Скоро в дверь постучали. Лопоухий Фицхью, нещадно перетянутый ремнём, заглянул и только набрал воздуха, чтобы доложить, как мистер Твайн поднялся и кивнул:
— Милорд, миссис Харден… — и добавил, махнув рукой в сторону Фицхью: — Иди, иди, подожди за дверью.
Я вскочила с места, не в силах и дальше сидеть.
В кабинет вошли двое: мужчина в цилиндре и тёмном сюртуке и изящная женщина, которую я сперва приняла за девушку. Прежде всего меня поразили её льдисто-голубые глаза. Казалось, всё в ней безупречно: тонкие, изящные черты лица, нежный румянец, тёмно-русые волосы.
Приглядевшись, я всё же заметила, что цветом лица она в значительной степени обязана румянам и пудре, и кожа её не так упруга, как это бывает в юности. Она походила на цветок, начавший увядать — всё ещё прекрасный цветок, тем не менее.
В лице Диты было мало сходства с матерью — может быть, только форма носа.
Мужчина был мне знаком по портретам в газетах: граф Камлингтон. Волевой подбородок, непослушные тёмные волосы, жгучий, почти чёрный взгляд, горделивая посадка головы и высокий рост — о… О! Догадка осенила меня.
— Граф Камлингтон, позвольте представить вам мою дочь Бернардиту, — негромким чарующим голосом сказала миссис Харден.
Граф оглядел меня с головы до ног и, похоже, оценил невысоко.
— Тебе придётся заняться ею, Элеонора, — сказал он. — Она выглядит неподобающе. Почему её волосы обрезаны?
Неподобающе! Я подумала, что мне, по крайней мере, не дорисовывают волосы на портретах, как ему. И кончик носа у него красный не от мороза, а от излишеств. И губа оттопырена, и подбородок дряблый.
Но вслух я этого не сказала.
— Я хотел бы обсудить кое-что, связанное с Харденом, но не при дамах, — сказал комиссар.
— Элеонора, ступайте, подождите меня в экипаже, — велел граф.
Фицхью проводил нас, ещё сильнее выпячивая тощую грудь, чем прежде. Миссис Харден не говорила мне ни слова и вообще на меня не смотрела. Пользуясь этим, я сунула руку в сумку, взяла в кармашке карандаш, нащупала лист, прижатый к блокноту, и дописала: «Спаси». Я могла только надеяться, что буквы разборчивые. Затем скатала лист в комок и сжала в ладони.
Зря я не слушала миссис Спиллер, когда она говорила, что каллиграфия пригодится нам в жизни!
Мы вышли в морозный день. Перед входом парил экипаж, бронзовый, но не такой большой, как у моего папы, и без коммутатора. Водитель, немолодой и представительный, вышел, чтобы открыть нам дверь. У него были до того длинные усы и бакенбарды, что они, расчёсанные на две стороны, доставали до плеч. Круглое лицо с лысеющим лбом напоминало перевёрнутое яйцо.
Сэмюэль, маленький верный Сэмюэль всё ещё ждал на улице, продрогнув до костей. Он переступал с ноги на ногу, стоя чуть в стороне от входа, а его губы совсем посинели. Я сумела только бросить отчаянный взгляд, а потом, понадеявшись, что никто не увидит, без замаха метнула бумажный комок. По счастью, ветер погнал его в сторону Сэма, и он наступил на записку ногой. Постовые пялились на миссис Харден, и никто ничего не заметил.
Когда мы сели, миссис Харден сказала холодным голосом, глядя перед собой:
— Я в ярости, Бернардита. Ты знала, что этот обманщик — вовсе не торговый представитель?
— До вчерашнего дня — нет, — честно ответила я и бросила взгляд на Сэма. Он отошёл ещё дальше и теперь стоял с озадаченным лицом, разглядывая записку. Ох, только бы он разобрал мой почерк!
— Ты виделась с ним? — спросила миссис Харден. — Что ещё он тебе наплёл? Ведь ты понимаешь, что человеку, который всю жизнь тебе лгал, нельзя верить? И я зла на тебя. Я велела тебе приехать домой на праздники, и где ты была?
— На практике. Это важно для моей учёбы…
— Учёба не важна, не будь дурой. Главное — хорошо устроиться в жизни. Ведь мы с тобой знаем, что ты поступила в какую-то захудалую академию просто от отчаяния, так может, хватит притворяться?
И она властно сказала водителю:
— Выйдите! Мне нужно поговорить с дочерью.
— Как скажете, миссис Харден, — с достоинством ответил тот и вышел, почти беззвучно прикрыв за собой дверцу.
Я оглянулась, будто бы для того, чтобы проследить за ним, а сама поискала глазами Сэма. Тот исчез.
— Слушай меня внимательно, Бернардита, — сказала моя так называемая мать, вперив в меня ледяной взгляд. — В твои годы я совершила ошибку. Большую ошибку. Я любила достойного человека, но Бернард оболгал его. Он хотел, чтобы я стала его женой, и своего добился. А потом всю жизнь упрекал меня в том, что я не могла отдать ему своё сердце. Но все эти годы оно принадлежало другому.
Она выдержала драматическую паузу. Я ещё раз обернулась: Сэмюэля нет. Куда он ушёл?
— Все эти годы… — с упрёком сказала миссис Харден. — Ты не слушаешь, Бернардита. Я любила другого. Лесли, графа Камлингтона. И он, моя дорогая, твой настоящий отец.
— Я уже догадалась, — рассеянно сказала я и поглядела, нет ли Сэмюэля с другой стороны. Его не было.
— Отчего ты всё вертишься? — начиная сердиться, сказала миссис Харден. — Будь добра, слушай меня с уважением! Ты хоть поняла, что я сказала? Граф Камлингтон — твой настоящий отец, и едва только добьюсь развода с этим обманщиком, отнявшим у нас годы, я наконец воссоединюсь с тем, кого люблю. Он признает тебя. И, моя дорогая он уже подыскал тебе подходящего мужа. Для того, чтобы вы познакомились, мы и ждали тебя на праздники. Ты слышишь?
Ох, знала бы Дита! Наверняка ей подыскали не Персиваля.
— Но к чему такая спешка? — удивилась я. — Кажется, графа не заботило, как мы живём, и вдруг он объявился — и сразу же хочет выдать меня замуж!
— Моя дорогая, конечно, его заботило! Он справлялся о нас. Мы всеми силами пытались заставить Бернарда дать мне развод, пытались его убедить через комиссара, но он твёрдо решил разрушить наше счастье!
— Но к чему мне замуж теперь же, почему я не могу сначала выучиться?
— В связи с некоторыми событиями лорду Камлингтону необходимо упрочить своё положение. По счастью, у него есть ты, и сын маркиза Скарборо станет тебе замечательной партией.
— Ха! — сказала я. — Иными словами, он вспомнил о дочери лишь потому, что теперь может извлечь из этого выгоду.
Миссис Харден склонилась ко мне, до боли сжав мои руки. В её ледяных глазах вспыхнула ярость.
— О, так и есть, дорогая, — сказала она. — Все ищут выгоду, на том и держится мир. Ты появилась на свет лишь потому, что я надеялась стать женой Лесли тогда же. У тебя не может быть никаких своих целей, ты понимаешь? Ты служишь моей цели. После того, что я пережила, ты не имеешь права мне перечить!
Миссис Харден так стиснула мои руки, что я вскрикнула. Мне показалось, она переломает мне кости.
— Но ты не приехала, демонстрируя своё непослушание, а теперь я нахожу тебя здесь, и в каком виде! Отчего твои волосы обрезаны? Ты выглядишь неряшливо! Ты хоть понимаешь, чья ты дочь? Ты должна ему понравиться! Я должна была стать его женой много лет назад. Если ты, моя дорогая, помешаешь мне, ты пожалеешь.
Её красивое лицо казалось мне совершенно безумным. О, я прекрасно понимала теперь, отчего Дита не стремилась домой! Как Бернард вообще мог полюбить эту женщину? На его месте я дала бы ей развод немедленно и каждый год праздновала этот день.
Вот только тогда он потерял бы дочь. О, бедный Бернард! Сердце моё преисполнилось жалости.
В это время граф Камлингтон вернулся и занял место впереди.
— Скоро ты станешь свободной женщиной, Элеонора, — сказал он, не оборачиваясь. — Харден больше никогда не сможет чинить препятствия.
— Что вы с ним сделаете? — воскликнула я.
— Боюсь, девочка излишне к нему привязана, — холодно усмехнулась миссис Харден.
— Так приструни свою дочь, Элеонора, займись этим. Или ты не способна даже на это? Я рассчитывал, что мы договорились, и больше не потерплю никаких отклонений от намеченного!
Он стукнул кулаком по дверце. О, вот уж и вправду истинная любовь! Но что с Бернардом?