Запрокинув головы, мы смотрели на дворцы высоты, эти памятники нашей эпохи, которые будут стоять при коммунизме. Мы ездили с вами на Ленинские горы, чтобы налюбоваться гигантским «городом» этажей Московского университета. Подъезжая к Москве по Киевской дороге, я видел его за тридцать километров. Он выступал на горизонте туманным силуэтом, как зримый современник будущего! Ведь в нем будут учиться люди и при коммунизме!

Я знаю, вы слушали мою Мечту и вам еще не хочется уходить с гидромонитора или покидать вертолет, на котором вы снова спешите в преобразованную Арктику, чтобы трудиться над завершением мола во всех морях, над созданием величественного «Кольца ветров». Вы не хотите, чтобы наша беседа закончилась на этом.

Ведь еще так много надо сделать строителям и физикам, метеорологам и механикам — всей творческой армии новаторов, всему народу, чтобы повелевать ветрами и льдами, атомной энергией и солнечным теплом.

Может быть, я и напишу эту книгу о вас, преодолевающих новые трудности, творчески решающих новые, еще более грандиозные задачи. Мне хочется написать ее, потому что я знаю, что вы и ваши сверстники действительно переделаете климат земного шара, сделаете землю более щедрой, людей более счастливыми, построите коммунизм.

Но не думайте, что я отдаю только вам это счастье, это удивительное время! Нет, нет! Я не отпущу вас туда одних! Я еще поживу в этом времени вместе с вами! Потому, что уже сейчас мы с вами дышим весенним воздухом, весенним воздухом коммунизма.

Инженерный проект «моста дружбы» существует. Когда-то я сделал его, веря, что людям разных стран, различных политических систем понадобится быстрое и надежное межконтинентальное сообщение. И пусть сейчас кое-кто и хмурится при всяком упоминании о мирной жизни, о тесном общении разноязычных ученых и инженеров, артистов и художников, студентов и рабочих - простых людей всего мира. Придет время, и взаимное тяготение народов сметет выдуманные «стальные» или «железные» занавесы, и тогда потребуются межконтинентальные самолеты только для пассажиров, а не для бомб, понадобятся лишь океанские экспрессы, а не авианосцы, нужен будет и Арктический мост! Это будет! За это борются все народы, ненавидящие войну. Но я больше не мог ждать, я опередил жизнь и начал строить Арктический мост… пока вместе со своими героями. С ними терпел я неудачи, изобретал, боролся, любил… А потом за своих героев, строителей мечты, выслушивал я горькие упреки и грозные обвинения. Ведь не все верили в мечту. Но я остался верен ей, верен идеям сближения материков и всеобщего технического прогресса. Пусть же читатель поверит, как и я, что будут существовать на Земле условия, когда мы с ним спустимся подо льды Ледовитого океана, в подводный док строительства «моста дружбы».

Автор

Генерал сорвал с аппарата телефонную трубку:

- Семнадцатый мне. Я - Веков. Ну как? Держитесь? Понимаю, отлично понимаю, что вам нужно. Так держать. Останавливаться запрещаю! У меня все.

Черные лохматые брови генерала сошлись. Он стукнул рукой по рычагу аппарата и снова заговорил властным, энергичным голосом:

- Штаб мне. Кто? Докладывайте. Вы понимаете, что это значит? Равносильно прорыву фашистского танкового корпуса! Насколько понизился уровень? Катастрофа! Кто за это ответит? Где Корнев? Все едет?..

Генерал бросил трубку и встал из-за стола.

Он неожиданно оказался низенького роста. Военной выправки у него не было, но лицо с тяжеловатыми чертами было сурово, темные глаза жгли, движения - порывисты и решительны.

Раздался характерный звонок. Генерал резко повернулся к столу.

Прямой провод - Москва!

Он присел к столу и осторожно снял с крайнего аппарата трубку.

- Я - генерал-майор Веков, - четко сказал он. - Слушаю, товарищ нарком. К сожалению, сводка неутешительна. Стоим на краю катастрофы. Мороз - против нас. Уровень понижается. Понимаю, отлично понимаю… потеря сотен танков и пушек, десятков тысяч снарядов. Все понимаю, товарищ нарком. Меры будут приняты. Слушаю. Есть. Будет исполнено. Жду толкового человека, главного механика. Тотчас позвоню вам.

Генерал задумчиво положил трубку, тяжело вздохнул и на мгновение опустил голову на руки, но тотчас вздрогнул, как от выстрела, и сорвал трубку внутреннего телефона:

- Начальника транспорта мне. Кто это? Я - Веков. Где поезд? Когда же он придет, черт возьми? Остановите движение по всей дороге, гоните состав молнией. Там - мой главный механик. Выполняйте.

Генерал резко застучал рычагом аппарата:

- Штаб мне. Я - Веков. Как у вас? Понижается? Что ж вы сидите и только регистрируете уровень воды? Пасуете перед стихией? А потеря танков и пушек?.. Какой же вы, к черту, чрезвычайный штаб? Стоило создавать его, чтобы сидеть у проруби да воду мерить! Мысль нужна, новые идеи, действие, борьба! Почувствовать надо, что вы на фронте…

Генерал бросил трубку и бессильно откинулся на спинку кресла. Уголки губ опустились, веки полузакрылись. Усилием воли он отогнал минутную слабость, встал, прошелся по кабинету.

Поезд, которого так ждал генерал Веков, приближался к Светлорецку. В тяжелый год Великой Отечественной войны, во вторую ее зиму, в этом поезде ехал молодой еще инженер Степан Корнев со своим двенадцатилетним братишкой Андрюшей.

Завод, на котором Корнев работал в Ленинграде после окончания Политехнического института, был эвакуирован на Урал и вошел в состав Светлорецкого металлургического комбината, директором которого был недавно произведенный в генералы Веков. Родители Степана вместе с Андрюшей остались в Ленинграде. Отец, старый путиловский рабочий, погиб, защищая родной город. Мать, перенеся все ужасы блокады, все-таки спасла сына. По льду Ладожского озера он с группой детей был переправлен на Большую землю. Степану она написала, наказывая быть Андрюше за отца, сама же умерла в Ленинграде от истощения. Только спустя год удалось Степану Григорьевичу Корневу найти брата и съездить за ним в Акмолинск.

Теперь они ехали в Светлорецк по узкоколейке, которую еще до революции из экономии построили концессионеры вместо широкой колеи.

В замерзшем окошке вагончика Андрюша горячим дыханием протаял глазок и с замиранием сердца смотрел на округлые, первые в его жизни горы со снежной проседью лесов, на тяжелые, опушенные белым мехом лапы подступавших к поезду елей, на скованную льдом речку, похожую на занесенное шоссе, вьющееся рядом с колеей.

Но больше всего занимал Андрюшу его старший брат Степан, которого он так давно не видел. Крупный, несколько грузный для своих лет, чуть скуластый, как и Андрюша, но с тяжеловатой нижней частью лица, с густыми, властно сведенными бровями, уверенный, немногословный, он олицетворял для Андрюши силу, ум, благородство… Если бы не присущая старшему брату сдержанность, Андрюша так и сидел бы рядом с ним и держался за его большую жесткую руку. Но мальчик боялся выдать себя и наблюдал за братом исподтишка с любопытством и гордостью.

Еще бы! Ведь Степана, несмотря на его молодость, назначили главным механиком огромного металлургического комбината. Прежний главный механик, старый уральский практик, стал заместителем Степана, и Андрюша понимал, как трудно приходится брату.

Вот и сейчас, в поезде, он говорил с техником, ездившим за запасными частями к доменным воздуходувкам. Степан приказал ему еще сегодня ночью доставить части в цех. Он сам будет присутствовать при их смене. И это после долгой и трудной дороги!..