Не прошло и нескольких дней, как приставленный к упрямице наблюдатель сообщил, что она зачастила в лавку Имруса Рома, того самого артефактора, который изготовил колье, а к ней самой заглядывает в гости смазливый подмастерье-полукровка.

________________

*Выдержка из циркуляра «Кодировка экстренных вызовов».Код 7. Поднятие не-мертвых и не-живых класса опасности 2, образование точечных проколов вследствие магического всплеска не выше 1-й категории с прогнозируемой гибелью среди гражданского населения менее 30%; мобилизация всех действительных сотрудников надзора и службы отлова, с частичным привлечением военнообязанных и гражданских лиц требуемой или смежной специализации.

Теперь Терин знала свой самый глубинный страх – потерять Вейна. Так что когда последние слова отзвучали, а мастер Ром опустил флейту, она словно онемела. Это состояние было знакомо.

Некоторое время спустя после трагедии в общине, приемная мать часто среди ночи уводила ее с Черной улицы, куда Терин приходила во сне. Ее тянуло к дому, но она всякий раз замирала ровно посреди дороги, не могла ни двинуться дальше, ни уйти. Стояла и слушала голос, зовущий из темноты, многократно отраженное эхо, поющее тишиной.

Вдохнуть как следует вышло, только когда хлопнула дверь со двора.

Вейн был весь грязный, растрепанный, мокрый, с диковатыми красными бликами в глазах. Они мерцали за упавшими на лицо волосами, но все же это был Вейн. Терин вцепилась в него, едва не сбив с ног, когда он появился из темного коридора под лестницей.

– Спасибо, свет мой, спасибо что позвала. Я бы без тебя совсем заплутал в темноте. Рассвет не спешил. Они словно сговорились, – шелестел Вейн и гладил ее по голове и плечам.

– Кто?

– Солнце и кое-кто очень похожий на меня, если подумать. Тоже скрывает себя настоящего. Мы оба тебя слышали.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, но мне все равно, главное, что ты пришел. – Терин потянулась к лицу. – Волосы…

– Грязные?

– Длинные. Так быстро отросли, – она убирала с лица влажные слипшиеся пряди и заправляла за уши.

– А я твой подарок потерял, – покаянно проговорил Вейн, ткнувшись носом в ладонь. – Ленту. Мне так жаль… Мастер Ром…

Терин оглянулась. Артефактор растерянно переступил, кашлянул. Он все еще держал в руках копию флейты. Вейн на мгновение замер, потянулся к внутреннему карману, превратившегося в тряпку жилета, но заветное было на месте.

– Мастер Ром, я…

– Я ничего не должен знать, – глядя куда-то поверх макушки Вейна отозвался артефактор. – У меня бессонница, я пришел немного поработать и неожиданно встретил здесь веду. Немного удивился, но ведь ты приятный юноша и милые барышни у тебя в гостях дело понятное. Куда страннее, если бы их не было. Да, тебе не следовало оставлять ее одну в лавке, когда ты вышел… неважно, зачем. Я обязательно тебя за это побраню и может даже накажу уборкой в мастерской, но не при гостье. И вообще уже утро, скоро открывать, а я тут в пижаме. Да. К слову. Флейта чудесна. Не разобрал только принцип действия. Какая-то эльфийская магия?

Вейн чуть заметно кивнул.

– Тебе стоит здесь прибраться, Вейн. Грязи натащил и сам весь… будто в Вертлюге искупался. Я, пожалуй, пойду. Доброй но… Доброго утра, веда.

– Доброго, – неуверенно ответила Терин.

Они с Вейном еще немного постояли, прислушиваясь, как Имрус Ром, поленившись зажечь свет-сферу, спотыкается в полутемной мастерской. Затем стихло. Вейн чуть наклонился и прошептал:

– Кому ты сказала обо мне, свет мой.

Спина покрылась пупырышками от ужаса и восторга, прямо как в спальне перед тем, как Вейн ушел.

– Когда рассказала, что именно и что значили твои слова “купила себе будущее”? – прозвучал следом еще один вопрос.

Терин не делала из этого тайны сознательно, просто ей было стыдно и горько осознавать, что своими неосторожными словами она подвергла Вейна опасности, поэтому молчала об Арен-Холе, будто его никогда не было в ее жизни. Ей очень хотелось бы этого, особенно сейчас. Ведь сейчас все стало еще опаснее.

– Он темный маг, экзорцист. Он служит конгрегации. Он расследовал убийство главы Управления надзора в Корре, и это привело его в Ид-Ирей. Он расспрашивал о твоей матери, был в доме. Несколько раз. Расспрашивал местных. Я рассказала ему о тебе, что помнила. Это больше было похоже на детские выдумки. пополам со сказками, но он из тех, кто даже к выдумкам отнесется серьезно и сделает выводы. Его имя Арен-Хол. Это он привез меня в Нодлут.

– Что вас связывает?

– Ничего. Больше – ничего.

Она не обманывала. Их действительно больше ничего не связывало. Так она для себя решила.

– Прости, если напугал или невольно заставил вспомнить о неприятном. Но мастер прав, утро, скоро открывать, мне не помешает ванная и порядок навести здесь тоже нужно. Я такой грязный, что и тебя запачкал. И отдохнуть не дал. И все же позволишь?.. Всего один поцелуй?.. Так тепло от тебя, сердце мое, так… сладко. Нет… Стой.

Он оборвал поцелуй и с тревогой смотрел в глаза.

– Не смей. Ты… делишься. Не делай так больше. Так нельзя.

– Почему? Я слышу, что ты… что тебе холодно. Я могу поделиться, я хочу поделиться с тобой.

– Нет. Когда мы, – в зале уже было достаточно светло, чтобы Терин заметила, как у Вейна порозовели кончики ушей, – когда мы вместе, и это происходит само собой, тогда ничего, но не вот так, когда ты сознательно отдаешь. Ты мое сердце, моя пара, а не… еда. Прошу тебя…

– Хорошо. Я пойду?

– Иди, да, – охотно закивал Вейн.

– Хочешь, чтобы я ушла?

– Нет, но… – он приподнял брови и извиняющимся и жалобным тоном признался: – У меня все жутко чешется, правда. А чесаться при дамах очень невежливо. И пахнет от меня, наверное… Как ты вообще меня такого обнимала? А я еще поцелуи выпрашивал…

Терин выходила из лавки, прыская от смеха и удивляясь. Как так вышло, что она, снова встретив Вейна, сначала воспринимала его как кого-то младше себя, а теперь, за краткое время вместе и рядом с ним, чувствует, что младше как раз она?

События ночи поблекли и отодвинулись, будто стертый приходом нового дня страшный сон. На улице было еще сумеречно. Облака висели низко, немного моросило. Она не сразу поняла, что серые клочки, брызнувшие от крыльца дома, когда она вышла, и мельтешашие вдоль бордюров и домов, вовсе не тени и не ошметки тумана.

Обогнув уже достроеный, но еще пустой фонтан, и перейдя улицу, Терин обернулась, чтобы посмотреть на окна дома-лавки. Камни фундамента словно подергивались и шевелились, качались будто от ветра кончики травинок в палисаднике и вздрагивали листьями цепляющиеся за рамы окон плетущиеся розы.

Крысы. Будто со всего города сбежались.

К себе Терин добралась быстро, почти бегом. Торопливо ополоснулась и сменила одежду, не стала завтракать и все равно немного опоздала.

– Тебя не узнать, – при каждой новой встрече удивлялась Симтен. – Вид слегка уставший, но ты просто сияешь. Глаза, улыбка. Ты знаешь, что ты почти постоянно улыбаешься? Да так, что невозможно улыбнуться в ответ? Эффект совершенно убойный, если смотреть со стороны, как ты идешь по коридору. Сияешь и все встречные тут же вспыхивают. В дежурке шептались с тихой завистью и досадой. Мажиния Рейф уже язык стерла всем тебя в пример ставить, как нужно с пациентами и коллегами себя вести. Жутко раздражает. Хм… Вот я глупая… Тебя уже можно поздравлять со счастливым событием или пока погодить, чтобы не спугнуть превращение перспективного покровителя в не менее перспективного мужа? О, нет… Что с лицом? Ты… Только не говори, что слухи про тебя и блондинчика-подмастерье правда? Не боишься?

Дни казались бесконечными, ночные часы, полные нежности, пролетали в один миг. Ничего подобного тому, что произошло в их с Вейном первый раз, больше не случалось. Терин засыпала и не слышала, когда он уходил и уходил ли, но просыпалась от звуков возни на кухне, куда вскоре являлась сама в коконе из простыни или покрывала, или от осторожных поцелуев, предваряющих более откровенные нежности. Впрочем, это могло и на кухне произойти. Круглое окно с вогнутым, похожим на гамак широким подоконником, будто как раз для этого и создавалось.