Дьявол!

В какой же нелепой ситуации я оказался.

Селин вовсе не выглядела больной, но её взгляд… Встревоженный, словно она хотела что-то сказать, но не могла.

Я завёл машину, стиснув зубы, и резко тронулся с места. Руль чуть скрипнул под моими пальцами, пока я пытался хоть как-то совладать с нахлынувшими эмоциями.

— Чёрт бы её побрал, — вырвалось у меня сквозь зубы.

Почему она так поступает? Почему говорит одно, а делает другое? Ведь она же сама сказала, что хочет быть со мной. Я ведь чувствовал её искренность. Так откуда теперь это отчуждение? Эти пустые глаза, которые смотрят, но ничего не говорят?

Дорога передо мной расплывалась от бешеного потока мыслей. Всё внутри бурлило — гнев, обида, непонимание. Селин… Она заполнила каждый мой вдох, каждую мысль. И в то же время держала меня на расстоянии. Как это возможно?

Я прибавил газу, сжимая руль ещё сильнее, пытаясь вытеснить её образ из головы.

— Хочет быть со мной, — глухо пробормотал я. — Но делает всё наоборот.

Слова звучали абсурдно. Я хотел разобраться. Понять её. Но, похоже, чем больше я старался, тем дальше она отдалялась.

Я мчался по пустым улицам.

Она же сказала, что хочет быть со мной. Сказала, что всё между ней и Гюставом кончено.

Но сегодня я увидел её по-другому. Её взгляд — он был полон страха и тревоги. И это не тот страх, который возникает от сомнений. Это было что-то большее, глубокое, как будто она боялась за свою жизнь.

Или это всего лишь мои фантазии? Может, я просто не хочу видеть правду? Может, она действительно выбрала его?

Я ударил ладонью по рулю, снова и снова, пока не почувствовал боль в пальцах.

— Проклятье! — выругался я. — Почему всё так сложно?

Машина остановилась у обочины, а я сидел, глядя на тёмную улицу перед собой. В голове крутились сцены сегодняшнего вечера: Гюстав, уверенный и спокойный, словно специально дразнил меня, выставляя Селин своей собственностью. А Селин… Она была напряжённой, словно хрупкая статуэтка, которая вот-вот треснет от прикосновения.

Я достал телефон и какое-то время просто смотрел на экран. Никаких сообщений, никаких звонков. Ничего от неё.

Может, это действительно конец? Может, она просто не решилась сказать мне прямо?

Но тут я вспомнил её руки. Как они дрожали, когда она ставила чай передо мной. Её голос, когда она ответила Гюставу. Это был не голос женщины, которая счастлива. Это был голос пленницы.

Я снова завел машину и поехал домой.

Я вошёл в свой дом, захлопнул дверь и сразу же почувствовал, как пустота навалилась на меня. Ни звука, ни дыхания. Только я, мой гнев и это безумное чувство беспомощности.

Я бросил ключи на журнальный стол в гостиной и рухнул на диван. Мои мысли снова вернулись к её лицу, её глазам, её голосу.

Она боится. Это очевидно. Но чего? Меня? Его?

Я взял телефон, проверил сообщения. Опять ничего.

Почему она молчит?

Я провёл рукой по лицу, чувствуя, как гнев сменяется чем-то более опасным. Если она не может рассказать мне, я сам выясню, что происходит.

Я встал, пошел на кухню, подошёл к шкафу и достал бутылку виски. Открутил крышку, сделал глоток, но вкус алкоголя лишь усилил мою злость. Я выругался и с силой поставил бутылку обратно.

Я вернулся в гостиную, чувствуя, как гнев внутри меня разгорается всё сильнее. Никакое виски не могло его потушить. Я сорвал с себя куртку с такой силой, что она чуть не порвала шов, и бросил её на спинку кресла.

Куртка соскользнула и упала на пол. Я раздражённо пнул её ногой, и поднялся к себе комнату.

Утром я собирался на работу, стоя перед зеркалом в спальне. Застёгивая пуговицу на рукаве, я чувствовал, как раздражение снова накатывает. Эта мелочь всегда отнимала у меня слишком много времени. Десять минут возни, и всё ради одной пуговицы.

— Чёрт побери, — пробормотал я, наконец справившись, и выпрямился.

Взяв часы с тумбочки, я надел их на запястье и бросил взгляд на себя в зеркало. Лицо выглядело уставшим, тёмные круги под глазами напоминали о ночи, проведённой в мучительных размышлениях.

Ладно, пора ехать, — подумал я, направляясь к двери.

Спускаясь вниз, я услышал лёгкий скрип половиц под ногами. В доме царила тишина, нарушаемая только моими шагами. На мгновение мне показалось, что я снова услышал её голос, как будто эхо из прошлого.

Я подошёл к вешалке, но куртки на ней не оказалось. Вспомнил, что бросил её где-то в гостиной вчера вечером.

Конечно, снова пришлось вымещать гнев на вещах, — подумал я с усмешкой, направляясь в гостиную.

Куртка валялась на полу у кресла, и я наклонился, чтобы поднять её. Пока отряхивал её, что-то выскользнуло из кармана и упало на пол.

— Что за… — пробормотал я, поднимая небольшой сложенный листок бумаги.

Я никогда не мусорил в доме, а тем более не хранил бумагу в своих карманах.

Я развернул его, и взгляд упал на короткое сообщение.

«Прости, что я не могла с тобой связаться. Телефон у Гюстава. Будь осторожен, Арман. Он вооружён.»

В горле пересохло, а пальцы сжали записку так сильно, что она едва не порвалась. Сердце застучало громче. Это её почерк. Без сомнений.

Я застыл, перечитывая слова снова и снова. Мысли рванулись в беспорядке: Как она успела это сделать? Когда? А я… как я мог сразу этого не заметить?

Записка жгла ладонь, словно проклятие. Теперь всё встало на свои места: её тревога, напряжённый взгляд, странное поведение Гюстава.

Я выпрямился, всё ещё сжимая записку. В голове мелькнуло лишь одно: я не могу оставить её там.

Значит она говорила с ним о разводе.

Я накинул на себя куртку, и сразу же побежал к своей машине.

Дверь захлопнулась за мной с гулким звуком, который эхом отозвался в тишине улицы. Я запрыгнул в машину, завёл двигатель и рванул с места, не задумываясь о направлении. Всё, что я знал, — я должен что-то сделать.

Селин. Её лицо, её взгляд, этот проклятый страх. А теперь ещё и записка. Она знала, что я найду её, но… почему не сказала больше? Чего она боялась? Или, может, у неё просто не было времени?

Гюстав вооружён.

Эти слова звенели в моей голове, заглушая всё остальное. Значит он достал оружие.

Плевать. Плевать, что он вооружён. Он просто не понимает, на что я способен, когда во мне закипает гнев.

Гюстав. Этот мерзавец. Его поведение вчера — это был всего лишь спектакль. Показное хладнокровие, притворная уверенность. Он пытался доказать, что он главный. Что она принадлежит ему.

Я остановил машину рядом с их зданием и остался ждать, наблюдая за входом. Через несколько минут Гюстав вышел. Держа куртку в одной руке, другой он открыл дверь своей машины. Его движения были ленивыми, самоуверенными — типичное поведение человека, который считает, что весь мир у его ног.

Я понял: он собирается на работу. Я не спешил, ждал, пока он уедет.

— Давай же, поезжай, — пробормотал я, сжав руль так, что пальцы побелели.

Мотор его машины ожил, и я наблюдал, как он выехал с парковки, исчезая за углом. Дорога была чиста.

Теперь мой ход.

Как только он скрылся за углом, я выдохнул, сжал пальцы на руле и вышел из машины.

В багажнике у меня всегда был небольшой набор инструментов — привычка, оставшаяся от прошлого, когда я ещё сам чинил свою машину. Достал его и направился к их квартире.

Поднявшись на нужный этаж, я остановился перед дверью. Деревянная, старая, замок выглядел довольно простым. Никаких камер поблизости. Отлично.

Сначала я несколько раз постучал в дверь и звал её, но не услышал ни звука. Поняв, что ситуация кажется подозрительной, я решил войти внутрь.

Я присел, чтобы изучить замок, достал тонкий металлический стержень из набора и начал возиться с ним. Адреналин бил в висках, но я не мог позволить себе ошибиться.

— Давай, давай, чёрт побери, — пробормотал я сквозь зубы, ощущая, как замок начинает поддаваться.