находится всего в двух лье отсюда [на другом берегу реки Алье], упомянутого герцога Бурбонского; и мы рассчитываем, что не уедем, пока не завершим [нашего дела здесь]; и, сделав это, мы выступим в поход за пределы [то есть в Пикардию], чтобы противостоять начинаниям и угрозам тех, кто, вопреки своей чести и клятве верности, которую они нам принесли, хочет навредить нам".

Как и ожидалось, около 29 мая герцог Немурский привез герцога Бурбонского в Варенн. Полный энтузиазма, герцог Немурский курсировал между Варенном и Сен-Пурсеном, в сопровождении посланников Бурбонов и переговорщиков короля. Каждый день Людовик надеялся встретиться с герцогом Бурбонским, но тот не хотел появляться перед своим государем, пока не будут сделаны все приготовления, и всегда находился какой-нибудь новый пункт для обсуждения.

Был уже июнь, когда прибыли гонцы с новыми мрачными новостями. Хотя два их дома когда-то враждовали, герцог Иоанн Калабрийский недавно объединился с графом де Шароле. Гонцы продолжали прибывать один за другим, принося с каждым днем все более тревожные новости. Бургундская армия продвигалась на юг к Парижу. Людовик приказал Пьеру де Брезе, который в то время служил у графа дю Мэн, отправить 300 копий в Пикардию. Кроме того, он приказал всем латникам и лучникам из Иль-де-Франс отправиться на поддержку защитников Парижа.

Вскоре Людовик почувствовал, что ему угрожает еще более серьезная опасность. В самом Сен-Пурсене один из его главных советников, высокопоставленный нормандский прелат, Луи д'Аркур, епископ Байе и патриарх Иерусалимский, составил вместе с герцогом Немурским заговор для захвата короля. Патриарх также планировал нанести королю смертельный удар, сжегши запасы пороха, хранившиеся в Сен-Пурсене. К заговору присоединился и Антуан де Ло, фаворит Людовика. Однако герцог Немурский посчитал затею слишком рискованной. К тому же уловив намеки на измену, которые буквально витали вокруг него, король добавил к своему корпусу охраны 160 лучников, а бастард д'Арманьяк усилил ночную стражу. Герцог Бурбонский по-прежнему отказывался встречаться с Людовиком, который тщетно пытался продолжать переговоры и все глубже погружался в трясину, ответственность за создание которой нес сам.

На рассвете 14 июня король узнал, что предыдущей ночью герцог Бурбонский и герцог Немурский поспешно уехали по дороге в Мулен. Герцогу Бурбонскому только что сообщили, что двести копий, помощи которые он, несмотря на перемирие, просил у герцога Бургундского, прибыли в столицу его провинции. Услышав эти новости, Людовик переправился через Алье и занял Варенн, рассредоточив свои войска, чтобы перекрыть путь новым подкреплениям, которые могли прибыть из Бургундии. Но не успел король добраться до города, как к нему явились посланники от герцогов Немурского и Бурбонского, чтобы сообщить, что, хотя герцоги сочли нужным удалиться в Мулен, герцог Бургундский не менее сильно желает заключить соглашение со своим государем.

"Мы потеряли двадцать два, нет двадцать три дня, которые не могли позволить себе потерять", — с грустью писал канцлеру один из советников короля. Однако под угрозой сил мятежников, которые, по его мнению, были готовы совместно обрушиться на него, Людовик возобновил переговоры. На следующий день, 16 июня, когда он все еще надеялся достичь соглашения, он узнал, что герцоги Бурбонский и Немурский покинули Мулен, чтобы присоединиться к графу д'Арманьяку, которому с 5.000 гасконцев удалось пробиться через горную местность Оверни с юга. Новости с севера были не менее катастрофическими. 6 июня граф де Шароле перешел Сомму. Хотя главные города Пикардии были преданы королю, а маршал де Руо внимательно следил за бургундскими войсками, королевским офицерам не удалось собрать полевую армию, и дорога на Париж для бургундцев была теперь открыта.

В час ночи 20 июня разведчики сообщили, что, присоединившись к графу д'Арманьяку и его людям, герцоги Бурбонский и Немурский сумели накануне утром заставить город Риом открыть ворота. К вечеру того же дня Людовик, его армия и артиллерия были примерно в трех милях от Ганна, укрепленного города на полпути между Сен-Пурсеном и Риомом. По пути к королю присоединился сильный контингент из Дофине под командованием Робина Малори. Последнему Людовик обещал графство в Нормандии с доходом в 20.000 экю. Что касается людей из Дофине, из которых он многих знал по имени, то он сделал их своей боевой гвардией. Утром следующего дня, в пятницу 21 июня, король начал штурм Ганна, защитники которого вскоре были вынуждены укрыться в цитадели. Как только король вошел в город, писал один из его советников канцлеру, "он направил свою артиллерию на цитадель, снес стены, сдерживающие воду во рву, и приказал атаковать цитадель, которая немедленно покорилась […] его воле". "Когда он перекусил одним яйцом — ибо ничего другого не было — он сел на коня, и со всеми нашими войсками и артиллерией мы отправились на ночлег в Эгперс, в пяти милях отсюда и менее чем в десяти милях от Риома…".