— Уймись, Сара Фогбрайт, — пробормотала Шарлотта. — Спроси кого-нибудь другого. И не качайся на стуле, ради Первотворца!

Тут я вспомнила кое-что важное и спросила:

— Я смогу позвонить родителям? Я непременно должна позвонить им завтра и поздравить с днём Благодарения. Если не позвоню, они встревожатся.

И непременно сами позвонят в общежитие, а тогда поймут, что меня там нет, а что случится дальше, этого я и вовсе не могла предсказать. Но о том я смолчала. Шарлотта и Лаура и так пошли на риск, а если бы знали, как мы с Дитой раздобыли разрешения, им бы не понравилось.

— Конечно, ты сможешь, дорогая, милая девочка, — услышала я голос миссис Тинкер.

Она стояла на пороге, опершись ладонями на косяк и прижавшись к ним щекой, и с улыбкой глядела на нас. Я не слышала, как она вернулась.

— Зачем столько украшений? — спросила я. — Это для выступления? Так много!

— Для выступления, умница моя! Ведь мы хотим, чтобы всё было превосходно, до самой последней мелочи. Мы ставим балет по ригеринской сказке — наложницы, золото и яркие костюмы… Лотта, я принесла главную шкатулку, возьми.

И, вынув из кармана круглую плоскую шкатулку, миссис Тинкер подала её Шарлотте и удалилась. Мы вновь остались вдвоём. Шарлотта, морща лоб и щурясь, отмеряла крошечные порции пыли, а мне велела сидеть смирно и ничего не трогать. Я покачалась на стуле (отчасти назло ей, чтобы досадить скрипом), потом ощутила, что зябну, и прошлась по комнате. Масляного обогревателя было недостаточно, чтобы согреть помещение, по всей видимости, долго стоявшее без тепла. К тому же здесь была ещё одна дверь, ведущая наружу, и оттуда сквозило.

Флора ушла, и Лаура, погасив лампы в передней комнате, чтобы не жечь кристаллы зря, присоединилась к нам.

— Начинайте, — хмуро сказала Шарлотта. — Вам уже есть чем заняться.

Лаура, задумчиво перебрав содержимое шкатулки, выложила на чёрную бархатную подушечку серьги с изумрудами.

— Начнём с этого, — сказала она.

Под её чутким руководством я взяла порцию пыли (Шарлотта клала каждую щепотку в маленькую стеклянную ложечку-прищепку, так что крышка защищала от случайного опрокидывания или дуновения воздуха). Как следует разглядев золотые серьги, я выбрала такие же медные, прижала ручку ложечки, чтобы крышка открылась, и произнесла, волнуясь:

— Ripeti avedo, auro, smaraldo!

Пыль заклубилась, обволокла серьги и будто впиталась в поверхность, и они тут же переменили цвет. У меня получилось, получилось! Их было не отличить от тех, что на чёрной подушечке.

Лаура немедленно схватила серьги и принялась разглядывать под лупой.

— Слишком бледный изумруд, — сказала она мне.

Камень и вправду был бледноват, но ведь мне приходилось смотреть на стекло, а оно белое. Попробуй-ка удержи в воображении изумруд!

Лаура подала мне лупу.

— И ещё, Сара, — сказала она. — Приглядись. В натуральном камне есть несовершенства: вот крошечная точка, видишь? Вот небольшой туман. Может встретиться и внутренняя трещинка. У тебя же вышел безупречный камень. Но для первого раза это великолепно! Я ожидала, что будет хуже.

— Но зачем нам так стараться? — не поняла я. — Какая зрителям разница? Они же не станут рассматривать балет под лупой!

— Ах, Сара, — улыбнулась Лаура. — Зрителям, и верно, всё равно. Но ведь ты сейчас в том числе практикуешься накладывать иллюзию как можно лучше и точнее. Рано или поздно ты окажешься в ситуации, когда многое будет зависеть от точности. Если ты привыкнешь работать спустя рукава, это сыграет с тобой злую шутку. Ты учишься не для зрителей, а в первую очередь для себя! Ну-ка, попробуй ещё раз.

Я попробовала, но теперь немного волновалась и перестаралась. Камень вышел яркий, как ставни в гномьем квартале, и весь в крапинку.

— Ничего, Сара, это хорошо! — подбодрила меня Лаура. — Больше веры в себя, чуть больше практики, и всё получится. Как ты сама сказала, зрители не станут разглядывать твою работу, вооружившись лупой. Стремись к идеалу, но знай, что ошибки сейчас не страшны.

Я приободрилась, и в третий раз у меня получилось хорошо, и в четвёртый, и в пятый. Лаура только сидела и кивала, расхваливая меня, и развешивала серьги на изящных, обтянутых светлым бархатом стойках.

— Мы сегодня без обеда и ужина? — спросила Шарлотта. Она уже покончила с пылью и теперь стояла у двери, сложив руки на груди, и наблюдала за нами.

Я обрадовалась этому вопросу. Спрашивать было неловко, но я совершенно проголодалась. Теперь даже рыбный суп с капустой из нашей столовой обрадовал бы меня. Пожалуй, даже остывший рыбный суп.

— Пойди и разузнай, — велела ей Лаура. — Всё равно без дела стоишь.

Шарлотта пожала плечами и вышла.

Скоро мы услышали голоса и шум. В передней комнате зажёгся свет, а после миссис Тинкер заглянула к нам.

— Замечательно! — всплеснула она руками, увидев, сколько украшений уже готово. — О, девочки мои, превосходно! Это я заберу.

Лаура спросила об ужине для нас, и миссис Тинкер обещала, что всё вот-вот будет готово. А потом закрыла дверь, и я услышала, как в замке повернулся ключ. Но Лаура не встревожилась, и к тому же здесь был ещё выход наружу, потому и я решила не обращать внимания. Из переднего помещения доносились голоса, так что миссис Тинкер, вернее всего, заперла дверь, чтобы они не слишком нам досаждали. Я ведь должна была сосредоточиться.

Мы закончили с серьгами и перешли к кольцам, а затем к кулонам и ожерельям, и я зачаровала по десятку. После изумрудов пошли сапфиры и рубины. Но я совсем устала, и была голодна, и так озябла, что почти не чувствовала рук. Масляный обогреватель не очень-то хорошо справлялся, к тому же Лаура придвинула его ближе к себе. Она теперь отмеряла пыль и сказала, что её работа ответственнее, и ей важна гибкость пальцев.

Кончилось тем, что я выронила ложечку с пылью — по счастью, не разбила и не просыпала. Лаура вскочила с места, и мне показалось, она готова меня отчитать, но, видимо, выражение моего лица было таким несчастным, что она смягчилась.

— О, Сара, — сказала она, — я пойду и узнаю, что там с ужином, и принесу тебе хоть горячего чаю. Подожди, пока оставь работу. Не трогай пыль без меня.

Она прихватила с собой планшеты с кольцами и стойки с кулонами и вышла в заднюю дверь. Меня обдало холодом.

Поёжившись, я придвинула стул к обогревателю и протянула ладони к теплу, надеясь их согреть. За запертой дверью, ведущей в переднюю комнату, слышались невнятные голоса. Может быть, актёры собрались там и репетируют? И куда пропала Шарлотта? Небось пошла ужинать, а о нас забыла.

Скоро я поняла, что Лаура тоже не спешит возвращаться. Перед моим мысленным взором вставали картины, как все они сидят за накрытым столом, а на столе окорок, и рассыпчатый картофель, и булочки с маслом, и мясное рагу, и паштеты, и индейка с начинкой из каштанов…

Я прождала достаточно, чтобы Лаура успела поужинать, однако она всё не приходила. Моё терпение иссякло, так что я вышла наружу, твёрдо решив их всех отыскать.

Дверь, как оказалось, вела не сразу на улицу, а сперва в пристройку, где стоял экипаж. Я врезалась в него в темноте со страшным грохотом, испугалась, принялась шарить руками по сторонам и свалила с полки что-то похожее на инструмент — прямо себе на ногу. Охнув, я догадалась, что могу разжечь огонёк, и призвала искру. Но я уже так устала, что мой голубой светлячок был совсем слабым и едва освещал мои собственные ладони, не говоря уж о чём-то вокруг.

Всё-таки я разглядела дверь, толкнула её и вышла в зимнюю стужу, мгновенно окоченев и задрожав.

Я хотела обойти лавку и войти с главного входа, но меня отвлёк мальчик-лоточник. Тонконогий, в лёгких ботинках и коротком, не по росту пальто, он бродил по площади, накинув ремень на шею, и, увязываясь за прохожими, кричал:

— Свечи, свечи! Купите ко дню Благодаренья, получите драконье благословенье!

Свечи у него, и верно, были отлиты в форме свернувшихся в клубки спящих драконов, белых, золотых и зелёных. Я обернулась на крик мальчика, поглядела на свечи, а тогда заметила на другой стороне площади витрину с часами и белого горностая.