И тогда ему помогли.

Кто-то словно протянулся к нему из безликого далёка и отвесил хорошего пинка. Потом ещё, ещё. Удары посыпались градом, директор Баум пытался вяло отмахиваться, не в силах понять, что ему пытается сказать глухой потусторонний голос.

Потом что-то щёлкнуло, с коротким уколом боли встав на место, и реальность вернулась, ввергнув директора Баума в поток чужой брани. Его рывком подняли и попытались снова заставить встать на ноги самостоятельно.

– Директор, сэр, вы меня понимаете?

– Да, да, – пролепетал он, прислушиваясь к себе, всё ли цело. Дайте, хелл собачий, шлем этот треклятый снять!

– Нам срочно нужно уходить, они наверняка вернутся, чтобы сбросить оперативную группу.

Освободившись от мешающего забрала, директор Баум огляделся, пытаясь проморгаться – глаза до сих пор застила мутная пелена. Они находились среди каких-то развалин, серые бетонные коробки с пустыми окнами, под ногами растрескавшееся покрытие, усыпанное осколками битых стройматериалов. Вот куда их занесло, а он ещё надеялся, что удастся дотянуть до агломерации.

Это был старый район.

Таких – что в Новом свете, что в Европе – с началом формирования современных типов городского ландшафта осталось так много, что пытаться это всё от греха сравнять с землёй не доходили руки ни у корпораций, ни у муниципальных властей, даже когда они ещё были достаточно сильны.

Щупальца агломераций длиной в сотни миль росли туда, куда им было удобно, переваривая всё на своём пути, ставшие же «неперспективными» пригороды и заброшенные малые города с годами зарастали грязно-бурой растительностью, какая ещё могла существовать в условиях непредсказуемого климата, тут шлялись орды одичавших мутировавших за полтора века тварей, даже, говорят, жили какие-то люди. Последних директор Баум не опасался, по крайней мере, пока у его людей в руках есть оружие, но случись что, эти дикари могли стать дополнительной угрозой.

Директор Баум тряхнул головой, так что у него перед глазами снова заплясали красные и синие пятна.

– Капрал, где мы?

– Вот, взгляните.

Тактическая карта выглядела непривычно, полвека назад их визуализировали иначе. Теперь она показывала местность не сверху, а в гиперболической проекции, в непосредственной близости превращая окружающее пространство в трёхмерный лабиринт простреливаемых площадей, главенствующих высот и путей отхода, а в отдалении растягивая горизонт в деформированную плоскость.

Далеко на юго-западе, по меньшей мере в пятнадцати милях, начинался частокол башен, но здесь они едва были видны из-за горизонта, утопая во влажных испарениях. Да и «гоутонг» не улавливал вокруг ровным счётом ни единого сигнала, только слабое эхо спутников.

Значит, «почти отрезали»? Что такое, по-вашему, это «почти»? Пятнадцать миль по здешней пересечёнке – даже если найти какой-нибудь старый раздолбанный хайвей, на него, во-первых, небезопасно соваться, а во вторых, там в покрытии наверняка десятифутовые трещины.

– Так, ладно, двигаемся в сторону агломерации, каждые двести ярдов оставляйте эхо-маяк, как доберутся наши – отследят. Если нет, часов за семь мы должны добраться.

Трое «вояк» переглянулись, но ничего не сказали. Один тут же двинулся в сторону ближайшего пролома, что чернел в стене, остальные двое рассредоточились, водя туда-сюда стволами разрядников.

Директор Баум пожал плечами и, спотыкаясь, потопал в указанном разведчиком направлении. Семь часов по руинам в его отнюдь не походных туфлях и костюме – задача не из приятных. Лучше не думать об этом. Миоактиваторы он приберегал на момент крайней необходимости, на скорости он точно долго не протянет.

У вояк в их армопласте с силовым экзоскелетом таких проблем не было. Жалко, что ему не пришло в голову взять с собой хотя бы одного в более серьёзном обвесе, он бы директора Баума банально нёс бы на себе, эти же экзосьюты не были рассчитаны на переноску грузов – максимум пара стволов и ранец с амуницией, к тому же, надо же было кому-то и посматривать по сторонам, а не заниматься только персоной директора Баума.

Вот ведь хеллня, посреди континента, между трёх самых крупных агломераций Северной Америки, в жалких пятнадцати милях от границ цивилизованной жизни ты попадал в какой-то форменный постъядерный апокалипсис, кошмарный сон сценариста виртмиров реала. Населению нравится.

Ужас, подумал директор Баум, во что мы превратили нашу планету. Вокруг расстилался настоящий гигантский могильник. Заденешь неловко ногой валяющееся под ногами, а оттуда выкатится то пластиковая голова жуткой куклы, то керамическая чашка с отбитой ручкой. Просто безумие какое-то, здесь и вправду можно было запросто сойти с ума.

Странно было думать, что какие-то полчаса назад директор Баум исходил желчью от ненависти к человеку, даже имени которого сейчас не помнил, исходил, пребывая в сухом, светлом и тёплом помещении, да просто – в безопасности. А теперь?

А теперь может смело выходить из себя тут, на руинах.

Директор Баум обильно потел из-под глухого шлема, чувствуя, как струйки раздражающей влаги затекают под тесный бронежилет, чтобы уже там впитаться в и без того отсыревшую сорочку. Прелестно.

Очередной раз отшибив себе пальцы о торчащий под ногами камень, директор Баум сдался. И прошли-то всего ярдов пятьсот, наверное.

Бойцы, отставить продвижение. Находим безопасное укрытие, выставляем часового, отдыхаем до утра, смены по три часа.

Выбора особого нет. Какие там семь часов пути. Вояки без него добрались бы и за четыре, но он уже по возрасту не годится в следопыты посреди этого лабиринта, чреватого открытыми переломами.

Вояки быстро сориентировались, отыскали относительно неплохо сохранившийся четырёхэтажный дом, не грозивший обвалиться тебе на голову, почти беззвучно подорвали два небольших заряда, завалив лишние подходы, потом прочесали весь образовавшийся внутренний лабиринт, заминировав опасные направления и развесив в оконных проёмах верхних этажей датчики движения. Если вдруг сюда прилетит десант атаковавшей стороны, некоторое время даже можно будет держать оборону.

Да где же чёртовы «красножетонники» со своими спасательными винтолётами?!

Директор Баум отыскал какой-то полуистлевший матрас и со стоном повалился на него в углу, стаскивая с себя треклятый шлем. Какой замечательный матрас, сколько он тут, полвека пролежал, в вечной сырости, за это время бетон рассыпается в некрупную крошку, а этот, видишь, как будто тебя дожидался.

Синтетика такая дрянь, ничего её не берёт.

Затёкшие мышцы начали постепенно отходить, а тело – остывать. Директора Баума тут же кинуло в дрожь.

Вот же хеллня какая, так околеешь.

Сырая одежда никак не была рассчитана на ночной холод. В недрах агломерации даже вне кондиционированных помещений перепады температуры за сутки не превышали пяти градусов, так что проектировщикам адсорбирующих наносеток, уложенных в подкладку пиджака и брюк, и в голову не приходило вложить туда ещё и обогревающий контур.

Ну, ничего, просохнет ткань, станет легче.

Только под спиной почему-то особенно мокро, наверное от матраса…

– А-а-а!!! Проклятье!

Одним прыжком директор Баум оказался в другом углу комнаты, судорожными движениями сдирая с себя пиджак и швыряя его на землю. Теперь колотило уже так, что зуб на зуб не попадал, но не из-за холода.

Под расползшимся от веса директора Баума слоем ткани с едва различимым писком копошилась какая-то бесформенная чёрно-бурая масса, видимо глазу расползаясь из прорехи во все стороны. В этом мраке даже перестроенная сетчатка не различала деталей, но от этого было не легче – он умудрился разлечься на чудовищном гнезде чего-то невыносимо отвратительного, с миллионом семенящих хитиновых ножек, шевелящихся длинных усов и глянцево отблескивающих в неверном свете мокрых тел.

Директора Баума вывернуло наизнанку, прямо на собственные ботинки. В следующий миг ему показалось, что по нему что-то ползёт, и он принялся бешено крутиться вокруг своей оси, пытаясь стряхнуть проворное чудовище.