— Мы всё равно причинили тебе боль. Мы отпустили тебя и не пришли за тобой.

Она с трудом сглотнула.

— Если бы пришли, я была бы ещё жестче. Я не была готова сохранить вас.

Её слова одновременно ранили и исцелили меня.

— А теперь ты готова?.. Сохранить нас? — спросил я хриплым, сдавленным голосом, полным любви, которую я никогда не терял, а лишь загнал поглубже. Наши взгляды встретились, и она не отвела глаз. Она провела пальцами по моей челюсти, борода защекотала её ладонь, но она не ответила на мой вопрос. Это больно кольнуло, вызвав во мне сомнения.

— Когда мы были детьми, мне было стыдно, что я принесла весь этот хаос в твою жизнь. А теперь, даже несмотря на то, что я пыталась исправиться, стать лучше, я снова оказалась в беспорядке, — тихо сказала она.

— Тогда я мог справиться с этим. И сейчас смогу, — ответил я, и она закрыла глаза. Значит, это было не то, что ей нужно было услышать. Это её не успокоило. Я попробовал снова. — Я не вижу хаоса, милая. Знаешь, что я вижу?

Она открыла глаза, нахмурившись.

— Я вижу красивую, сильную девушку, которая не позволила своему паршивому детству сломать себя. Которая поднялась сама, двигалась вперёд с решимостью и упрямством и выбрала путь, в котором действительно может спасать других. И не в каком-то метафорическом смысле, а по-настоящему. У тебя на руках была жизнь Лейтона, и ты её спасла. Это не беспорядок. Это не то, за что должно быть стыдно. Я с радостью встану рядом с тобой, буду держать тебя за руку и отгонять любого, кто посмеет сказать, что ты не та героиня, которую я вижу. С горящим стетоскопом в руках.

Она тихо рассмеялась.

— Горящий стетоскоп?

— Ну, меч здесь выглядел бы нелепо.

— Почему ты меня не ненавидишь?

— Я пытался. Не получилось.

— В ту ночь, когда я пришла сюда… Мне казалось, что ты…

— Это был страх за Милу, — объяснил я. — Но хочешь знать, что я делал всего за несколько дней до этого? В твой день рождения?

Её глаза расширились, и я продолжил:

— Я провёл весь день, думая о тебе, а когда остался один в комнате… дрочил на воспоминания о тебе. Как уже делал тысячу раз до этого.

Она долго молча смотрела на меня, потом наклонилась и поцеловала нежно, а после прошептала:

— Тысячу раз, да? Спорим, ты натёр себе мозоли. Может, тебе стоит показаться врачу?

А затем она спустилась ниже по моему телу, оттянула пояс штанов и занялась делом так, что я никогда в жизни не смогу это забыть. Её светлые волосы струились по моим бёдрам, глаза цвета пшеницы и шалфея темнели от желания. И всё, о чём я мог думать в этот момент — если я снова её потеряю, от меня останется только пустая оболочка. Но теперь я был чертовски уверен: я сделаю всё, чтобы этого не произошло. Даже если придётся гнаться за ней.

♫ ♫ ♫

Когда мы с МакКенной приехали на ранчо на День благодарения позже, чем я планировал, вся семья бросала на нас понимающие взгляды. МакКенна вспыхнула красивым румянцем, напомнив мне, как её щёки были окрашены ночью, и это снова сделало почти невыносимым стоять в кухне родителей.

Мила спасла ситуацию, подбежав ко мне с объятиями, а затем к МакКенне, как будто нас не было целый год. В каком-то смысле так оно и было. Я изменился за одну ночь, открыл в себе части, которые всегда держал взаперти, потому что они принадлежали только МаК.

— Ой-ой, Райдер, — протянула Сэди, толкнув его плечом. — Кажется, наш монах наконец потерял свою девственность.

Райдер ухмыльнулся, но мама шлёпнула Сэди кухонным полотенцем, бросив предупреждающий взгляд на Милу.

— Следи за словами, Сэди.

— Какое ему теперь звание дать? — спросил Райдер, потирая подбородок, пытаясь скрыть улыбку.

— У меня уже есть звание, — проворчал я. — Оно называется шериф.

— Шериф Скорострел.

Ответ МакКенны был таким молниеносным, что у меня даже голова закружилась. Но когда я увидел её самодовольную улыбку, не осталось ни капли злости, даже несмотря на то, что Райдер и Сэди разразились смехом. Вместо этого я направился к МаК. Она взвизгнула и бросилась бежать, а я погнался за ней. Поймав, швырнул её на диван, прижал своим весом и, ухватившись за её лодыжки, начал снимать ботильоны.

Она смеялась и тяжело дышала.

— Не делай этого, шериф. Я не хочу тебя ранить.

— Возьми свои слова обратно, МаК. Скажи им правду. Скажи, что ты на самом деле кричала прошлой ночью.

Она замотала головой, и я провёл пальцами по её своду стопы. Едва коснулся — а она уже выгибалась и пыталась вырваться, заливаясь смехом. Я тоже рассмеялся, наблюдая, как она извивается, вспоминая все те разы в детстве, когда мы оказывались в такой же ситуации, включая тот случай, когда она так ловко вмазала мне, что я подумал, будто у меня сломался нос.

Мила забежала в комнату, её улыбка была такой же широкой, как у МаК, пока она наблюдала за нашей вознёй. Не желая оставаться в стороне, она вскарабкалась к нам, потянулась к животу МакКенны и добавила свои щекотки.

— Хватит… хватит, — выдохнула МакКенна сквозь смех.

Мы с Милой переглянулись и только усилили темп.

— Я сейчас обмочусь, если вы не прекратите.

Мила тут же остановилась, выглядя очень серьёзной.

— Это нормально. Такое бывает у всех, даже у взрослых. Так мне папа сказал, когда у меня случился конфуз в магазине, и я боялась, что все увидели. Но они не увидели, потому что папа закутал меня в своё пальто и отвёз домой.

— Когда вы трое наиграетесь, мне нужна твоя помощь с индейкой, Мэддокс, — сказала мама. Голос её был строгим, но лицо расплылось в широкой улыбке, и вместо привычного беспокойства от неё исходила чистая радость.

— А почему не папа или Райдер? Разве не самые старшие члены семьи должны разделывать индейку? — спросил я.

— Ты знаешь, что у тебя лучше всех получается работать с ножом, — ответила она. — Они просто всё испортят.

Я вздохнул, поднял Милу и отодвинул её в сторону, затем наклонился к МакКенне, прижался губами к её уху и прошептал:

— Ты за это заплатишь.

— Обещания, обещания, Мэдс, — улыбнулась она, приподняв бровь.

— Ты же знаешь, что я всегда выполняю свои обещания.

Она задержала дыхание, её улыбка медленно угасла, а в глазах вспыхнул жар. Я знал, что она вспоминает то же, что и я — нашу ночь, как её ноги едва держали её, когда мы вместе принимали душ утром.

Её пальцы скользнули к уголку моих губ, к той самой улыбке, которую она назвала самоуверенной прошлой ночью, всё так же удивляясь ей.

Радость наполнила моё сердце. Она оставалась со мной весь день, пока мы не уехали, чтобы я мог подменить Лиама на станции и дать ему возможность провести праздник с семьёй. Так у нас было заведено — подстраховывать друг друга, чтобы никто не жертвовал больше, чем уже приходится ради работы.

Когда я вышел из спальни в форме, Мила и МакКенна устроились на диване, смотря Скуби-Ду. МакКенна окинула меня взглядом с головы до ног так, что мне захотелось тут же сорвать с себя форму и снова утащить её в постель.

— А что бы ты смотрела, если бы Мила не заставила тебя смотреть Скуби? — спросил я.

— Баффи, — сразу ответила она, и я не смог сдержать смешка, вспомнив, как сильно МакКенна обожала этот сериал, когда мы были подростками.

Мила тут же заинтересовалась:

— Кто такая Баффи? Я могу посмотреть?

Я покачал головой:

— Придётся подождать ещё пару лет, Букашка. Баффи больше для подростков.

Мила закатила глаза.

— Мне скоро будет шесть. Я уже не маленькая.

— До шести тебе ещё десять месяцев, а шесть — это не тринадцать.

Она начала считать на пальцах, сбилась, нахмурилась.

— Сколько это ещё лет?

— Слишком много, — сказал я. — Иди обниматься.

Она тут же вскочила и крепко обняла меня, прижимаясь так, словно никогда не собиралась отпускать. И меня это устраивало.

— Сегодня рано в постель, — сказал я. — Завтра у тебя день рождения Мисси, а если не выспишься, будешь капризничать. Рианна тебя отведёт, а тётя Джемма заберёт.