Среди нас были и гномки, жительницы Подгорного Рока. Я насчитала двух или трёх. Насчёт третьей не удалось сказать точно: я не видела, достают ли её ноги до пола.
— Таким образом, стоя за пультом, вы сможете воспроизвести то, что видите на эскизе, — сказал экзаменатор и тяжело вздохнул: ему не хватало дыхания. Мне показалось, он с укоризной взглянул на меня.
Я всё прослушала!
— Что ж, мисс Бернардита, возьмитесь за эти ручки. Глядите на эскиз, созданный художником, и постарайтесь воспроизвести его на маленьком экране, который видите перед собой. Будьте внимательны, не упускайте деталей. Смелее, смелее! Итак..
— Ripeti avedo, — прошептала Бернардита.
Ничего не произошло.
— Громче, не бойтесь, — со вздохом сказал проверяющий.
— Ripeti avedo! — воскликнула Бернардита от души.
Маленький экран перед нею вспыхнул, наполовину окрасился синим, пошёл точками и вновь стал прозрачным.
— Угум, — невнятно сказал проверяющий. Я так и не поняла, он испытал разочарование или остался доволен. — Следующая…
Следующей вышла Хильди Сторм. Плотно сбитая, невысокая и вся рыжая, как морковь — рыжие волосы, рыжие веснушки на лице и руках — гномка уверенно дошагала до трибуны и пропала за ней. До ручек она не достала.
— Где же ступенька? — озабоченно спросил проверяющий неясно у кого и огляделся. — Ведь была ступенька! Ох, никакого порядка.
Он выглянул в коридор и воскликнул: «Ступенька!», будто ждал, что она придёт на зов. Ступенька не пришла. Хильди Сторм, стоя за трибуной, упёрла руки в бока. Мне были видны только эти руки — сердитая трибуна, постукивающая ногой, — и я засмеялась и попыталась скрыть смех. Трибуна фыркнула.
Наш проверяющий затащил на сцену магического помощника.
— Становись, — велел он.
— Можа, мне бы стул? — возразила гномка. — Сломаю жа. Он-то как хрупнет, и чё тады?
Проверяющий, морщась, потёр лоб.
— Не хрупнет, — уверенно сказал он. — Становись.
Послышалось кряхтение, и рыжая голова Хильди показалась над трибуной.
— А теперя? — спросила она. — Вот это воображать, эту каракулю?
— Всё верно, и не забудь произнести: «Ripeti avedo».
— Р-рапути веда! — немедленно проревела гномка басом. Видно, сразу решила говорить громче.
На удивление, это сработало, и даже очень хорошо. На экране возникло синее небо, зелёный луг… нет, не луг, но что-то очень знакомое. Картофельное поле.
— Хрупает! — заорала Хильди.
Экзаменатор бросился к ней и успел подхватить, но не удержал. Они упали, сверху их накрыло трибуной, и всё хрупнуло.
Мы вскочили с мест. Я не могла решить, то ли звать на помощь, то ли попытаться что-то сделать самой. Все остальные, как видно, тоже не могли решить, и пока мы стояли так, переглядываясь и бормоча что-то невнятное вроде: «Может, это?..», Хильди сама выползла из-под завала. Отряхнув ладони, одной левой она вернула трибуну на место и подала руку проверяющему.
— Ох, помощник сломался, — сказал тот, едва не плача. — Чего доброго, вычтут с меня…
— Так я жа говорила! — удовлетворённо произнесла Хильди, спрыгнула в зал и вернулась на место.
После гномки вызвали ещё двоих, а потом настал мой черёд. Я встала за трибуной и наконец увидела эскиз: синее небо с белыми облаками и зелёный цветущий луг.
— Начинайте, — велел экзаменатор. После происшествия с трибуной он выглядел потрёпанным и то и дело недовольно поджимал губы. Его гладкая причёска распалась.
Как назло, в голове крутилось только «рапути веда». Как там правильно?..
— Ripeti avedo, — со вздохом подсказал экзаменатор.
— Ripeti avedo, — повторила я. Говорить при всех было неловко, а ещё страшно, что ничего не получится. Я покосилась на экран: так и есть. Хоть бы маленькое синее пятно, хоть что-то!
— Смотрите на эскиз, — устало сказал проверяющий. — Не нужно смотреть на экран. Смотрите и представляйте небо и траву.
Крепко сжимая медные ручки, я всмотрелась в рисунок и представила, что белые облака движутся, а травы колышутся, и птицы с криком поднимаются из гнёзд, и ветер шумит негромко.
— Ripeti avedo, — сказала я, и в зале стало тихо, а потом кто-то ойкнул и раздался одинокий хлопок.
Я подняла глаза, но экран был прозрачным. Даже не успела понять, отобразилось ли там хоть что-то. Мне велели вернуться на место, и я вернулась.
Больше до конца испытания ничего примечательного не произошло. Девушки выходили, повторяли картинку с разной степенью успешности, и я вдоволь насмотрелась на синие и зелёные пятна. Наконец последняя гномка справилась (ей всё-таки дали стул, а экзаменатор отошёл подальше), и нас отпустили.
В коридоре поднялся шум. Отцы и матери, бабушки, дедушки и тётки налетели и принялись расспрашивать, как всё прошло. Меня никто не ждал, и я вышла во двор.
Оливер стоял, облокотившись на наш экипаж. Бронзовый с патиной, новейший, тот парил над мостовой, почти не двигаясь с места. Другой водитель пожирал Оливера завистливым взглядом. Задрав нос, он попробовал прислониться к своей медной таратайке, но она так тряслась, что наверняка наставила ему синяков. Бедняга отскочил и потёр спину, а затем посмотрел на Оливера ещё более злобно.
— Кажется, сдала, — сообщила я. — Нужно только подождать.
И тоже прислонилась к экипажу, скрестив руки на груди.
У входа уже появились два списка, и там то и дело загорались чьи-то имена. Из дверей высыпала толпа и всё загородила. Девушки кричали, радуясь, и родные поздравляли их, целовали, обнимали, делали моментальные снимки на память. Одна я стояла в стороне.
От толпы отделились двое: Голди Гиббонс и Дейзи Когранд. А я-то думала, они будут учиться в другой академии!
Ой, точно. Ведь мы собирались на бытовое отделение, а я пошла на театральное. Вот почему я их до сих пор не встретила.
— Са-ара, — пропела Голди, расставляя руки для объятий, но в последний момент отступила, глядя на мою грязную коленку.
Я застыла с расставленными руками, перевела взгляд на Дейзи, но и та не хотела меня обнимать. Я опустила руки.
— Ты опоздала? — спросила Голди. — Не заметила тебя с нами.
— Она, должно быть, пряталась сзади, — прошипела Дейзи, толкая её плечом и указывая на пятно на моей юбке.
— Что ж, обучение точно пойдёт тебе на пользу, — сказала Голди, мило улыбаясь. — Мы уже поступили, а ты? Не видели тебя в списке.
— Будет жаль, если не пройдёшь, — сочувственно произнесла Дейзи. — Тебе очень нужны заклинания иллюзий, хоть пара-тройка. Все эти…
Она взмахнула пальцами возле своей аккуратно причёсанной головки, видимо, на что-то намекая.
— Голди! — раздалось с другого конца двора. — Дейзи!.. Вы едете?
Их сопровождали родные. Наши семьи дружили, так что я без труда узнала и родителей Голди, и брата Дейзи.
— Мы пойдём, — сказали мои заклятые подруги. — Едем праздновать поступление! Надеемся, и тебе будет что отпраздновать.
Взявшись под руки, они ушли, а Оливер хлопнул меня по плечу.
— Сложно было? — спросил он то ли об экзаменах, то ли о беседе с Дейзи и Голди.
— Не особенно, — ответила я.
Мимо прошла рыжая Хильди с отцом. Отец её оказался лысым, но с такими косматыми рыжими бровями, будто на них пошли все волосы с головы, а борода и вовсе свисала чуть не до колен.
— Так чё ж он, куды глядел! — сердито прогудел гном, воздевая руки. — Ягодка моя, ты не ушиблася?
— Да не, испужалась ток. Оно как хрупнет!
— А этот-то ишшо! — воскликнул гном, останавливаясь. — «Оплатите ушшерб», сопля белобрысовая! Я ему за ушшербы-то мало пояснил…
И он, поддёрнув рукава, решительно зашагал обратно.
— Стой, батя, стой! — вскричала Хильди, хватая его за локоть. — Да ну его, а? Идём ужа. В брюхе у меня урчит, пожувать бы чё.
— Идём, ягодка, идём, — согласился её отец.
Я проследила взглядом, как они сели на трёхколёсный паромагический велосипед — господин Сторм за руль, а Хильди в коляску — и покатили прочь со двора, гикая на кочках.
