Струя пламени вырвалась из расселины так неожиданно, что почти все вскрикнули и пригнулись. Огромная бородавчатая голова показалась следом. Глаза, никогда прежде не видевшие света, подслеповато моргали. Дракон пробивал себе путь наружу, рассыпая обломки камней. Он был так близко! Он раскрыл пасть…
— Чё выделываешься, а? — раздался ворчливый голос.
Я опять вздрогнула, не сразу сообразив, что это говорил не дракон, а госпожа Нунн. Шарлотта с явным неудовольствием опустила руку, и всё поблекло и растаяло.
— Вот ты чё, всё решила показать? — продолжала между тем преподавательница, карабкаясь на сцену по ступенькам, рассчитанным на людей обычного роста. — И за себя, и за других, а? Давай, давай, проваливай! У тя и так уже высший балл выставлен наперёд, выше некуда.
И она замахала рукой, но говорила по-доброму, не сердито.
Шарлотта, по всей видимости, обиделась. Она издала носом фыркающий звук, спустилась со сцены, оставила эскизы в кресле и, не проронив ни слова, вышла. Никто из старшекурсниц не обратил на это внимания, как будто они привыкли к такому её поведению.
Занятие продолжилось. Сидя в первом ряду, я смотрела, как остальные с переменным успехом пытаются изобразить горы, и снег, и рвущегося на волю дракона. У Хильди он отчего-то был похож на огромную жабу. Девушки дождались, когда госпожа Нунн выйдет, и просили показывать эту жабу снова и снова. Хильди страшно досадовала — она-то пыталась изобразить нормального дракона! — и пыталась опять, но каждый раз выходило ещё хуже. Аделаида квакала. Мы смеялись до икоты.
— Кстати о практике, — сказала мне Лаура. — Не всем удаётся пройти её дома. Ведь может быть так, что вы не станете устраивать приём у себя, а отправитесь в гости — тогда твой отец, конечно, не станет приглашать бытовиков.
По её тону и небольшой заминке я поняла, что подразумевалось ещё и другое: семьи не всегда так богаты, чтобы устраивать приёмы для гостей и нанимать работников, которые преобразят и украсят дом.
О, Лаура не знала, что моя мама просто помешана на этом! Не удивлюсь, если она уже теперь заключила договор с компанией (мы всегда выбирали «Дом, наш милый дом») и терзает их, то одобряя, то отвергая эскизы. В прошлые годы им пришлось намаяться с ледяным замком и цветочным домом фей. Что же придумает мама в этот раз?..
Лаура деликатно кашлянула, привлекая моё внимание, и продолжила:
— Так вот, даже если с домашней практикой не выйдет, не беда. Возможно, ты слышала о миссис Тинкер? Это одна из наших попечительниц. Она помогает устраивать практику хорошим, способным девушкам. У миссис Тинкер своя небольшая труппа, они ездят по маленьким городкам и дают представления. Только представь — площадь с часами, вокруг невысокие старинные дома…
Лаура так живо всё описывала, что я будто наяву оказалась на площади, среди разрумянившихся весёлых людей, среди смеха и толкотни, с кружкой горячего яблочного пунша в озябших руках. Повсюду горели огни, и золотые цветы распускались в синем вечернем небе. Над толпой возвышались открытые сцены, где актёры в ярких нарядах показывали свои представления, а по невидимому канату над головами шёл пёстрый гимнаст.
Лаура коснулась моей руки.
— Ты очень способная, Сара, — убеждённо сказала она. — Миссис Тинкер будет счастлива помочь тебе с практикой. Только скажи, и я замолвлю за тебя словечко.
Я недоверчиво улыбнулась. Разве я и вправду способная? Я ведь почти никак себя не проявила, к тому же учёба только началась. Что я знаю? Только пару заклинаний и формул…
— Даже не сомневайся! — Лаура с улыбкой погрозила мне пальцем. — Отчего ты не веришь в себя? Ты более чем готова к практике. Всё пройдёт под присмотром знающих людей, тебе попросту не дадут совершить ошибку. Если ты решишь проходить практику у миссис Тинкер, то не пожалеешь.
Вскоре нас отпустили. К выходу я шла, едва ли не приплясывая. Меня распирало от счастья и гордости. Лаура в меня поверила, она хвалила меня, и госпожа Нунн хвалила, и мне было почти жаль, что практику я пройду дома, а не у миссис Тинкер. Если я хочу стать более самостоятельной, может быть, мне стоит отправиться с труппой в маленький городок?
А теперь я направлялась в библиотеку, и сердце моё едва не выпрыгивало из груди. Поцелует ли Кристиан меня и сегодня?..
Между тем у крыльца разгорелась ссора. Миссис Зилч, длинная и худая, нависла над госпожой Нунн.
— Я буду жаловаться! — заявила она. — Вы вечно дымите, и он вас так мерзко воняет! Вы то и дело бросаете студенток одних, чтобы потакать своим порокам. Какой пример вы им подаёте?
Госпожа Нунн угрожающе надвинулась на неё, привстав на носки и выпятив губу с прилипшей к ней папиросой.
— А чё не так? — спросила она. — Чё те не нравится, вобла сушёная? Мои студентки преотлично усваивают матерьял!
— Да всё не нравится! — взвизгнула миссис Зилч. — Папиросы курит только отребье, а преподавателям и вовсе запрещено иметь дурные привычки!
Госпожа Нунн тут же выдернула папиросу изо рта, на миг прикрыла её ладонью, и папироса превратилась в цветок. Миссис Зилч ахнула.
— И чё теперь? — спросила госпожа Нунн. — Какая такая папироса? Ничё не знаю. Ты просто мне завидуешь, Петронилла, прям-таки помираешь от зависти, ведь сама-то никогда не была сильна в иллюзиях!
Она сунула цветок в зубы, затянулась и выдохнула удивительно едкий и густой дым. Он скрыл её целиком, с головы до ног. На крыльце стало туманно, и все мы замахали руками и закашлялись, а когда дым развеялся, госпожи Нунн уже не было здесь.
— Я этого так не оставлю, — заявила миссис Зилч, потрясая кулаком. — Я буду жаловаться!
Я закусила губу, чтобы скрыть улыбку, и поспешила прочь. Ох, но папиросный дым и впрямь ужасно вонял! Должно быть, я вся им пропахла, и мне совсем, совсем не хотелось, чтобы Кристиан учуял этот запах.
Его ещё не было в библиотеке. А может быть, он уже заходил и ушёл? Я решила проверить, нет ли записки в «Проблемах методологии». Вытащила книгу, потрясла…
Оттуда выпал лист!
Это был портрет — безусловно, мой. То же лицо, которое я наблюдала в зеркале каждый день, но такое красивое! Я даже не могла сказать, что изменилось. Может, выражение глаз стало другим?
Неужели Кристиан видел меня такой? На миг я бережно прижала рисунок к сердцу, а потом поглядела опять, растроганная до слёз. Прежде я не получала таких подарков, и разве этот портрет не говорил о чувствах лучше всяких слов?
Тут передо мной возникла тёмная тень. Я подняла глаза, ожидая увидеть Кристиана, но это была Шарлотта.
— Не вздумай никому рассказать, — процедила она. — Ты понимаешь, о чём я.
Она расставила руки, упираясь ладонями в полки слева и справа. Я попятилась, но за спиной был тупик. Шарлотта тоже сделала шаг вперёд.
— Ведь ты ещё никому не сказала? — спросила она, уставившись на меня немигающими птичьими глазами без ресниц.
Я помотала головой.
— Умница, вот и молчи, тебе всё равно никто не поверит. И нечего расспрашивать и вынюхивать, это не твоё дело, ясно? Продолжишь копать, пожалеешь. До конца своих дней будешь жалеть. Ты всё поняла?
Я закивала.
Шарлотта исчезла так же быстро, как появилась. Моё сердце колотилось от страха, а руки тряслись. Я едва сумела поставить на место «Проблемы методологии», а затем попыталась вложить портрет в тетрадь, но нечаянно выронила.
Лист закружился, падая рисунком вниз, и тут я заметила, что на обороте что-то написано. Вот растяпа! Я могла это пропустить.
«Под лестницей».
Должно быть, Кристиан ждал под лестницей, там, где она сворачивала в подвал, к служебным помещениям. Давно ли он сидел там, в темноте? Как же я сейчас хотела, чтобы он меня обнял, чтобы сказал, что мне делать с Шарлоттой! К кому ещё я могла обратиться, кроме него?
Я поспешила вниз.
Прямо напротив лестницы на подоконнике сидели юноши, четверо. Заметив меня, они переглянулись, подталкивая друг друга локтями и ухмыляясь. Застыв на ступенях, я смерила их взглядом.
