За все те годы, когда он работал с близнецами, то есть почти с самого возвращения «Сайриуса», подобное случалось всего два раза, и то, в метрополии оставалась основная часть Соратников во главе с Улиссом.

Стэнли не знал, есть ли вообще у Ромула эффекторы, но наверняка какую-то связь с Землёй всё равно удавалось поддерживать, эхо дыхания Ромула не исчезало и тогда.

На этот раз всё было иначе. К концу первых суток в тишине и пустоте, оставшихся от Матери, были различимы голоса только четырёх Соратников. Улисс всё ещё оставался здесь.

Выходит, на дальних планетах дело приобретает совсем плохой оборот, раз туда отправилось почти всё командное ядро Корпорации.

Так вот чего ждала Лилия или кто там за ней стоял. Не времени смерти, об истинной сути которого задумывалась едва ли сотня человек на Земле, причём все они в той или иной степени были связаны с Корпорацией, а момента, когда Ромул уберётся с планеты. Событие гораздо менее важное с точки зрения сути происходящего, но куда более материальное. И та третья сила, с которой имели дело Парсонс, Цагаанбат и Баум, предпочитала абстрактной философии аргументы, близкие к физической реальности.

Тут же прозвенел и угас, оборвавшись, вызов на «гоутонг».

Это Цагаанбат. Как предсказуемо.

Стэнли протянул руку к серебристой ампуле и, глянув на просвет, с кривой ухмылкой сунул её в инъектор.

До этого момента он почти не ощущал результатов работы химика. Разве что пелена усталости перед глазами почти рассеялась. А так он по-прежнему ничем не походил на супермена, простой парень, которому едва стукнул полтинник, разве что обременённый талантом читать то, что другие не видят. Близнецы постарались в своё время.

Содержимое ампулы забурлило сквозь матовое стекло нагнетателя и всё до микрограмма ушло в вену. Очередная нанодрянь. Свободноплавающий катализатор, который спустя две минуты проникнет во все отделы центральной и периферической нервных систем, закрепится на стенках главных кровеносных сосудов, в печени, поджелудочной, надпочечниках, почках, гипофизе, эпифизе, тестикулах, вилочковой и щитовидной железе. Готовься стать расходным материалом, человек.

Стэнли ухмыльнулся, переключая режим контроля за имплантантами, уже начавшими истерить по поводу скачка жизненных показателей.

Что-то грохнуло и посыпалось.

В паре блоков отсюда.

Надо же. События начинают разворачиваться куда быстрее, чем он предполагал. И если именно теперь Соратники почти в полном составе предпочли покинуть планету, значит в других местах было ещё жарче.

Три касания сенсоров «гоутонга», и Цагаанбат ушло сообщение о готовности вступить в активную фазу операции.

Теперь точно никаких шансов дать обратный ход. Даже несмотря на ничтожность шанса, что всё сложится именно так, как предполагалось.

Стэнли прислушивался к тому, как мир вокруг обретает новые краски, становится контрастнее и объёмнее, как густеют звуки и замедляется время. Что ж за дрянь-то такую лютую ты мне накачал, химик. Пальцы рефлекторно дёрнулись проверить, нет ли ответа от Хранителей. Нет, близнецы по-прежнему молчали. Если даже наступление времени смерти вас не заставило выйти из тени, то что остаётся нам, простым смертным. Только действовать на свой страх и риск.

Давно, казалось, забытый личный код послушно высветился перед глазами. Когда-то он был для него почти другом. Слишком много общего в их историях. Но впоследствии их пути окончательно разошлись, нельзя быть другом тому, кто забудет тебя спустя неделю. Пусть – не совсем, но это было слабым утешением. Да и что может быть общего между писарем и эффектором.

Ильмари Олссон, настало время тебе вернуться в эту историю.

Обратный отсчёт пошёл. У Стэнли было трое суток, чтобы совершить задуманное и всё-таки вернуть близнецов к жизни.

В недрах «чёрной вдовы» царило непривычное отчуждение. Всё это творилось не со мной, живым, реальным, а расплывалось перед уставшими глазами глупой виртпространственной реконструкцией, не затрагивая сферу чувств. Опасность не была опасностью, смерть не была смертью. Я как бы парил в безвоздушной среде, отделённый от горячки боя лишь нанополимерным волокном брони, но по ощущениям – будто находился на другой планете. И эта непривычная отчуждённость могла обойтись непоправимо дорого.

Браво-семь, сменить огневую позицию.

Здесь Танго-эхо-три, тепловизоры фиксируют перемещение бронепехоты противника на нашем направлении.

Здесь Фокстрот-семь, внешнее кольцо, прорыв остановлен, но по нам ведётся массированный огонь среднего калибра под прикрытием брони, когда ждать поддержку с воздуха?

Мало того, что я за эти дни стал почти беспомощен, так ещё и дарёный хрустальный мир, ставший за без малого три десятка лет моим вторым домом, он тоже меня предавал, отступая куда-то на самую грань сознания, делая окружающую реальность серой, плоской и неживой. Сенсоры «чёрной вдовы» делали своё дело даже в мешанине боя, но они не могли заменить незаменимое.

Браво-один-ноль, птички прикрытия связаны боем в пятнадцати тиках на восемь часов, два грузовых борта пробираются на сверхмалых, здесь будут не раньше мин-два-ноль-мин, продолжать удерживать позицию.

Лидер, несём потери, повторяю, несём потери.

Западное крыло, сместить линию обороны на следующий рубеж, активация фугасов мин-три-ноль.

Кольцо обороны за два часа боя сократилось втрое, так что теперь я успевал вовремя переместиться на любой ослабленный участок. В теории. На практике базу штурмовали настолько превосходящие силы, что людей и плотности заградительного огня не хватало почти везде. Это был не случайно наткнувшийся на нас передовой отряд, а настоящий ударный кулак с поддержкой с воздуха и такой экзотикой в конце XXII века, как самоходные наземные бронемашины, служившие мобильным щитом для вояк «Карсо». Удобная штука на обледенелых плоскогорьях Баренц-региона, но одна только задача перебазировать эти неповоротливые сорокатонные монстры должна была занять у противника неделю.

Погас постановщик помех, техвзвод, что там у вас?

Лидер, работаем, похоже, треснули аккумуляторы, пытаемся подключить внешний канал.

Меня ощутимо тряхнуло, вдавив спиной в бетонное крошево. Побежала строка трассировки состояния систем. Ещё живём.

Только в этом регионе Корпорация на моих глазах теряла уже третий спецобъект. Часть оборудования и людей удалось эвакуировать в первые минуты по подземным коммуникациям, но служанки стали умнее – три заложенных по периметру двадцатикилотонных фугаса намертво завалили все катакомбы. На этот раз бой шёл насмерть в прямом смысле этого слова. Не один я понимал, что два грузовика, если они вообще сумеют сюда прорваться, не вывезут и трети оставшегося в строю личного состава базы. Однако мои вояки продолжали держать линию обороны, отступая к центру котла только по приказу. Впрочем, если помехопостановщик не заработает в течение ближайших пятнадцати секунд, то залп уэрэс накроет нас куда вернее, чем сюда доберутся медлительные грузовики.

Хорошо, что с боеприпасами здесь дело обстояло куда лучше, чем с остальным. Отчёты навесных орудий моей «чёрной вдовы» дружно прозвенели готовность. Гауссова винтовка – штука почти вечная, если не допускать перегрева и использовать качественные сердечники. Главное теперь – вовремя давать остыть направляющим ствола.

Я привычно поднял глаза к небу и прислушался. Улисс был не так уж далеко, в тысяче километров южнее, в недрах Мегаполиса, но сегодня он помочь не сможет. Да и чем – после смерти Матери он остался так же сух и бессилен, как и его эффекторы. Вся за столетие накопленная Соратником энергия ушла на последний зов, который должен был услышать каждый на планете. Теперь – только своими силами.

Я, Ильмари Олссон, второй и покуда последний эффектор Майкла Кнехта, Соратника Улисса, за долгие годы привык действовать в одиночку. Если слово «привык» вообще применимо к человеку, чьи личные воспоминания ограничиваются полутора сотнями часов, после чего начинается поле дарёной памяти Улисса. Боялся ли я, что и эта память когда-нибудь исчезнет, обрекая меня на погружение в полную беспомощность полурастатительного существования? Возможно. Но думал об этом редко. Если, опять же, я вообще могу об этом судить. Просто мне больше приходилось действовать, чем думать.