– Для решения личных вопросов подданных в графике Лорда обозначено конкретное время! – Затрещал рассерженный голос потомка предвечного огня. Его глаза воинственно пылали праведным гневом. Он мог относительно легко пережить что угодно, но нарушение дисциплины и установленных правил выбивало его из колеи. – Исключения ни для кого не предусмотрены!

– Прям, совсем не для кого...? – Остановилась Аласта, и, не получив быстрого ответа, рванула ко мне.

– Но...

– Все нормально, Кирук, – махнул я рукой, – я поговорю с ней.

«Прости Лу, но ты сама видишь, что дела никак не заканчиваются» – подумал я, не озвучивая свои мысли. Устало выдохнул и скрипнул ручкой двери, ведущей обратно в рабочий кабинет.

– Присаживайся... – опускаясь на свое рабочее место, я указал рукой на уютное кресло, расположенное напротив стола как раз для подобных случаев. Не люблю, когда приходится перекрикиваться с посетителями через весь кабинет, хоть он и не отличается огромным пространством. Скорее, мой кабинет отвечал всем требованиям хозяина: практичность, комфорт, и много естественного света, даруемого серебристым Гелларом. Наверное, сказывается датарийская кровь. Не ласкай он Тьму своими холодными руками там, в Безде, и я бы точно сошел с ума. Счастье, что Великая Тария одинаково любит обе части разделенного народа, рожденного по воле ее старшего брата...

– Меня до сих пор не зачислили в ряды разломщиков! – Сходу выпалила даамонка, вперив в меня требовательный взгляд. Дымящиеся Тьмой глаза, непривычно завораживали мои мысли, неосознанно возвращая в далекое прошлое. Лишь по ощущениям далекое, конечно. – Я сдала все экзамены, прошла каждую из испытательных полос. Я воин, Альм!

– Будь добра, не повышай голос, – устало растер я виски, пытаясь унять зарождающийся болезненный звон в голове. И что я находил в этой девушке прежде? Стоило ей появиться в моей жизни снова, как стало труднее дышать. И ладно, если бы вновь воспылали глупые чувства. Так нет же! Мое сердце уже занято... или нет, я не знаю! Но образ конкретно этой девушки никак не откликается в душе. Аласта сущая проблема, плотно окутавшая мою больную голову.

Сначала ей, как и остальным освобожденным узникам сектантов, требовалась помощь и поддержка. Это нормально. Выжила лишь треть из них, и это, я считаю, уже большой успех наших лекарей. Затем даамонка подарила Пустошам очередного низшего... Это был тяжелый момент для многих, и меня, в том числе. Я не сумел полностью отстраниться от даамонцев, воспринимая их просто частью Хиреста. Нас породила разная кровь, но приняла одна стихия, укрывшая в своей обители тех, кого весь мир определил чужаками. Даамонцы мой народ, я буду считать так всегда...

Всего в Хиресте сейчас проживает десяток первых их людей. В большинстве своем, это обычные горожане Минаса, но и тройка храмовников нашлась. Не считая Аласты. Буря ее эмоций до сих пор не улеглась, и я даже не берусь судить о том, что конкретно ее породило. Поводов для помешательства у нее достаточно, за это я не вправе ее судить. Но и допустить к ответственной работе я не могу. Ладно, армия, там вклад каждого солдата растворяется в общей массе. С разломщиками все иначе: меньше отряды, опаснее задания, соответственно и цена ошибки гораздо выше. В моей армии разломщики – элита, из нервов каждого из них канаты можно вить. А Аласта... не подходит она.

– Но...

–Без «но»! – Рыкнул я, с раздражением ухнув кулаком по столу. Звякнули склянки с чернилами, но, к счастью, остались невредимы. – Аласта... – начал я, с усилием подавляя злость, – ...я не знаю, почему ты решила, что как-то выделяешься на фоне остальных. Решения по кадровому распределению принимаются на местах офицерами. И если тебя не взяли, значит, так тому и быть. Считаешь себя воином? Вступай в армию! Тем более, что ты давно утратила связь со стихией...

– В отличие от тебя, да, Лорд Тьмы? – Прыснула ядом даамонка. – Хранишь секреты, не делясь ими даже со своим народом. – Аласта картинно изобразила мысленный процесс, будто ее осенила долгожданная идея:

– Хотя, о чем это я? Ты ведь никогда не был даамонцем! Сын демона и датарийской шлю...

– Пошла вон... – стиснув зубы, прошипел я. Лампы в кабинете трусливо затрепыхались и погасли, а серебристое свечение Геллара затмила собой непроницаемая завеса Тьмы. Мне хотелось разорвать на части это жалкое семя первородных, но я мысленно намотал на кулак цепи, сковывающие шеи моих внутренних демонов, не давая им вырваться наружу.

– Господин! – Без стука ворвался в кабинет Кирук. Он часто делал так, но меня почему-то совсем не злило такое поведение слуги. Возможно потому, что я не готов становиться господином, по крайней мере, в душе. А к друзьям и соратникам отношение совсем не такое, как к прислуге. И сейчас, глядя, как раскалились трещины на теле плотхолийца, я, вдруг, успокоился. Племя Кирука платит свою цену за силу, дарованную стихией. В их случае – это боль. Кожа, покрывающаяся коркой, лопается подобно горной породе под натиском жидкой магмы. Это даже выглядит болезненно...

– Успокойся, Кирук, – с усилием смягчив голос, привлек я внимание адъютанта, – гостья уже уходит. Будь добр сопроводи ее к выходу.

– Я не... – резко изменилась в лице Аласта. Не знаю, что за переключатель таится в характере девушки, но мне эти эмоциональные качели не нужны. Пусть катится ко всем чертям, что хозяйничают теперь в ее голове. Возможно, так было и раньше, не знаю... Порой мир порождает излишне скользких змей. Еще вчера она скулила побитой собакой, а сегодня скалится на того, кто протянул ей руку помощи, принимая это данностью...

– Я все сказал.

Дождавшись, когда кабинет опустеет, голос подала Луарис:

– Вот, ты говоришь, что мы, Боги, плохо понимаем смертных...

– Я так говорил лишь за тебя, Лу.

– Не важно! – Фыркнула Богиня. – Пусть я и не видела путь этой смертной, но могу назвать тебе последовательность ее эмоций.

– Просвети... – устало пробурчал я, понимая, что Богиня просто так от меня не отлипнет.

– Завышенный фон самокритики, тщательно скрываемый показным самомнением, привел ее к катастрофе. Такие люди как она, никогда не признают вину, перекидывая ее на плечи окружающих. Всегда кто-то был виноват в ее неудачах. Уверена, что ее нахождение в Пустошах, она так же принимает злой волей кого-то другого. Сломанная душа восстала из гниющей лужи, окутав себя белоснежной простыней. И теперь она ждет похвалы от всего мира. Ведь, в отличие от ошибок, ее успехи – это только ее заслуга.

– Ничего нового ты мне не открыла, Лу.

– А знаешь, что последует за тем, что мы и так видим? – С ухмылкой пропела Луарис.

– Что?

– Месть!

– Слишком многие жаждут моей смерти, и чем меньше их сегодня, тем больше их становится завтра. Я давно принял для себя эту истину.

– Я предупредила...

– Спасибо, Лу. Постараюсь учесть этот факт. – Искренне поблагодарил я Богиню, и полный решимости, направился в свою комнату.

Эта ночь, на удивление, стала полноправной хозяйкой моего сознания, не отпуская его из своих мягких объятий. Уже три месяца я не могу нормально выспаться, терзаемый кошмарами. А сегодня спал, полностью окутанный темной пустотой. И только это помогло мне не окунуться в отчаяние, когда глаза обожгло горячим металлом.

Я рывком поднялся на ноги, судорожно осматривая свою опочивальню. Никаких изменений, на первый взгляд, я не обнаружил. В камине беззвучно плясал одинокий огонек, чье пламя породил стихийный кристалл. Он трусливо касался стен и потолка, вскользь цепляя застывшие пейзажи на картинах. Легкий ветерок, просочившийся в приоткрытое окно, беззастенчиво игрался со шторами, принося с собой осколки фраз уличного многоголосья. Все, как обычно. Только вот голоса доносятся тревожные, а картина мира неустанно окрашивается в красные тона. Я слишком часто сражаюсь, в последнее время, и принял за норму то, что ей не является.

– Жатва... – прошептали мои пересохшие губы.

Это слово подхватил с собой ветер, множа его разной тональностью по улицам Хиреста.