Мистер Харден запустил руку ему за пазуху, отыскал кристалл, подбросил на ладони и приложил к уху. Затем кивнул.
— Сойдёт, — сказал он, пряча кристалл в карман брюк.
— Так что, снимешь с меня наручники? Мы должны действовать вместе, я ради этого и пришёл! Мы союзники в этом деле, Бернард. У нас общий враг.
Мистер Харден задумался.
Когда господин Сторм привёл сыновей, он затворил дверь, так что теперь в лавке было полутемно. Тусклая жёлтая лампа, кристальный стержень в которой почти совсем выгорел, едва освещала прилавок, и мы все заметили, как в приоткрытом ящике что-то отчаянно мигает красным.
— Ох ты, — сказал господин Сторм, почёсывая в затылке, — старина Роско чё-то сигналит! Ну, беда. Или сюда двигают по меньшей мере три санитарных инспектора, или уж я и не знаю, чё стряслось!
Он собрался пойти и спросить, но в этот самый миг в лавку ворвался краснощёкий мальчишка-гном.
— Дед велел сказать, в конце улицы в экипаже звонилка трезвонит, — протараторил он на одном дыхании. — Небось экипаж комиссара. А это комиссар, вот это, да? Настоящий? Ого! Ого! А можно, я с вами пойду и покручу звонилку? Дед не разрешил. Можно? Ого, вот это трость! Чё она такая здоровущая? А чё это у ней тут за крючок?
Конечно, он потянул за крючок раньше, чем его успели остановить. Раздался страшный грохот, и лавка наполнилась дымом.
— Ого! — восторженно закричал мальчишка и подозрительно затих, только что-то загремело по ступенькам и стукнуло о порог.
— Ну всё, плакала твоя трость, — проворчал господин Сторм. — Так чё делать-то будем?
Он пробрался мимо нас, едва видимый в дыму, и, открыв дверь настежь, принялся махать руками. Хильди тоже трясла каким-то ковриком, только это ни капли не помогало.
Мистер Харден вздохнул и сказал:
— Я так полагаю, спокойно поговорить не получится, да и времени на разговоры нет. Хорошо, будем действовать вместе. Выходим. Где моё пальто?
— Я принесу! — донёсся с верхних ступеней лестницы голос госпожи Сторм.
Моя накидка тоже осталась наверху, но я сочла, что её кто-нибудь прихватит, и решила выйти на улицу. В лавке стоял густой туман, и жёлтая лампа едва-едва просвечивала сквозь него, как солнце в мареве. Я осторожно пробралась мимо полок, ощущая под рукой круглые холодные бока сырных голов, постаралась не опрокинуть горшочки с зеленью, вовремя вспомнила о трёх ступеньках, ведущих наверх, но всё-таки споткнулась о порожек.
Комиссар стоял снаружи, растирая запястья. Мистер Харден снял с него наручники и теперь, убирая их на пояс, торопливо говорил:
— Слухи не лгали, Камлингтон правда выдал чужое изобретение за своё, но доказательств у меня нет, только слова мастера. Это некий Лафайет Пинчер, гном…
Он вовсе не глядел на меня, но каким-то чутьём угадал, что я споткнулась, и подхватил под локоть, не прерывая разговора.
— Так вот, этот самый Лафайет несколько оторван от жизни. Подписал какие-то бумаги, думал, для работы, а вышло, что передал права на все настоящие и будущие изобретения графу. Этот договор и все первоначальные чертежи хранятся где-то в столичном особняке Камлингтона…
— И ты мог найти их, пока он здесь! — с упрёком сказал комиссар.
— Я мог искать их вечно. Разумеется, он не держит их в письменном столе! У меня есть мысли насчёт того, как их добыть, но графа нужно вернуть в столицу. Но прежде всего я хочу увидеться с дочерью.
Комиссар зачерпнул горсть снега и попытался оттереть пальто от муки, но стало только хуже.
— С дочерью, — хмуро сказал он. — Я вижу, тебя ничем не прошибёшь. Как думаешь добыть бумаги?
— Попрошу мастера сделать новый чертёж. Прослежу, куда граф его спрячет.
— Попробуем, — кивнул мистер Твайн. — Идём, я должен ответить на звонок! Держу пари, это граф. Меня звали присутствовать на обручении, но время в последний момент изменили, и я опоздал. Подоспел в аккурат когда они искали виновных. Та ещё была картина… Хотя могут звонить и насчёт тех двоих, что влетели в аркановоз — это тоже твои друзья, Бернард? Когда я проезжал мимо, их собирались доставить в госпиталь.
— Не совсем друзья, — ответил мистер Харден, однако ничего пояснять не стал.
— Я вообще не думал, что у тебя есть знакомства в таких кругах, — сказал комиссар, бросая выразительный взгляд на гномов.
Сэм как раз вышел, пыхтя под грузом пальто и накидок. Он прихватил и наши сумки. Госпожа Сторм пыталась всучить Шарлотте свёрток, приговаривая: «Бери, бери, детка, хучь чё пожуваешь! Усех накормили, одна ты голодная осталася». Шарлотта стояла с таким лицом, будто ей совали динамит с горящим фитилем, но всё-таки приняла свёрток и даже выдавила из себя слова благодарности.
— Я и сам не думал, что у меня есть знакомства в таких кругах, — с улыбкой ответил мистер Харден.
Было далеко за полдень. Потеплело, воздух стал сырым, и небо, рыхлое и раскисшее, нависло над тёмными крышами, напитываясь дымом из печных труб. Самое время для игры в снежки или для прогулки, но обитатели гномьего квартала, очевидно, решили и носа не казать наружу, пока комиссар не уйдёт. Лишь одинокий прохожий в котелке и потрёпанном бархатном пальто шёл в нашу сторону с таким растерянным видом, будто заблудился и не мог понять, куда его занесло.
— Добрый день! — робко приветствовал он нас. — Работает ли лавка? Уж не пожар ли случился?
— Чё сразу пожар? — пробасил господин Сторм и несколько раз взмахнул рукой у порога. Дым, разумеется, никуда не делся. — Эт нам к празднику лавку украсили, «Туман в горах» называется. Видали, какова красота? Бытовики за это содрали — страх!.. Работаем, как не работать. Вона, сам комиссар за сыром явился.
Он дружески ткнул мистера Твайна кулаком в бедро. Тот пошатнулся и поправил измятую шляпу, пытаясь не терять достоинства.
— А чё это ты в куртке, Мэтью? — с подозрением спросила госпожа Сторм. — Опять куда намылился?
— Так я это, недалеко, в столицу, — легкомысленно ответил тот.
Боевой огонь вспыхнул в глазах госпожи Сторм. Я услышала, как наяву, громыхание черпаков о котлы. А потом мы все узнали, что она думает: и о том, как её бросили отдуваться в лавке одну накануне праздника, в самую горячую пору…
— Чё это одну? — возмутилась Хильди. — А я будто не помогала!
…и о том, что теперь народ проспится, опять повалит — чего бы не повалить, если праздничные дни, и все остальные лавки в округе закрыты! Конечно, другие-то могут себе позволить пару дней отдыха, другие-то не по уши в долгах…
— Да уж прям-таки по уши! — попытался вставить господин Сторм.
Но жена так и припечатала его: а рама для общежития? А топливо? Ишь, разъезжает на своём велосипеде туда-сюда! А фонарь? Ведь ещё разбили фонарь, и кому платить, как не им! А если по справедливости, так виноваты и те, кто бросает свои пистолеты где ни попадя, а перед тем наставляет их на малых детей…
Бедный покупатель явно жалел, что пришёл. Он что-то пробормотал и хотел попятиться, но госпожа Сторм предусмотрительно схватила его за полу и крепко держала.
— Ишь, наделали тута вашего тумана в горах, и усё, и нету вас! — кричала она, размахивая свободной рукой. — А Мэгги одна вертись, как хошь!
Комиссар задумчиво поглядел на фонарь, потом на Сэмюэля и достал бумажник, чтобы, как он пояснил, рассчитаться за сыр. Чем больше он отсчитывал, тем добрее становилась госпожа Сторм. Мистер Харден тоже дал денег. Сказал, что это долг за раму, ведь его дочь жила в той же комнате.
— Дак я ж чё, — миролюбиво сказала госпожа Сторм, пряча банкноты в карман передника. — Будто я не понимаю! Ежели наших притесняют, в стороне оставаться нельзя. Поезжай уж, Мэтью, да помоги этому Лейфу, да скажи ему, пущай в Дамплок переселяется. Чё он тут, места не найдёт?
На прощание они с мужем горячо расцеловались. Даже мне было неловко глядеть, а что уж говорить о покупателе, чьё бархатное пальто госпожа Сторм так и не выпустила из своего крепкого кулачка!
— Я батю проведу, — осторожно сказала Хильди.