— Ты ищешь не в той книге, — сказала она вместо приветствия.

Ардан поднял на неё удивлённый взгляд.

— Что?

— Ответ на твой вопрос, — она кивнула на раскрытую страницу. — Он не здесь. Он в "Хрониках Первого Века", третий том, страница 127.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и исчезла среди книжных полок так же внезапно, как и появилась.

Заинтригованный, Ардан нашёл указанную книгу. И действительно, на странице 127 содержалась именно та информация, которую он искал — подробное описание ритуала, о котором лишь мельком упоминалось в других источниках.

Он искал странную девушку несколько дней, пока не натолкнулся на неё в дальнем углу сада Храма, среди редких серебристых цветов, которые выращивал только садовник-алхимик Тарин.

— Как ты узнала? — спросил он без предисловий.

Она подняла на него глаза — удивительные глаза, в которых словно отражалось небо.

— Я просто знала, — просто ответила она. — Иногда я просто… знаю вещи.

Так началась их дружба — странная, непохожая на другие. Эльжбета была странной девушкой: иногда отстранённой, словно витающей в облаках, иногда поразительно проницательной, видящей насквозь всё и всех.

Они часто прятались от наставников в старой башне на восточной стороне Храма, давно заброшенной и почти забытой. Там, в полуразрушенной комнате под самой крышей, откуда открывался вид на весь город и дальние горы, они проводили часы за разговорами обо всём на свете.

— Смотри! — восторженно воскликнула однажды Эльжбета, указывая на закат. — Видишь эти цвета? Как будто сам мир истекает красотой.

Она всегда так говорила — странными, поэтичными фразами, которые сначала казались Ардану несуразными, но постепенно он научился понимать её особенный язык, её особенное видение мира.

— А там, — она показала в другую сторону, где в вечернем небе уже проступали первые звёзды, — там спят сны, которые однажды проснутся. И когда они проснутся… всё изменится.

— Что изменится? — спросил он.

Она повернулась к нему, и её глаза в тот момент казались бездонными.

— Всё, — прошептала она. — И я боюсь этого дня, Ардан. Боюсь и жду одновременно.

Они играли в странные игры, которые придумывала Эльжбета. "Угадай, что я вижу", — самая простая из них, в которой она описывала что-то, чего не было рядом, а он должен был догадаться, о чём речь. Удивительно, но Ардан часто угадывал правильно, словно между ними возникала невидимая связь.

Иногда они просто бегали по коридорам Храма, пряча мелкие предметы в статуях и нишах, оставляя загадочные записки другим ученикам. Наставник Верас однажды поймал их за этим занятием и долго отчитывал, но потом, когда Эльжбета сказала что-то тихо ему на ухо, отпустил их с миром, задумчиво качая головой.

— Что ты ему сказала? — спросил потом Ардан.

— Что иногда самые важные уроки мы получаем через игру, — ответила она, улыбаясь. — И что такова природа Источника — играть, создавать, преображать.

Так проходили дни, недели, месяцы. Мирное, размеренное существование человека, пытающегося забыть прошлое. Но иногда, особенно в ясные ночи, когда звёзды казались особенно яркими, Ард выходил на крыльцо своей хижины и долго смотрел в небо. И в эти моменты его глаза теряли привычную холодность, наполняясь почти забытой болью.

"Ты была права, Эльжбета," — беззвучно шептал он в такие минуты. — "Забвение — это не исцеление. Но пока я не знаю другого пути."

А на краю Туманников, невидимая в ночной мгле, неподвижно стояла тёмная фигура, наблюдая за хижиной пастуха. Терпеливо. Выжидая.

В тысячах миль отсюда, в глубоких подземельях под Храмом, в камере, огороженной древнейшими магическими печатями, Элзар открыл глаза и улыбнулся.

— Скоро, — прошептал он в пустоту. — Очень скоро…

На его руке пульсировала странная метка — символ, связанный с чем-то далёким, почти забытым, но неумолимо приближающимся.

Весна в Долине Туманов наступала постепенно, словно крадучись. Сначала таял снег на южных склонах, потом зеленела трава на пастбищах, а затем, буквально за одну ночь, деревья покрывались нежной зеленью. Именно в такой день, когда воздух был наполнен ароматом пробуждающейся земли, Ардан заметил её впервые.

Девочка с русыми косами пряталась за большим валуном, думая, что он её не видит. Конечно, он заметил её сразу — годы в Храме научили его чувствовать каждое движение, каждый шорох. Но вместо того, чтобы окликнуть или прогнать, он сделал вид, что поглощён работой, вырезая из куска дерева фигурку, которую начал накануне.

Эльжбета тоже любила наблюдать.

Мысль пришла неожиданно, как удар под дых. Ардан замер, стиснув зубы от внезапной боли воспоминаний. Восемнадцать месяцев — долгий срок, но недостаточный, чтобы забыть. Особенно когда не хочешь забывать.

— Простите, — пискнула девочка, выходя из укрытия. — Я не хотела мешать.

Ардан поднял глаза. Девочка стояла перед ним, переминаясь с ноги на ногу, но в её взгляде читалось не только смущение — там было любопытство, почти исследовательское рвение.

— Что вы делаете? — осмелилась она спросить, подходя ближе.

Он хотел промолчать, как делал обычно при встрече с деревенскими. Хотел отвернуться, показать, что не желает разговаривать. Но что-то в её глазах — открытых, чистых, напоминающих небо после грозы — заставило его ответить.

— Птицу, — сказал он коротко, показывая наполовину вырезанную фигурку.

Их разговор был простым, детским почти. О фениксах и легендах, о птицах и горах. Ардан сам не понимал, почему продолжает отвечать, почему позволяет ей остаться, почему предлагает закончить вырезать фигурку вместе.

Когда она ушла, унося с собой деревянного феникса, Ардан долго смотрел ей вслед. Странное чувство шевельнулось в нём — словно что-то, давно замёрзшее внутри, начало медленно оттаивать.

Разговор с Мартой случился через неделю, когда старая знахарка принесла Ардану травяной отвар от бессонницы.

— Девочка спрашивала о тебе, — сказала она, расставляя на столе склянки с настоями. В тусклом свете единственной свечи её морщинистое лицо походило на древнюю карту с тайными тропами и забытыми дорогами.

— Девочка? — хотя Ардан прекрасно знал, о ком идёт речь.

— Лира, дочь кузнеца, — кивнула Марта, и что-то в её взгляде заставило Ардана насторожиться. — Рассказывала всей деревне, что видела, как ты вырезаешь удивительные фигурки из дерева. Говорит, ты ей феникса подарил.

Марта произнесла последнее слово с особым акцентом, словно оно имело для неё какое-то особое значение.

Ардан промолчал, но Марту, казалось, это не смутило.

— Знаешь, — продолжила она, перебирая свои травы длинными, узловатыми пальцами, на одном из которых поблескивало старое серебряное кольцо с потемневшим камнем, — дети часто видят то, что взрослые предпочитают не замечать. Лира говорит, что у тебя глаза грустные, но добрые.

Ардан невольно усмехнулся. Добрые? После всего, что он сделал? После всего, что видел?

— Дети склонны к фантазиям, — сказал он сухо.

— Или к правде, — парировала Марта. От неё пахло травами и чем-то ещё, древним и знакомым. — Ты не первый, кто пришёл в нашу долину, чтобы что-то забыть. Или от чего-то убежать, — она поглядела на него проницательным взглядом, от которого по спине Ардана пробежал холодок. — Но знаешь, что я заметила за свои семьдесят лет? Прошлое всегда находит способ напомнить о себе. Хорошее или плохое — неважно.

— К чему ты ведёшь? — спросил Ардан, чувствуя, как внутри разливается холод.

— К тому, что иногда исцеление приходит не через забвение, а через принятие, — Марта собрала свои вещи и направилась к двери. Но на пороге обернулась, и её силуэт на фоне ночного неба показался Ардану странно знакомым: — Приходи завтра на праздник Весеннего пробуждения. Вся деревня будет на площади. И Лира будет рада тебя видеть.