* * *

– Я правильно вас понял, ирья? Вы отказываете нам в гостеприимстве? – растерялся Хаэльвиен.

Крупнотелая статная сероглазая женщина в грубоватом платье с обильно украшенными вышивкой рукавами, качнула головой. Подвески в ее тяжелых, пополам разбавленных сединой русых косах, качнулись тоже.

– Не отказываю, – возразила она. – Но вы чужаки и не можете войти за воротные столбы, пока кто-нибудь из этих добрых людей, – она, не отводя взгляда, махнула на собравшийся за оградой поселения всех его обитателей, – не позовет вас к себе. Званая кровь пройдет, – повторила она с интонацией будто выговаривала неразумному отпрыску.

– Но никто не позовет, верно? Я чужак, моя жена тоже, да еще и… Как вы сказали? Мо́рья?

– Вы можете выбрать себе для ночлега любое место рядом с общиной, элле? – невозмутимо добавила женщина.

– Среди камней? Моей беременной жене нужен…

Но ирья не стала слушать, ушла обратно за границу поселка.

За оградой, сложенной из плоских, плашмя лежащих один на другом камней, любопытствовали “добрые люди”. Шептались большеглазые девушки в расшитых рубашках и пестрых юбках, выныривали поверх ограды вихрастые макушки и ободранные детские носы, переминались с ноги на ногу плечистые парни и мужчины, поводя мощными разноперыми крыльями, когда кто-то из сообщинников притирался слишком уж близко. Прямо как стая натасканных на охоту сокольих. У многих в руках имелись внушительного вида дубинки или короткие широкие мечи.

Хаэльвиен знал, что у живущего достаточно замкнуто крылатого народа главенствуют женщины, и все равно было немного дико. Пернатое воинство осталось за оградой а с вооруженными чужаками вышла говорить пожилая ирья.

У Хаэльвиена, помимо магии, при себе был меч и пара кинжалов, внешность Анар и клыки, мелькающие в приоткрытом от тяжелого дыхания рту, не оставляли сомнений в ее происхождении.

Он был уверен, что женщину на сносях не оставят у ворот, но будущее дитя, решившее появиться на свет до срока, аргументом не было.

Глянул в сторону от резных воротных столбов, украшенных изображениями крылатых силуэтов с вытянутыми ногами и прижатыми к груди руками. Издали было похоже на краштийские крести, а вблизи… Фигурки резались с закрытыми глазами, а у столбов имелись собственные. По одному на столб. И охранная магия, завязанная на почитание природы, почивших предков и домашний очаг. Не злая, просто другая.

Слева от поселения было много пустотного места, усыпанного камнями, поросшего низкими кустами сирени, остролистом, купинами жесткой травы. Одна из бегущих между камней тропинок, почти заросшая, вела к небольшому каменному холмику с доживающей последние дни… хороминой. Сарай с крыльцом.

– Этот хлев вон там дальше чей? – спросил Хаэльвиен.

Хозяин нашелся быстро. Будто только и ждал, чтобы за ворота выскочить.

С другой стороны, если человеку (эльфу) нужны четыре стены с крышей и эти четыре стены с какой-никакой крышей в обозримом пространстве есть, уже ли будет на камнях под лошадкиным брюхом ночевать, да с тяжелой женкой, которая уже сама стоять не может от боли?

Примерно в таком ключе рассуждал тощеватый пожилой ир, тщательно уматывая в тряпицу полученные от Хаэльвиена Нодштивские чары. Сизые крылья топорщились за спиной ирийца, как старый шалаш, растерявший от дождей и ветра половину листьев. Глаза были похожи на блеклое летнее небо в жару. И не разгляди в них Хаэльвиен сочувствие, не спросил бы. Но разглядел и спросил:

– Почему никто не позвал? Я же сразу сказал, что не даром. Денег не нужно? Ирья запретила?

– Нужно. Зерно опять дорожает, хорошего железа не достать, одно мертвое. Из Крашти опять народишко побег, и работы годной почти нет нигде, даже в Верхнем. Что есть – за гро́ши. Так беженцы и за гроши готовы, лишь бы было что на зуб положить. А ирья Боко́р не запрещала. Сами, чай, не дурни.

– Что же так? Неужели никому жену мою не жаль?

– Жаль. Мне особенно. Моя родами ушла вместе с дитями, так больше никого на Встречный день не ждал. Дитя в утробе, что огонь в очаге, его тепло сохранять предками велено, только вы, элле не так все сделали. Женку вперед послать нужно было, да оружье со спины убрать. Или хоть рукоять к ножнам привязать. С железом в дом только хозяйке можно. А когда муж с железом первым идет – не с добром идет значит.

Анар, уставшая от тягот пути и накатывающей волнами боли, была с максимальным комфортом устроена внутри. Хаэльвиену пришлось нести ее на руках через хлипкие ступеньки и треснувший порожек.

Эта вполне естественная помощь для той, которая едва на ногах держится, как раз и отозвалась сочувствием и одобрением в глазах пожилого ира.

Внутри строения было пыльно, но достаточно чисто для заброшенного. В одной части лишенной перегородок комнаты сохранились остатки яслей и перекладины загонов, в другой – относительно аккуратной кучей на полу и покосившихся полках лежали старые доски, какие-то бруски, рейки. Прятались под паутиной рассохшиеся корзины и пустой улей без крышки.

А еще внутри был большой добротный камин. В недостроенной короткой трубе, едва возвышающейся над плоской, небрежно покрытой чем-попало крышей гудел ветер. При открытой двери из камина дуло, как из бездны, но стоило прикрыть хлипкую преграду, стихало.

Хаэльвиен набрал ни на что не годных сушин в углу и призвал огонь. Ну, как призвал… Поискрило, подымило и только потом занялось. Не ему, воднику, пламени петь.

Для Анар он достал флейту. Ветер подпевал, танцевали рыжие всполохи в камине, отогревая выстуженные камни. Убаюканная колыбельной с толикой света сердце и беспокойное дитя внутри нее забылись тревожным сном в гнездышке из попон и одеял. Хотелось безумно остаться рядом с ними, но прежде, на всякий случай, следовало оградить временное жилище так, чтобы находящихся внутри не смогли отыскать.

Не любопытных местных он опасался, а тех, кому не по душе пришлась слишком сильная привязанность будущего главы дома к низшей вампирке, случайной дочери одного из старших Драгул и его “игрушки”.

Когда Хаэльвиен вышел, то с удивлением обнаружил ирийца, так и бродящего рядом с неказистым строением.

Опускались синеватые сумерки, со склонов нависающих над узкой долиной пиков-близнецов лениво сползал жемчужный туман. Огни поселения дразнились теплом, перемигивались, мол, вон как мы этого проходимца провели…

– Что за место? Ты строил? – спросил танэ Фалмари у ира. Слишком уж тепло смотрел на заветрившиеся каменные стены ириец, будто прощался.

– Я, – сказал тот, потеребил на запястье выгоревший и побуревший плетеный браслет. – Хотели с Велейкой моей гостинный дом для прохожих людей навроде вас, элле, открыть. Небольшой. А как хозяйку с детками в хнежд* уложил, так и не нужно стало. Потом тележный двор тут был и мастерская общая, потом лошадок общинных держали, потом ульи зимой от холода прятали, но вдруг крыс навелось. И откуда только взялись? Попортили, что могли. Теперь так и стоит пустое… Что это?

Раздавшийся со стороны дома стон, а затем голос были тихими, но такими пронзительными и жалобными, что не услышать никак нельзя. Да и слышал Хаэльвиен свое сердце не только ушами.

– Эльви… Эльви мой… – плакало-звало сердце.

Ветер в каминной трубе подпел. Пробравшийся на крышу, тающий от теплого дыма язык тумана подсветило красным.

– Зовет, слышишь? – дрогнул голосом ир.

– Слышу. А тебя как зовут?

– Ракитин я. Ко́мыш мое имя.

– Прикрой глаза, ир Комыш.

– А что будет?

– Свет. Свет, чтобы жить.

_______________________

* Хнежд –буквальногнездо. 1) Плетеная колыбель в форме веретена, куда укладывают тело умершего во время похоронного обряда. 2) Исконное жилище ирийцев, небольшая рукотворная или естественная пещерка в скале, оплетенная изнутри по стенам прутьями. В хнеждах нет мебели, только очаг, циновки и подушки.

– Вот дурень, охрани первая мать, полоснул так полоснул. Хто ж так режет на полруки? Тебе лет сколько, элле?