- Может быть,- согласился я.- Атмосфера планеты настолько плотная, что космический корабль опускался, как затонувший корабль на дно океана. А давление там, внизу, вполне сравнимо с давлением на глубине километра ниже уровня моря в океане Земли.

Она задумалась на секунду.

- Это совсем не то, что падающий на Землю аэроплан?

- И не напоминает бомбу. Так что почву он бы не пробил. Скорее всего, посадка напоминала спуск «Титаника» на дно Атлантики.

- Но вы еще ничего не обнаружили?

- Пока нет,- признался я. «Гесперос» находился на расстоянии двух часов от экваториальной орбиты, а мы уже облетели планету раз тридцать, не меньше.

- И какова вероятность того, что мы могли обнаружить что-то за это время?

- Нам известно лишь место, где его корабль проник в атмосферу планеты, ширина и долгота. О дальнейшем его движении вниз можно только догадываться.

- А маяк слежения он не включал?

- Сигналы стихли, как только он нырнул в облака, так что нам придется сканировать всю планету вдоль экватора.

Маргарита оглянулась на меня, точнее - она смотрела за меня, на облака, скрывавшие от нас лик Венеры. Они струились вокруг планеты, точно локоны. Девушка смотрела за них так, как будто могла их раздвинуть. Тщетно! Венера всегда отворачивала свое лицо от людей. И тут я увидел в профиль лицо Маргариты. Какое точное подобие матери! То же самое лицо, только помягче, подобрее. Невольно наводило на мысль, как мало я походил на отца. Вот Алекс - другое дело. Часто говорили, что он - вылитая копия Мартина Хамфриса в молодости. А я, напротив, был похож на мать, если верить утверждениям знавших ее людей. На мать, которой я не знал!

Маргарита обернулась ко мне.

- А ты в самом деле планетолог? Вопрос застал меня врасплох.

- Попытаюсь им быть,- ответил я.

- Тогда почему бы тебе не поработать над этим? Вот она, перед тобой, твоя планета, а ты все бродишь по кораблю, как заблудившийся ребенок.

- Мне для этого нужен, во-первых, комплект приборов,- отвечал я. Что мне нужно было «во-вторых», я не сказал, поскольку голос прозвучал не так, как мне хотелось. Я защищался. Это слишком.

- Что толку от лишних данных? Тебе их не проанализировать и не использовать для изменения параметров.- Тут она повела со мной, как со своим коллегой, сугубо научный разговор. Видимо, Маргарита все же разглядела во мне планетолога.

- Данные будут отправлены профессору Кокрейн в Кальтехе,- пустился я в объяснения.- И если она решит, что какие-то приборы надо сменить, ей достаточно будет сообщить об этом мне. Я произведу все необходимые изменения и измерения.

- Как студент-стипендиат, обученный шимпанзе,- заключила Маргарита.

Вот это укол.

- Ну… Я и не только это могу, знаешь ли.

- Например, что?

- Я каждый день отсылаю сводки с новостями. Она насмешливо надула губы.

- На это, конечно, уходит уйма времени. Минут десять…

Как ни странно, я почувствовал вместо обиды закипающий во мне смех. Никогда не ощущал влечения к самокритике, но Маргарита задела меня откровенно и по делу.

- Нет,- ответил я ей с усмешкой.- На это уходит добрых полчаса.

Тут она подобрела, но только чуть-чуть.

- Ну что ж, посмотрим. Допустим, даю тебе восемь часов на сон и полтора - на принятие пищи… остается четырнадцать часов в день нерабочего времени! Если бы у меня было четырнадцать свободных часов, я бы собрала новый комплект биосенсоров, которые нам понадобятся, как только мы опустимся в облака.

- Так в чем проблема? Я могу помочь тебе,- предложил я.

Похоже, она всерьез задумалась над моим предложением.

- Хм… Ну-ну… А у тебя есть хотя бы зачаточные познания в биологии клеток?

- Боюсь, что таковые отсутствуют.

- А в спектроскопии? Сможешь отделить один из масс-спектрометров и перестроить его на чувствительность к органическим молекулам?

Дурацкая, наверное, была у меня ухмылка.

- Хм… но, может быть, у тебя есть какой-нибудь учебник по этому делу? Я понятливый, схватываю все на лету.

Она ответила улыбкой.

- Думаю, тебе все же лучше работать по своей специальности.

- То есть заниматься планетарной физикой.

- Да. Но только заниматься этим как-то поактивнее! Больше учиться.

- Лучше ничего не придумаешь. Только сенсоры ничего нового не показывают, по сравнению с прошлыми измерениями, которые делали несколько лет назад.

- Ты в этом уверен? А данные ты хорошо просматривал? И после этого ты хочешь убедить меня, что нет никаких принципиальных изменений? Никаких? Никаких аномалий, необъяснимых отклонений в поступающих данных?

Прежде чем я успел придумать ответ, раздался голос Дюшамп. Он исходил из колонок над головой:

- Мистер Хамфрис, радар засек странное свечение. Может быть, это потерпевшее аварию судно. Не могли бы вы пройти на капитанский мостик?

РАЗВЕДКА БОЕМ

Родригес уже пришел на мостик. Все три кресла, таким образом, оказались заняты, а места свободного оставалось слишком мало, чтобы втиснуться нам с Маргаритой. Она так и осталась у меня за спиной, в коридоре.

Впрочем, она не много потеряла. На мостике было жарко и душно. Аппаратура работала на полном накале, все так и гудело. Я протиснулся на полкорпуса в незанятое пространство, которого оставалось ничтожно мало, и замер как вкопанный, потому что дальше двигаться оказалось некуда. Таким образом, я попал, можно сказать, в мышеловку.

К тому же множество присутствующих подогревали обстановку, и казалось, подвешенный в воздухе топор мог свободно повиснуть в «потных испарениях».

На главном экране перед командным креслом Дюшамп замерло изображение, полученное с радара: какие-то тени, посреди которых сияла яркая точка. Родригес приподнялся, рассматривая картину. На лбу его выступил пот.

- Сомнений быть не может,- сказал он, показывая на изображение.- Это металл, спектральный анализ не может ошибаться.

Я тоже уставился в пятнышко света.

- А можно сделать разрешение повыше? По этой картинке вообще трудно что-либо понять.

Прежде чем успела отозваться со своего места Риза, вступаясь в защиту связи, Дюшамп отрезала:

- Увеличение на пределе. Это все, что можно увидеть. Тут вмешался Родригес: