— А, вот оно как выглядит! — Гильт нахлобучил шлем на голову, но вмятина была ещё слишком заметна, и шлем сел плохо. Недовольно сплюнув, он вновь принялся выпрямлять его ударами молота. — Здорово! Мои поздравления!

Ванорз улыбнулся и кивнул, продолжив водить перед собой глазами. Люпа зыркнул в нашу сторону, вздохнул и направился к останкам ближайшего элементаля. Я тоже решил покопаться в ближайшей куче каменистой земли, оставив дварфа возиться со своей испорченной экипировкой.

Как ни странно, эти враги оставили после себя лут: в двух элементалях нашлось по колечку защиты +1, одно из которых выиграл Люпа, а другое снова досталось дварфу. В трёх мы отыскали по маленькому камешку золотистого цвета, которые Гильт, повертев в руках, определил как саомат, а у нас в системном окошке тут же выскочило «драгоценный камень, берилл, гелиодор». И из последнего мы выковыряли блестящий золотой самородок размером с кулак.

Закончив копошиться в останках монстров, Люпа отправился собирать свои оставшиеся целыми стрелы и обшаривать зал на предмет тайников. Ванорз закончил поднимать уровень и тоже быстренько собрал свои стрелы. А Гильт, повздыхав над исковерканным щитом, посчитал его не подлежащим восстановлению, однако выбрасывать не стал, а запихал измятый кусок металла в свой рюкзак.

Вскоре мы все стояли перед статуей, и один за другим мои товарищи касались её, без какого-либо видимого эффекта. Тайников Люпа не обнаружил, но, когда мы его позвали, буркнул, мол, поищет ещё «пока ты тут будешь столбом стоять». В конце концов все отошли от статуи и уставились на меня.

Я глубоко вздохнул и положил свою ладонь на обруч оков, которые как браслет сковывали руки изваяния. Пришедшая вслед за этим боль была вполне ожидаема, как и тёмная пелена, что застелила мне взор.

В этот раз я был готов к медленному возвращению в сознание, и это ватное состояние было встречено мною даже с некоторым облегчением, потому что вело за собой конец той пронизывающей всё тело боли, что служила проводником в чужой разум. Пытаясь побыстрее прийти в себя, сосредоточил всё своё внимание на зрении.

Зеркало, очень быстро понял я. В отражении я видел уже хорошо знакомую мне эльфийку, которую облачала в доспехи другая девушка, в не менее знакомой броне клирика. Причём я застал самое начало процесса.

Миель, вспомнил я имя жрицы и с удивлением обнаружил, что этим именем занят и весь тот разум, куда я опять попал гостем. Прислушавшись к своим, вернее, к её мыслям, я попытался понять свои… наши чувства, ибо ощущение рассеянности уже прошло, у меня было такое состояние, какое бывает, когда только-только очнёшься ото сна. Реальность святилища воспринималась теперь как какой-то далёкий, полузабытый сон на фоне настоящей действительности здесь и сейчас, подкреплённой ощущением холода на коже и прикосновений горячих пальчиков жрицы.

Закрепив правый наплечник, Миель разгладила тонкую ткань поддоспешной рубахи, и её пальцы нежно обвели контуры оставшегося на моём теле шрама, заставив мои воспоминания вернуться к давно прошедшему бою, первому сражению, ознаменовавшему трудности в уже, казалось бы, выигранной войне. Лезвие топора гигантского демона, оставившее тот шрам, почти разрубило сердце этого смертного тела, однако ничем не помогло торжествующему отродью. Наоборот, лишь помешало ему. Я просто обломала древко топора и превратила демона в фарш, даже не вынимая лезвие из тела. Последующее же за этим заклинание лечения Миель вытолкнуло лезвие из раны, которая вскоре затянулась.

Однако тот демон сам по себе был не из простых, да и его грубое оружие сочилось божественной отравой Саэлис, поэтому моя регенерация хоть и залечила рану, но шрам убрать не смогла, он теперь навсегда останется на теле этой смертной. Казалось бы, какое дело богине до бренного тела её аватара? Жива и ладно. Но я осознавал, в каком смятении находилось сознание богини сейчас, она банально не понимала своих собственных переживаний.

Всё изменилось для неё тогда, во время страшного боя с демонами. Раз за разом она вспоминала душевный подъём, который обуял её, когда верная жрица осталась вопреки приказу и спасла её, рискуя жизнью. Вся предыдущая жертвенность не воспринималась ею с такой остротой дома, в её природном плане. И чувства, которые она испытывала сейчас к этой хрупкой смертной, совсем не походили на ту материнскую любовь, которую она чувствовала к своим смертным созданиям. Множество объяснений происходящему, вопросов к самой себе, отговорок к собственным слабостям, отрывков воспоминаний, связанных с жрицей, крутились у неё в голове, вызывая сумятицу. Мне же со стороны было совершенно очевидно, какие чувства обуревали сознание богини, хотя тут я поймал на мысли уже себя и задумался, откуда во мне появилось это самое понимание. Я уже переживал раньше нечто подобное?

Миель тем временем закончила с доспехами и провела ладонью по нагруднику, слегка надавив на него, чтобы проверить, хорошо ли он сидит. Удовлетворившись, она прицепила мне плащ и задвинула ящик под стол.

— Так что ты хотела мне рассказать? — спросила я, отвернувшись от зеркала.

Сейчас нужно выступать, пронеслись тревожные мысли у меня в голове, экспедиционный корпус готов. Накануне Моран просил помощи: он уже потерял половину Южного Лейна даже несмотря на то, что смог-таки уничтожить одного из пришлых богов. Сейчас там находились аватары Оума и Саэлис, и они не жалея сил пробивались к Первохраму бога Смерти. Если он падёт, Лейн будет потерян.

Ваэлум, судя по донесениям, бушевал на Трале: он уже разбил наголову альянс зеленокожих в Северном Лейне, а теперь переместил свои кровожадные войска на этот далёкий материк. Половина автаров божеств примитивных народов уже погибла, и если пришлый перебьёт оставшихся, зеленокожие окажутся на грани истребления. Хтоан уже собрал северян и отправился туда помогать варварам.

На востоке Эразма дела тоже шли не лучшим образом. На фоне посеянной пришлыми розни, среди людей процветали интриги, их лидеры передрались между собой, и только вмешательство Змерани, которую там называли Ктар, удерживало регион от полной катастрофы.

Боги стихий неизменно придерживались нейтралитета, а значит, позиция магов оставалась прежней, хотя некоторые из них сражались с обеих сторон конфликта. Старый Лорадрим, которого дварфы называли Отец Гор, тоже отказался сражаться, но хотя бы не запрещал своим детям участвовать в боях.

— Я слышала её голос, — сказала Миель, выпрямившись. — Пришлая нашёптывала мне предложения. Чтобы я предала тебя и перешла к ней.

— Как именно? — я надеялась, что мой голос не дрогнул, хотя в голове прокатилась волна злости на Саэлис и боль за верховную жрицу, вперемешку с гордостью и… печалью?

— Она многое говорила… — Миель немного стушевалась, понизила голос и опустила глаза. — Что не ты создала перворожденных, а она, и именно поэтому она может мысленно говорить с любым из нас. Что «старые» боги проиграли, и переход на её сторону поможет нашему народу избежать больших жертв. Что она наградит меня, — тут её голос стал совсем тихим, — возвысит и исполнит все мои желания…

Повисла пауза. Я ждала, не желая давить на неё вопросами, потому что все они крутились у меня в голове и звучали достаточно резко. Отстраняясь от сознания богини, я заметил для себя, что она боялась; сама того не понимая до конца или не желая того признавать, она боялась обидеть свою верховную жрицу.

— Я тысячу раз повторяла, что никогда не предам тебя! — воскликнула Миель, подняв на меня свой горящий взор. — Но она продолжает, и к уговорам прибавились сны…

— Чего именно она хочет? — я старалась, чтобы мой голос звучал мягко.

— Она знает, что мы идём на подмогу Морану, — похоже, Миель понимала, как сумбурно звучит её рассказ, и потому смущалась, но всё равно старалась чётко выдавать информацию. — И они приготовили какой-то очередной сюрприз: она уверена в своей победе и хочет, чтобы в нужный момент я отступила вместе с войсками, бросив тебя.