В комнате было трое: двое взрослых и ребенок. И в этих до боли знакомых призрачных силуэтах угадывались ее родители. Они беззаботно играли с ребенком, что звонко и заливисто смеялся, прыгая вокруг женщины. Посмотрев внимательнее, она отшатнулась, узнав в ребенке саму себя.

Мама нежно гладила дочку по черным, как смоль, волосам, подавая ей одну за другой игрушки, тепло улыбаясь. Отец, подперев рукой щеку, умилительно наблюдал за женой и дочкой, попивая чай из сервизной кружки с цветочным узором, на котором были изображены маленькие, синие незабудки. И вот опять меж ребер предательски заныло сердце, скованное тоской. Они выглядели счастливыми и беззаботными, ровно такими же, какими их запомнила Син.

Мамины каштановые волосы, густые и блестящие, были аккуратно собраны в пучок на затылке, а выбившиеся пряди непокорно ниспадали прямо на лицо. Она то и дело сдувала их, но они продолжали лезть в серые глаза женщины. Мамины глаза. Как давно она их не видела и как же сильно она скучала по ним, по ее нежному голосу, что успокаивал сердце и душу. Мягким рукам, что заплетали ей косы перед сном, нежно перебирая пряди, и рассказывая сказки на ночь. По ее голосу, желающему спокойной ночи, такому родному и убаюкивающему. По ее запаху. Родному материнскому запаху. Будь ее воля, Син бы заперлась в шкафу с маминой одеждой, уткнулась в подол одного из платьев, болтающихся на вешалке, и завыла белугой. Но все что она могла — безмолвно открывать и закрывать рот, словно рыба, выброшенная на берег, пытаясь сказать что-то.

Отец. Джонатан молча улыбался, наблюдая за увлеченный игрой дочери с женой. Его холодные голубые глаза каждый раз наполнялись теплом глядя на Син. Теплом, которое он так бережно преподносил ей, бесценным даром от любящего отца. Отец делал все возможное, чтобы его дочь была счастлива. Он не так часто проводил с ней время, но каждое мгновение отчетливо отпечаталось в памяти Син. Она помнила, как отец, возвращаясь домой, приносил ей новые игрушки и кружил малышку на руках, подкидывая её к потолку, от чего у маленькой Син захватывало дух, а звонкий смех разливался по всему дому. Но это было давно. Сейчас бы отец удивился, какой большой выросла Син, и как сильно была на него похожа — такая же серьезная, и с такими же, полными тоски, голубыми глазами.

Образы родителей постепенно размывались, сливаясь со стенами. Син тряхнула головой, посмотрев по сторонам и вышла, аккуратно прикрыв за собой скрипучую дверь. В коридоре заметно потемнело, свечи почти догорели. В груди расползалось пакостное предчувствие. Чуть дальше по коридору раздавались встревоженные голоса родителей. Тихой поступью Син кралась к плотно закрытой двери, словно хищник.

Аккуратно положив на нее ладони, она осторожно прислонила к ней ухо, тщательно вслушиваясь в разговор. Отец, явно встревоженный, говорил на повышенных тонах, и, судя по шагам, нервно ходил из стороны в сторону. Мама тихо успокаивала его, но ее голос казался ещё более встревоженным.

— Как мы можем… — начала Амелия, но ее грубо перебил Джонатан.

— У нас не остаётся другого выбора, нужно запечатать проклятье.

— Я прекрасно это знаю! — вспылила Амелия. — Но Корнелиус найдет лазейку! Ты же знаешь это!

— Довольно, Амелия…Все уже решено. — отрезал отец уставшим голосом.

Дверь перед Син начала растворяться, словно мираж, ладони медленно проваливались в нее, словно в зыбучие пески, сковывая каждое движение. Изо всех сил она пыталась освободить хотя бы одну руку, но все попытки были тщетны. Из расплывающейся двери стали показываться лица — бледные, искаженные гримасами, как будто вырезанные из кошмаров. Одно из них вылезло прямо на уровне лица Син, и противно оскалилось, обнажая желтые острые зубы. Паника нарастала. Свечи в коридоре гасли одна за другой, приглашая госпожу тьму обратно в гости. Син принялась вырываться ещё яростнее, но безуспешно. Дверь затягивала её все сильнее. Мгновение до столкновения с мраком.

— Ах!

Син вскочила, судорожно осматриваясь по сторонам. Это опять был всего лишь кошмар, один из тех, что преследовали ее по ночам, заставляя вскакивать, пропитанной холодным потом, хватаясь за горло, тяжело дыша. В комнате ничего не изменилось: занавески плотно смыкались, не пропуская лунный свет, на прикроватной тумбочке стояли маленькие часы, надоедливо тикая, постель пропииталась потом. Все как обычно. Запустив одну руку в волосы, а второй потирая глаза, Син устало упала на мягкий матрас, головой утопая в подушке. Что же это было? Странный сон или обрывки воспоминаний ребенка? Какое проклятье? Где его запечатали? И опять ко всему был причастен Корнелиус, разумеется. Очередные загадки, не дающие спать по ночам, душащие своей недосказанностью, и требующие ответов.

Утро наступило неприлично быстро. Син, казалось, только закрыла глаза, утопая в спасительном небытие, как тут же, словно ураган, Сьюзен ворвалась в комнату, распахивая тяжелые занавески, впуская яркий, ослепляющий свет. Сегодня девушка явно спала дольше обычного, ведь на улице рассвело, а она привыкла просыпаться рано утром в потёмках, встречая рассвет на ногах.

— Мисс, завтрак уже давно готов, а господин Дэй ждёт Вас! — суетливо лепетала женщина, семеня по комнате.

Перевернувшись набок и выругавшись про себя, Син спустила одну ногу с кровати, соприкасаясь с холодным полом, и вздрогнула.

— Брр, и давно здесь так холодно… — тихо возмутилась Син.

Возможно виной всему была ее ночная рубашка, пропитанная потом. Так или иначе, Син встала, быстро прошмыгнув в ванну к умывальнику, включая теплую воду и засовывая под нее ледяные кисти рук. Бедняга все ещё тряслась от холода, но теплая вода позволила расслабиться хотя бы на мгновение. Умывшись, Син оделась на скорую руку и спустилась на первый этаж, в гостиную, где ее уже ждал Дэй. Парень, как и всегда, был в строгом черном костюме, с расстегнутыми верхними пуговицами рубашки. Заметив Син, он выпрямился, как по команде, застегнул на ходу пиджак и сделал пару шагов навстречу девушке.

— Как ты? — с беспокойством в голосе спросил он, слегка нахмурив брови.

— Как ты? — одновременно с ним, почти в унисон спросила Син.

Оба замолчали, заливаясь краской от неловкости момента. Первым, желая разрядить обстановку, заговорил Дэй.

— Все хорошо, это ведь не меня ранили, — отшутился парень, хотя в его голосе все еще чувствовалась нотка беспокойства, а губы нервно дернулись. — А как ты?

— Я в порядке, спасибо, что спросил, — промолвила Син, убирая выбившуюся прядь волос за ухо, пытаясь спрятаться от его пристального взгляда.

— Ну, нам пора, — произнес Дэй, пытаясь казаться непринужденным.

Они перенеслись в совершенно незнакомое Син место. Здесь не было и намека на жизнь, лишь мрачная атмосфера, и одиноко возвышающийся покосившейся дом. Снег, укрывающий землю вокруг дома толстым слоем, хрустел под ногами, словно кости, и наметался сугробами у самых стен дома. Ветер, словно голодный зверь, метался вокруг дома, срываясь с крыши, завывая в щелях. Его пронизывающие порывы пробирали до костей, не оставляя ни единого шанса согреться.

Одинокий домишко, тонущий в снегах, стоял особняком, дальше был только бескрайний лес. Неровные стены дома покрыты копотью из дымохода, деревянные рамы, некогда окрашенные, но теперь краска облупилась, обнажив изъеденное временем дерево, смотрели своими пустыми глазницами, а стекла потрескались и помутнели от пыли и мороза, словно глаза покойника.

Пока они дошли до дома, Син успела запыхаться: ноги вязли в снегу, одежду то и дело продувал ветер, холодя все её внутренности, волосы летели прямо в лицо вместе со снегом, попадая в рот и глаза. Путь был короткий, но изнуряющий. Встав перед хлипкой дверью, Син на секунду помедлив, вопросительно посмотрела на Дэя. Тот лишь кивнул, давая добро. Девушка неуверенно постучалась, но ответом ей была тишина, лишь ветер надрывно завывал. Казалось, ещё немного и он сорвёт крышу с этого несчастного дома. Деревья в лесу шумели и сгибались, но после ещё пары стуков за дверью все же раздался глухой и скрипучий голос.