— Ладно, самый большой позор теперь позади, — и с этими словами она тоже стащила с себя трусики.

Итак сбылось: мы были голыми — обе в первый раз в жизни на открытом воздухе, на пляже, где много народа — и тоже почти все голые. Я снова зашла в воду, чтобы отмыться от песка и расправить волосы, на этот раз уже внимательно следя за волнами. Затем мы, гуляя, прошлись вдоль всего пляжа. Где-то мы медленно брели по кромке воды, где-то шли прямо по теплому песку. Мы не уставали обмениваться впечатлениями: как это здорово — ощущать солнце и ветер на всем теле; такое чудесное, не испытанное нами ранее чувство. Дойдя до дальнего конца пляжа, мы неторопливо исследовали камни и скалы. Одежда наша лежала далеко отсюда на нашем месте — и это было так приятно. Она нам просто не была нужна. Все наши страхи совсем исчезли. Я испытывала такое невероятное чувство свободы и раскрепощенности. Быть голой на открытом воздухе — это свобода, открытость, естественность; мне даже трудно описать, насколько замечательно было впервые испытать эти новые для меня ощущения.

Во время нашей прогулки туда и обратно вдоль всего пляжа мы проходили мимо других людей и встречались с массой гулявших, как и мы, по пляжу. Кто-то входил в воду или выходил на берег. Все мы были голыми, и теперь только это выглядело вполне естественным — так и надо поступать в жизни. Это было удивительным открытием! Я тут же пообещала себе, что теперь я именно так буду себя вести всегда, когда только возможно.

Все, с кем мы встречались на пляже, были дружелюбно настроены и спокойны. Большинство улыбались нам и здоровались кивком, хотя многие и не говорили по-английски. Одна пара с маленьким ребенком протянула нам фотокамеру и жестами попросила снять их. Все трое были голыми. Какой получился замечательный семейный портрет.

В следующие дни мне пришлось выдержать массу насмешек со стороны Эмми насчет моей борьбы с волнами в первый день.

— И ты еще называешь себя спасателем? Ты сперва сама научись спасаться!

Или еще так:

— Твои родители потратили кучу денег на уроки танцев и гимнастики, когда ты была маленькой, чтобы ты умела красиво двигаться, выглядеть спортивной и элегантной, когда вырастешь, — и посмотри, что получилось!

Но ничего страшного. Это я могла пережить.

Конечно, и Эмми, и я вели себя деликатно и никогда назойливо не глазели и не показывали друг другу на других, но нельзя было не заметить своего рода украшений (скажем так), которые были у некоторых на теле. То и дело одна из нас незаметно указывала на кого-то, у кого было нечто необычное (по крайней мере, для нас). И потом или Эмми, или я тихо произносили:

— Пожалуй, тебе бы стоило сделать то же самое.

А ответ как правило был что-нибудь вроде:

— Я подожду и сперва посмотрю, как это будет смотреться на тебе. И тут мы обе заливались смехом. Знаю, что никогда не надо говорить "никогда", но не думаю, чтобы мне когда-либо захотелось сделать что-то такое с собой. Ой, нет!

Мы с Эмми замечательно провели всю эту неделю, наслаждаясь отдыхом. Мы изъездили весь остров и были на многих пляжах. Некоторые из них очень живописны. На каждом из пляжей мы уважали преобладающую там "форму одежды". Если все носили полные купальники, мы поступали так же. Если это был пляж топлесс, — и мы были топлесс. И вы уже знаете, как элегантно мы могли себя вести на голом пляже.

К сожалению, наш последний день на острове наступил намного скорее, чем нам бы этого хотелось, — и мы его провели на нудистском пляже. (Вы этому не удивляетесь?). Мы начали неделю очень активно, много купаясь, исследуя пляж, гуляя по нему во все стороны. Но в последний день мы были намного ленивее и большую часть времени провели просто лежа, откинувшись на шезлонгах и спокойно следя за волнами и птицами. Кто-то из наших соседей по пляжу приписывал это влиянию силы притяжения к песку и советовал не бороться с ним. Мы и не боролись.

И вот раз, когда мы обе вот так спокойно растянулись на шезлонгах, с ногами на песке, протянутыми в сторону моря, я нарушила молчание и сказала:

— Знаешь, Эмми, я думаю, что я — нудистка.

К моему удивлению, она невозмутимо ответила, продолжая глядеть на море:

— Я знаю.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила я.

— Просто то, — отвечала она, — что все время, как я тебя знаю, я вижу, что тебе нравится быть без одежды. Вот, скажем, в раздевалке ты бывает стоишь себе голая и разговариваешь со мной или еще с кем-то так, как будто тебе все равно. Я сперва подумала: "ну, у нее красивая фигура и ей нравится немножко себя показать — что-то вроде эксгибиционизма." Но когда я узнала тебя получше, я поняла: "нет, она на самом деле милая, откровенная и искренняя девушка, вполне цельная и уверенная в себе — ей просто все равно, одета она, или нет." Ну понимаешь, что-то вроде нудистки, что ли.

— Что ж, спасибо, — заметила я, пытаясь осмыслить услышанное.

— А ты знаешь, — продолжала она, — я сама тоже изменилась под твоим влиянием.

— Вот как, — сказала я в изумлении, — каким же это образом?

— Даже когда мы еще друг друга толком не знали, — ответила Эмми, — ты всегда говорила мне "Привет" и всегда относилась ко мне приветливо, улыбалась. И поэтому мне самой захотелось с тобой сойтись поближе. Когда ты была рядом, у меня всякий раз возникало ощущение, что ты — моя подруга.

— Ну, внешне это выражалось довольно-таки странно, — сказала я.

— Я понимаю — извини. Но с другой стороны, ты со всеми вела себя так. Ты всегда со всеми приветлива и готова помочь. Поэтому тебя все любят. На следующий день после нашего первого с тобой разговора я вдруг поняла, что мне бы хотелось быть в чем-то похожей на тебя. То есть, на самом деле я тоже ко всем отношусь хорошо и готова помогать, но внешне этого не показываю. Так что последнее время я тренируюсь в таком умении, по крайней мере пытаюсь, — сказала Эмми.

— Я заметила, — ответила я, — и думаю, что другие тоже.

Мне лестно было услышать все это от Эмми, но все-таки она не поняла, что я имела в виду, говоря, что я нудистка. В тот момент мне трудно было выразить это словами, но совершенно определенно, сколько я себя помню, я всегда чувствовала, что мне не обязательно нужна одежда. А теперь, проведя значительную часть недели голышом на открытом воздухе на пляже и испытав все эти ощущения свободы, открытости и единения с природой, я поняла, что это — совершенно нормально, по крайней мере, для меня. Может быть, большинство людей чувствует себя иначе, но для меня это нормально и естественно. И не только это; я еще ощутила освобождение от внутреннего напряжения — я вроде как нашла наконец самое себя. Я чувствовала себя в единстве и полном согласии с собой. Но все это было для меня так ново, что я просто не понимала, как объяснить это Эмми, так что я не пыталась продолжить тему разговора.

Потом Эмми снова заговорила, но уже совсем другим тоном.

— Но это еще не все.

Я поняла, что серьезный разговор кончился и теперь последует какая-нибудь насмешка или шутка по моему адресу. Она продолжила:

— Пока я с тобой не познакомилась, мне никогда не пришло бы в голову и тени мысли, чтобы я стала болтаться здесь на голом пляже. И уж конечно я подумать бы не смогла, что я когда-нибудь сниму с себя всю одежду прямо тут, посреди кучи людей. Что я стану целый день гулять взад и вперед по пляжу совершенно голой. И что я, совершенно голая, буду тут стоять, общаться с массой совсем мне незнакомых людей, тоже совершенно голых, так, как будто все это нормально и естественно. И посмотри на меня теперь! Во что я превратилась — связавшись с тобой!?

Я спокойно повернулась, посмотрела на нее, окинув взглядом от головы до пят поверх моих темных очков, затем снова перевела взгляд обратно на море и сказала: